«Ну, хорошо, что была напрасная тревога, — думал он, — но кто поручится, что сейчас не вспыхнет настоящий пожар? А что будет тогда? Моего стука никто не слыхал и никто не явился ко мне, а я заперт. Кто имел право запереть меня? Если этот доктор Герман — великий магистр, то все-таки он не имеет права запирать меня на случай пожара… А вино у него великолепное! Что правда, то правда! Но вино — вином, а я не хочу сгореть вместе со всем домом, да и вообще не хочу быть под ключом. Я. наконец, имею придворное звание… Что он, в самом деле, думает?.. Не хочу быть под замком! »
Тротото встал, решительно направился к двери, постучал и прислушался. Полное безмолвие было ему ответом.
— Ах, если так! — вдруг крикнул камер-юнкер во весь голос и только что собрался снова приняться колотить в дверь, как она отворилась и на ее пороге показался Герман.
Доктор не мог сдержать искреннюю улыбку при виде зрелища, которое являл собою господин камер-юнкер, стоявший с поднятыми кулаками в полотняном спальном халате и в ночном колпаке.
— Что с вами? Тише! — произнес он успокоительно. Доктор был в своем черном обыкновенном кафтане и, по-видимому, не раздевался и не ложился спать с вечера. При появлении Германа Тротото сразу стих и даже как будто сконфузился.
— Я ничего, — бормотал он. — Меня тут случайно заперли, а между тем нам угрожала опасность пожара.
— Да, да, в самом деле, — протянул доктор, входя. — Только я могу успокоить вас, никакой опасности не угрожало.
Он сел в кресло и положил ногу на ногу, как человек, собирающийся начать разговаривать.
— А пожар? — спросил Тротото.
— Я сейчас объясню вам.
— Дело в том, что я и сам сообразил, что все это была фальшивая тревога.
— Давшая возможность получить документы.
— Что вы говорите? Документы получены вами?
— Вот они! — И доктор, вынув из кармана пачку документов, перевязанных черным шнуром, положил их на стол перед удивленным Тротото.
— Каким образом вы достали это и как помогла вам тут фальшивая тревога пожара? — воскликнул тот. — Я ничего не понимаю.
— А между тем это так, — ответил доктор. — Фрейлина Малоземова приехала ночью в сопровождении Проворова, как я и ожидал.
— Почему вы знали, что они приедут, и ждали их?
— Мой милый Артур Эсперович, это произошло просто: стоило только подкупить бравых молдаван, везших дормез фрейлины, и на повороте с большой дороги к моей усадьбе колесо в дормезе оказалось настолько ненадежно, что явилась настоятельная необходимость заехать куда-нибудь для его исправления. Ну, конечно, фрейлина Малоземова отдала предпочтение скромному жилищу иностранца-помещика, европейца, и вот она у меня в гостях вместе с кавалером Проворовым.
— Гениально! — воскликнул Тротото. — Но документы, документы… Как вы достали их?
— Если вы помните, для этого необходимо было прежде всего узнать, куда их прячет Проворов. Ну, как только Малоземова и ее кавалер стали располагаться у меня на ночлег, на дворе была поднята тревога пожара. Проворов стремглав кинулся из дома к дормезу и открыл место, где у него были спрятаны документы… представьте себе: просто-напросто в привязанном бауле сзади кузова.
Тротото закатил глаза под лоб и еще раз воскликнул:
— Гениально!
— Проворов успокоился, узнав, что тревога оказалась фальшивою, — я очень извинялся перед ним за беспокойство, — и велел перенести баул в отведенную ему комнату, где он спит теперь крепким сном.
— Понимаю!.. Достать документы из баула было делом одной минуты, и они у вас!
— Вы замечательно догадливы, Артур Эсперович.
— Ну еще бы! Вероятно, Проворов спит не без данного ему в питье средства… Что вы ему дали?
— Ну, это к делу не относится. Теперь речь должна идти о вас.
— Обо мне? — удивился Тротото. — Но при чем же тут я, радость моя?
— Ну как же! Ведь документы достали вы.
— То есть как это — я? Этого я тоже не пойму хорошенько.
— Само собою разумеется. По некоторым соображениям я не хочу, чтобы знали, что это дело — моих рук, и уступаю всю честь успеха вам.
— И дадите знать в ложе, что я спас братьев от серьезной беды?
— Вот именно, и надеюсь, что братство не оставит без внимания ваших заслуг и наградит вас по крайней мере возведением в несколько высших степеней сразу.
— Доктор, чем мне отблагодарить вас?
— Ничем, только строгим исполнением своего долга.
— В этом отношении я весь к вашим услугам.
— Отлично. Значит, вы оденетесь сейчас и поедете по направлению Петербурга.
— Зачем?
— Да чтобы как можно скорее отвезти документы. Я поручаю их вам самому доставить.
— В Петербург?
— Нет, вы поедете отсюда лишь по направлению Петербурга, чтобы запутать свой след, а затем свернете в Австрию и через Германию отправитесь во Францию, где передадите документы братьям.
— Значит, вы отправляете меня за границу, даже в Париж? Но это восхитительно. Только, моя радость, как же средства? У меня личных средств не хватит.
— На первое время вы получите от меня, а затем я вам дам маршрут и указания, где вам будут выдавать все, что вам нужно.
— Но, моя радость, это чудесно. Я в восторге! Только как же это вы говорите, чтобы одеться и ехать? Вот видите, я что-то плохо спал эту беспокойную ночь, и мне хочется отдохнуть. Я засну до утра, а завтра с новыми силами двинусь в путь. Это будет очаровательно!
— Господин камер-юнкер, вы поедете немедленно, иначе вам не видать документов, и я поеду сам вместо вас. Дело слишком важно, чтобы откладывать его!
— Ну зачем же, моя радость, такие крайние меры? Я только беспокоюсь насчет экипажа. Или вы дадите мне свою берлину?
— Вы поедете в бричке Проворова.
— А он сам?
— О нем не беспокойтесь: это будет мое дело.
— Но вы намекали насчет денег и подорожной, то есть маршрута.
— Все уже готово. Когда вы оденетесь, я передам вам портфель со всем, что нужно.
Менее чем через час после этого из ворот усадьбы выехала бричка, и в ней сидел закутанный в салоп Тротото.
III
Отъезд Артура Эсперовича совершился настолько негласно, что никто в доме не знал, кто именно отправился в бричке. Впрочем, никто и не видел, как Герман привез камер-юнкера накануне, потому что никто не встречал их. Даже поднявшаяся с петухами Нимфодора могла узнать лишь, что сопровождавший их экипаж-бричка уже отправилась в дорогу, а так как она не могла предположить, что в бричке уехал кто-нибудь другой, кроме Проворова, то была уверена, что именно он и поспешил вперед. Она в свою очередь поспешила разбудить госпожу Малоземову, и та, узнав, что брички уже нет, заторопилась ехать, тем более что ей доложили, что теперь колесо дормеза в полной исправности и доедет хотя бы до самого Петербурга без всякой починки.
Малоземова велела очень благодарить гостеприимного хозяина, давшего ей приют, и извиниться перед ним, что она столь стремительно уезжает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56