Но в следующую минуту она вся напряглась и отстранилась от него. Сердито смахивая с лица слезы, она словно щитом отгородилась от него гордостью.
— Мне безразлично, что ты собираешься делать, Трэвис, — холодно проговорила она. — Я сделаю все, что в моих силах, и если тебе этого мало, то тогда я не знаю, чего еще тебе нужно. Поступай так, как велит тебе долг, начальник полиции Кинкейд. А мне все равно.
Сэм и Трэвис не разговаривали вот уже целых два мучительных дня. Гордость Сэм и злость Трэвиса так накалили это молчание, что атмосфера стала просто удушливой. Трэвис с головой ушел в работу, пытаясь справиться с угрозами Рейфа Сандоваля, и отчаянно рыскал в поисках хоть каких-нибудь улик, проливающих свет на таинственное исчезновение Билли, а Сэм тем временем слонялась по дому под бдительным оком Элси. У Сэм было так тяжело на душе, что она не знала, до каких пор сможет выдерживать эту пытку. Вот когда она поняла, что значит лишиться надежды, чувствовать, что тебя предали. Радость ушла из ее жизни. Даже мысли о будущем ребенке не скрашивали ее горе. Как она могла быть счастлива, если отец ее ребенка мог так подвести ее?
Каждый день казался ей нескончаемым; каждый час превращался в унылую вечность. Посидев раза два с ней за столом в тягостном молчании, Трэвис почел за лучшее посещать ресторанчик на той же улице, что и полицейский участок. Хотя она каждый вечер с нетерпением ждала звука его шагов по лестнице, он неизменно задерживался допоздна и приходил домой только тогда, когда она уже спала. Очередную бессонную ночь он провел в прежней комнате Сэм. Сэм убеждала себя, что это даже к лучшему. Она понимала, что у нее разорвалось бы сердце, если бы он приходил к ней сейчас и изображал пародию на их любовь.
На третий день и Сэм и Трэвис стали похожими на ходячих мертвецов, с темными кругами под глазами, свидетельствующими о бессонных ночах и об упадке духа. Элси начала беспокоиться, не разучились ли они улыбаться, и обнаружила, что тоскует по тем прошлым дням, когда они без конца скандалили и набрасывались друг на друга. Даже это было бы лучше, чем эта жуткая, изматывающая нервы завеса молчания, повисшая между ними. Элси попыталась разжечь между ними настоящую ссору, но ни один из них не клюнул на ее приманку. Было похоже, что они как бы смирились под ударами судьбы, и Элси переживала до слез.
На третий день Элси попыталась уговорить Сэм пойти в гости к Альме Олдрич, но неожиданно в дом ворвался Трэвис. Увидев их в гостиной, он резко остановился. Тысяча эмоций промелькнула по его лицу, когда он с жадностью всматривался в глаза Сэм, словно не знал, что ему сказать, что сделать. Наконец он медленно двинулся к ней, а подойдя, остановился и упал на колени. Взял ее похолодевшие руки в свои и проговорил дрогнувшим голосом, умоляюще глядя ей прямо в глаза:
— Сэм, я виноват перед тобой. О Господи, любовь моя, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
Первое, что пришло в голову Сэм, была мысль о Билли, и она испугалась, не случилось ли с ним самого худшего. Она с такой силой сдавила руку Трэвиса, что у него хрустнули кости.
— Что-нибудь с Билли? — воскликнула она, терзаемая страхом. — Он мертв?
— Нет! О нет, Сэм! Будь я проклят, что так напугал тебя. Ничего подобного! Любимая, я опять свалял дурака!
Когда ее смертельно бледное лицо вновь порозовело, она с тревогой спросила:
— Тогда что же случилось?
— Ты была абсолютно права, а я, как слепой, ничего не видел. Наконец пришла телеграмма от тетки Нолы из Миннесоты. Ее, оказывается, доставили не по адресу. Нола, как выяснилось, и не собиралась приезжать к ней. Как только я об этом узнал, я допросил кондуктора утреннего поезда, и он вспомнил, что она сошла в Далласе. Сегодня утром Чес поехал туда, и несколько минут назад я получил от него телеграфное сообщение. Одна девушка, описание которой совпадает с внешностью Нолы, закупила продовольствие и двух лошадей в одной из платных конюшен и уехала за день до исчезновения Билли. С тех пор ее никто не видел.
Сэм начало трясти. Тягучие горячие слезы потекли по ее щекам. Она сидела и неотрывно смотрела на мужа, но все еще молчала. Она была похожа на плачущее изваяние.
— Сэм, прошу тебя, — взмолился Трэвис. — Накричи на меня! Ударь меня, если хочешь! Скажи, какой я беспросветный дурак! Только не сиди и не смотри на меня так! Милая, прости меня. Прости, что я не верил тебе! До конца жизни я не прощу себе, что так заставил тебя страдать. Но если ты хоть немного любишь меня и нашего будущего ребенка, пожалуйста, скажи, что ты понимаешь меня. Скажи, что ты не возненавидела меня.
Когда Сэм заговорила, ее голос звучал так тихо и так дрожал, что ему пришлось напрягать слух, чтобы услышать ее:
— Во мне нет к тебе ненависти, Трэвис, но ты очень глубоко обидел меня. Я думала, что ты начал доверять мне, что мы начали верить друг другу. Неужели ты не видел, что я больше никуда от тебя не денусь, что я не хочу больше ссориться с тобой? Неужели ты так и не понял, что я счастлива оттого, что у нас будет ребенок?
— Я видел все это, — признался он, — но я видел и то, что ты хотела, чтобы Билли вышел из тюрьмы. Поэтому ты первой попала под подозрение, когда он сбежал. Я ошибся и не прощу себе этого никогда. Я не хотел обижать тебя, Сэм, но мне и самому было очень больно. При мысли о том, что ты можешь быть виновна, у меня все так и переворачивалось внутри.
— Ах, Трэвис! Как же нам покончить со всем этим? — Она взглянула на него глазами раненого олененка. — Это правда, я действительно хотела, чтобы Билли освободился, и, быть может, если бы Нола меня не опередила, я бы и сама попыталась что-нибудь сделать. Но я не знаю. Не уверена. Теперь-то мы так и не узнаем этого. Однако я знаю, что, если бы его повесили, я бы тоже умерла.
Она глубоко вздохнула, как бы набираясь сил перед тем, как высказаться, до конца. Слабая улыбка заиграла на его губах.
— У нас с тобой все с самого начала пошло не так, — неуверенно проговорила Сэм, отводя глаза, но тут же снова поднимая их, словно не по своей воле. — Может, я выбрала неподходящее время для откровенного разговора, но раз уж я нашла в себе силы признаться в худшем, то мне стоит признаться тебе и кое в чем еще. — Она остановилась, чтобы перевести дух, по ее лицу пробежало мимолетное сомнение, а Трэвис мысленно приготовился вынести все, что бы она ни сказала ему. И тогда, тихо, почти со страхом, она произнесла: — Я люблю тебя, Трэвис.
Шумный вздох вырвался из груди Трэвиса. Это был вздох огромного облегчения и потрясения. Облегчения потому, что Сэм могла признаться ему в чем-то ужасном, а потрясения — потому что он своими ушами услышал от нее признание в любви. Элси, присутствовавшая при этом, глубоко утонула в кресле, ее губы шевелились в благодарственной молитве, но ни Сэм, ни Трэвис не замечали ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
— Мне безразлично, что ты собираешься делать, Трэвис, — холодно проговорила она. — Я сделаю все, что в моих силах, и если тебе этого мало, то тогда я не знаю, чего еще тебе нужно. Поступай так, как велит тебе долг, начальник полиции Кинкейд. А мне все равно.
Сэм и Трэвис не разговаривали вот уже целых два мучительных дня. Гордость Сэм и злость Трэвиса так накалили это молчание, что атмосфера стала просто удушливой. Трэвис с головой ушел в работу, пытаясь справиться с угрозами Рейфа Сандоваля, и отчаянно рыскал в поисках хоть каких-нибудь улик, проливающих свет на таинственное исчезновение Билли, а Сэм тем временем слонялась по дому под бдительным оком Элси. У Сэм было так тяжело на душе, что она не знала, до каких пор сможет выдерживать эту пытку. Вот когда она поняла, что значит лишиться надежды, чувствовать, что тебя предали. Радость ушла из ее жизни. Даже мысли о будущем ребенке не скрашивали ее горе. Как она могла быть счастлива, если отец ее ребенка мог так подвести ее?
Каждый день казался ей нескончаемым; каждый час превращался в унылую вечность. Посидев раза два с ней за столом в тягостном молчании, Трэвис почел за лучшее посещать ресторанчик на той же улице, что и полицейский участок. Хотя она каждый вечер с нетерпением ждала звука его шагов по лестнице, он неизменно задерживался допоздна и приходил домой только тогда, когда она уже спала. Очередную бессонную ночь он провел в прежней комнате Сэм. Сэм убеждала себя, что это даже к лучшему. Она понимала, что у нее разорвалось бы сердце, если бы он приходил к ней сейчас и изображал пародию на их любовь.
На третий день и Сэм и Трэвис стали похожими на ходячих мертвецов, с темными кругами под глазами, свидетельствующими о бессонных ночах и об упадке духа. Элси начала беспокоиться, не разучились ли они улыбаться, и обнаружила, что тоскует по тем прошлым дням, когда они без конца скандалили и набрасывались друг на друга. Даже это было бы лучше, чем эта жуткая, изматывающая нервы завеса молчания, повисшая между ними. Элси попыталась разжечь между ними настоящую ссору, но ни один из них не клюнул на ее приманку. Было похоже, что они как бы смирились под ударами судьбы, и Элси переживала до слез.
На третий день Элси попыталась уговорить Сэм пойти в гости к Альме Олдрич, но неожиданно в дом ворвался Трэвис. Увидев их в гостиной, он резко остановился. Тысяча эмоций промелькнула по его лицу, когда он с жадностью всматривался в глаза Сэм, словно не знал, что ему сказать, что сделать. Наконец он медленно двинулся к ней, а подойдя, остановился и упал на колени. Взял ее похолодевшие руки в свои и проговорил дрогнувшим голосом, умоляюще глядя ей прямо в глаза:
— Сэм, я виноват перед тобой. О Господи, любовь моя, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
Первое, что пришло в голову Сэм, была мысль о Билли, и она испугалась, не случилось ли с ним самого худшего. Она с такой силой сдавила руку Трэвиса, что у него хрустнули кости.
— Что-нибудь с Билли? — воскликнула она, терзаемая страхом. — Он мертв?
— Нет! О нет, Сэм! Будь я проклят, что так напугал тебя. Ничего подобного! Любимая, я опять свалял дурака!
Когда ее смертельно бледное лицо вновь порозовело, она с тревогой спросила:
— Тогда что же случилось?
— Ты была абсолютно права, а я, как слепой, ничего не видел. Наконец пришла телеграмма от тетки Нолы из Миннесоты. Ее, оказывается, доставили не по адресу. Нола, как выяснилось, и не собиралась приезжать к ней. Как только я об этом узнал, я допросил кондуктора утреннего поезда, и он вспомнил, что она сошла в Далласе. Сегодня утром Чес поехал туда, и несколько минут назад я получил от него телеграфное сообщение. Одна девушка, описание которой совпадает с внешностью Нолы, закупила продовольствие и двух лошадей в одной из платных конюшен и уехала за день до исчезновения Билли. С тех пор ее никто не видел.
Сэм начало трясти. Тягучие горячие слезы потекли по ее щекам. Она сидела и неотрывно смотрела на мужа, но все еще молчала. Она была похожа на плачущее изваяние.
— Сэм, прошу тебя, — взмолился Трэвис. — Накричи на меня! Ударь меня, если хочешь! Скажи, какой я беспросветный дурак! Только не сиди и не смотри на меня так! Милая, прости меня. Прости, что я не верил тебе! До конца жизни я не прощу себе, что так заставил тебя страдать. Но если ты хоть немного любишь меня и нашего будущего ребенка, пожалуйста, скажи, что ты понимаешь меня. Скажи, что ты не возненавидела меня.
Когда Сэм заговорила, ее голос звучал так тихо и так дрожал, что ему пришлось напрягать слух, чтобы услышать ее:
— Во мне нет к тебе ненависти, Трэвис, но ты очень глубоко обидел меня. Я думала, что ты начал доверять мне, что мы начали верить друг другу. Неужели ты не видел, что я больше никуда от тебя не денусь, что я не хочу больше ссориться с тобой? Неужели ты так и не понял, что я счастлива оттого, что у нас будет ребенок?
— Я видел все это, — признался он, — но я видел и то, что ты хотела, чтобы Билли вышел из тюрьмы. Поэтому ты первой попала под подозрение, когда он сбежал. Я ошибся и не прощу себе этого никогда. Я не хотел обижать тебя, Сэм, но мне и самому было очень больно. При мысли о том, что ты можешь быть виновна, у меня все так и переворачивалось внутри.
— Ах, Трэвис! Как же нам покончить со всем этим? — Она взглянула на него глазами раненого олененка. — Это правда, я действительно хотела, чтобы Билли освободился, и, быть может, если бы Нола меня не опередила, я бы и сама попыталась что-нибудь сделать. Но я не знаю. Не уверена. Теперь-то мы так и не узнаем этого. Однако я знаю, что, если бы его повесили, я бы тоже умерла.
Она глубоко вздохнула, как бы набираясь сил перед тем, как высказаться, до конца. Слабая улыбка заиграла на его губах.
— У нас с тобой все с самого начала пошло не так, — неуверенно проговорила Сэм, отводя глаза, но тут же снова поднимая их, словно не по своей воле. — Может, я выбрала неподходящее время для откровенного разговора, но раз уж я нашла в себе силы признаться в худшем, то мне стоит признаться тебе и кое в чем еще. — Она остановилась, чтобы перевести дух, по ее лицу пробежало мимолетное сомнение, а Трэвис мысленно приготовился вынести все, что бы она ни сказала ему. И тогда, тихо, почти со страхом, она произнесла: — Я люблю тебя, Трэвис.
Шумный вздох вырвался из груди Трэвиса. Это был вздох огромного облегчения и потрясения. Облегчения потому, что Сэм могла признаться ему в чем-то ужасном, а потрясения — потому что он своими ушами услышал от нее признание в любви. Элси, присутствовавшая при этом, глубоко утонула в кресле, ее губы шевелились в благодарственной молитве, но ни Сэм, ни Трэвис не замечали ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93