Что, если он расскажет Ноуэлу? Она умрет от смущения.
Когда Тэтчер снова взял ее за руку, выражение его лица было более серьезным, чем обычная маска этакого бесшабашного повесы.
— Не говорите Ноуэлу, что я это сказал, но у него вид мужчины, готового остепениться. Я, конечно, могу ошибаться. Мне совсем не хотелось бы способствовать тому, чтобы на моего приятеля надели кандалы.
Ровена с облегчением поняла, что сам он едва ли будет обсуждать этот разговор с Ноуэлом.
— Думаю, что вы ошибаетесь, мистер Тэтчер. Мысли мистера Пакстона заняты исключительно преследованием Святого из Севен-Дайалса. Я уверена, что сейчас он ни о чем другом и не думает.
— Да, в последнее время Ноуэл стал тяжел на подъем. Похоже, он разучился веселиться. Придется этим заняться. Видите ли, я ему кое-чем обязан, возможно, даже собственной жизнью.
Танец закончился, партнер поклонился Ровене и отошел, а она так и не успела спросить, что означает его последнее высказывание. Девушка нахмурила лоб и повернулась, оказавшись лицом к лицу с самим Ноуэлом.
— Смею ли я надеяться, что у вас еще остался незанятым какой-нибудь вальс? — спросил он, и при звуке его голоса и вступительных аккордов мелодии именно этого танца у Ровены мурашки побежали по спине.
Она открыла было рот, чтобы ответить, но голос пропал. Откашлявшись, она попыталась снова:
— Вам повезло, вальс действительно остался.
— Вот и хорошо, — сказал он и, с улыбкой глядя ей в глаза, повел на танцплощадку.
Ровена не сразу смогла говорить, потому что была полностью поглощена ощущениями, которые вызывали его прикосновения к спине. Когда молчание затянулось, она, наконец, заставила себя сказать то, что считала необходимым.
— Я… я должна извиниться за свое вчерашнее поведение. Высказывание было слишком смелым для леди и абсолютно ненужным.
Она ожидала, что при напоминании об этом на лице Пакстона отразится отвращение, но он лишь крепче сжал ее руку. Взгляд его стал теплым. У нее участилось дыхание.
— Не стану отрицать, что ваше поведение можно было бы считать неподобающим, но лично мне оно доставило огромную радость, — тихо сказал Ноуэл, убедившись предварительно, что никто не прислушивается к их разговору. — Меня больше интересуют побудительные мотивы такого поведения, чем оно само.
Нельзя же сказать ему чистую правду, что она просто хотела его. Что она хочет его даже в данный момент. Это лишь подтвердило бы лишний раз, что она распутница. И в то же время Ровена не хотела рассердить его, как сделала это вчера.
Поэтому она попыталась найти нечто среднее между благородными соображениями, которыми якобы руководствовалась прошлой ночью, и настоящими побудительными мотивами, которые осознала лишь сегодня.
— Я, кажется, не вполне отчетливо мыслила вчера ночью. (Что, правда, то, правда!) Я думала, что смогу и следовать своим склонностям, и попытаться заставить вас отклониться от курса, противницей которого, как вам известно, являюсь.
— Понятно. — Хотя Ноуэл по-прежнему крепко сжимал ее руку, в его глазах появилась некая отчужденность. — Скажите мне, о чем вы некоторое время назад разговаривали с Ричардсом?
Совершенно не ожидавшая такого вопроса, Ровена сбилась с такта и больно наступила партнеру на ногу.
— Ох! Прошу прощения.
Не говоря ни слова, он помог ей снова попасть в такт музыки.
— Мое внимание не так-то просто отвлечь. Вы не ответили на вопрос.
— Я наступила вам на ногу нечаянно, — возразила она для того, чтобы выиграть время, а также потому, что это была чистая правда.
Ноуэл, несомненно, рассердится, если сказать, что она предостерегла Ричардса. Он сочтет это предательством. Она и сама признавала, что это было предательством, хотя и оправданным, учитывая все хорошее, что делал Святой для лондонских бедняков.
Он не стал оспаривать ее оправдания, а просто ждал. Ровена с усилием оторвала от него взгляд.
— Я… я пыталась проверить одно предположение относительно мистера Ричардса, — весьма уклончиво ответила она.
— Что он является Святым из Севен-Дайалса, — сказал он, причем это звучало не как вопрос, а как утверждение.
Девушка сразу же снова взглянула на Ноуэла и увидела, что он смотрит на нее изучающим взглядом.
— Я знала, что вы его подозреваете, — призналась она.
— И теперь Ричардсу это тоже известно? — в его тоне слышался упрек.
К сожалению, Ровена не могла отрицать этого, хотя ей очень хотелось бы. Она просто была не в состоянии лгать этому человеку. Видимо, все-таки не получилось бы из нее хорошего политика.
— Да, — прошептала она, избегая глядеть в глаза Пакстону.
— Видимо, вы уже решили, на чьей стороне, хотя, возможно, скоро поймете, что ошиблись. Вы вмешались в дела, в которых ничего не понимаете, Ровена.
— Откуда вам знать, в чем я разбираюсь, а в чем нет? — Его слова задели ее гордость, и она вздернула подбородок. — Я много читала, — она чуть было не добавила «и писала», но вовремя спохватилась, — в частности о Святом. Полагаю, что понимаю его так же хорошо, как вы.
— Сомневаюсь.
— Кажется, у вас столь же низкое мнение об умственных способностях женщины, как у мистера Ричардса, — разозлившись, резко заявила Ровена. — Похоже, что у меня сложилось неправильное мнение о вас.
Пакстон улыбнулся, но улыбка эта была безжалостная.
— Каждый может составить ошибочное мнение при отсутствии достаточной информации. Я, например, ошибался, и не раз.
О чем он говорит? Что в нем существуют невидимые глазу глубины? Или он имеет в виду мистера Ричардса? Или ее? Правда, это не важно.
— Приходится принимать решения на основе имеющейся информации, не так ли? — задиристо спросила Ровена.
— Но следует стараться при этом не игнорировать факты, видя только то, что желательно видеть.
Танец закончился, и Ноуэл сразу же отпустил Ровену, хотя продолжал смотреть ей в глаза. Наверняка он думал, что она приписывает Ричардсу дополнительные добродетели из-за того, что давно восхищалась этим человеком, хотя это было нелепо. Оба мужчины почти открытым текстом говорили, что Ричардс и есть Святой. Ведь она не придумала это. Это не какие-то глупые фантазии.
— Я горжусь своей объективностью, — сказала она. — Я всегда рассматривала все варианты, прежде чем сделать ход, в чем вы могли убедиться, играя со мной в шахматы.
— Всегда? — Пакстон скептически поднял бровь.
Прошлой ночью она не следовала этому принципу — по правде говоря, все было совсем наоборот. Ровена понимала, что Ноуэл напоминает ей об этом, и почувствовала, что краснеет.
— Почти всегда, — исправилась она, на сей раз не опуская взгляда.
Его лицо озарилось первой за сегодняшний день настоящей улыбкой.
— Я всегда говорил, что восхищаюсь вашей честностью. Если у вас все еще свободен следующий танец, то мы могли бы продолжить разговор за ужином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Когда Тэтчер снова взял ее за руку, выражение его лица было более серьезным, чем обычная маска этакого бесшабашного повесы.
— Не говорите Ноуэлу, что я это сказал, но у него вид мужчины, готового остепениться. Я, конечно, могу ошибаться. Мне совсем не хотелось бы способствовать тому, чтобы на моего приятеля надели кандалы.
Ровена с облегчением поняла, что сам он едва ли будет обсуждать этот разговор с Ноуэлом.
— Думаю, что вы ошибаетесь, мистер Тэтчер. Мысли мистера Пакстона заняты исключительно преследованием Святого из Севен-Дайалса. Я уверена, что сейчас он ни о чем другом и не думает.
— Да, в последнее время Ноуэл стал тяжел на подъем. Похоже, он разучился веселиться. Придется этим заняться. Видите ли, я ему кое-чем обязан, возможно, даже собственной жизнью.
Танец закончился, партнер поклонился Ровене и отошел, а она так и не успела спросить, что означает его последнее высказывание. Девушка нахмурила лоб и повернулась, оказавшись лицом к лицу с самим Ноуэлом.
— Смею ли я надеяться, что у вас еще остался незанятым какой-нибудь вальс? — спросил он, и при звуке его голоса и вступительных аккордов мелодии именно этого танца у Ровены мурашки побежали по спине.
Она открыла было рот, чтобы ответить, но голос пропал. Откашлявшись, она попыталась снова:
— Вам повезло, вальс действительно остался.
— Вот и хорошо, — сказал он и, с улыбкой глядя ей в глаза, повел на танцплощадку.
Ровена не сразу смогла говорить, потому что была полностью поглощена ощущениями, которые вызывали его прикосновения к спине. Когда молчание затянулось, она, наконец, заставила себя сказать то, что считала необходимым.
— Я… я должна извиниться за свое вчерашнее поведение. Высказывание было слишком смелым для леди и абсолютно ненужным.
Она ожидала, что при напоминании об этом на лице Пакстона отразится отвращение, но он лишь крепче сжал ее руку. Взгляд его стал теплым. У нее участилось дыхание.
— Не стану отрицать, что ваше поведение можно было бы считать неподобающим, но лично мне оно доставило огромную радость, — тихо сказал Ноуэл, убедившись предварительно, что никто не прислушивается к их разговору. — Меня больше интересуют побудительные мотивы такого поведения, чем оно само.
Нельзя же сказать ему чистую правду, что она просто хотела его. Что она хочет его даже в данный момент. Это лишь подтвердило бы лишний раз, что она распутница. И в то же время Ровена не хотела рассердить его, как сделала это вчера.
Поэтому она попыталась найти нечто среднее между благородными соображениями, которыми якобы руководствовалась прошлой ночью, и настоящими побудительными мотивами, которые осознала лишь сегодня.
— Я, кажется, не вполне отчетливо мыслила вчера ночью. (Что, правда, то, правда!) Я думала, что смогу и следовать своим склонностям, и попытаться заставить вас отклониться от курса, противницей которого, как вам известно, являюсь.
— Понятно. — Хотя Ноуэл по-прежнему крепко сжимал ее руку, в его глазах появилась некая отчужденность. — Скажите мне, о чем вы некоторое время назад разговаривали с Ричардсом?
Совершенно не ожидавшая такого вопроса, Ровена сбилась с такта и больно наступила партнеру на ногу.
— Ох! Прошу прощения.
Не говоря ни слова, он помог ей снова попасть в такт музыки.
— Мое внимание не так-то просто отвлечь. Вы не ответили на вопрос.
— Я наступила вам на ногу нечаянно, — возразила она для того, чтобы выиграть время, а также потому, что это была чистая правда.
Ноуэл, несомненно, рассердится, если сказать, что она предостерегла Ричардса. Он сочтет это предательством. Она и сама признавала, что это было предательством, хотя и оправданным, учитывая все хорошее, что делал Святой для лондонских бедняков.
Он не стал оспаривать ее оправдания, а просто ждал. Ровена с усилием оторвала от него взгляд.
— Я… я пыталась проверить одно предположение относительно мистера Ричардса, — весьма уклончиво ответила она.
— Что он является Святым из Севен-Дайалса, — сказал он, причем это звучало не как вопрос, а как утверждение.
Девушка сразу же снова взглянула на Ноуэла и увидела, что он смотрит на нее изучающим взглядом.
— Я знала, что вы его подозреваете, — призналась она.
— И теперь Ричардсу это тоже известно? — в его тоне слышался упрек.
К сожалению, Ровена не могла отрицать этого, хотя ей очень хотелось бы. Она просто была не в состоянии лгать этому человеку. Видимо, все-таки не получилось бы из нее хорошего политика.
— Да, — прошептала она, избегая глядеть в глаза Пакстону.
— Видимо, вы уже решили, на чьей стороне, хотя, возможно, скоро поймете, что ошиблись. Вы вмешались в дела, в которых ничего не понимаете, Ровена.
— Откуда вам знать, в чем я разбираюсь, а в чем нет? — Его слова задели ее гордость, и она вздернула подбородок. — Я много читала, — она чуть было не добавила «и писала», но вовремя спохватилась, — в частности о Святом. Полагаю, что понимаю его так же хорошо, как вы.
— Сомневаюсь.
— Кажется, у вас столь же низкое мнение об умственных способностях женщины, как у мистера Ричардса, — разозлившись, резко заявила Ровена. — Похоже, что у меня сложилось неправильное мнение о вас.
Пакстон улыбнулся, но улыбка эта была безжалостная.
— Каждый может составить ошибочное мнение при отсутствии достаточной информации. Я, например, ошибался, и не раз.
О чем он говорит? Что в нем существуют невидимые глазу глубины? Или он имеет в виду мистера Ричардса? Или ее? Правда, это не важно.
— Приходится принимать решения на основе имеющейся информации, не так ли? — задиристо спросила Ровена.
— Но следует стараться при этом не игнорировать факты, видя только то, что желательно видеть.
Танец закончился, и Ноуэл сразу же отпустил Ровену, хотя продолжал смотреть ей в глаза. Наверняка он думал, что она приписывает Ричардсу дополнительные добродетели из-за того, что давно восхищалась этим человеком, хотя это было нелепо. Оба мужчины почти открытым текстом говорили, что Ричардс и есть Святой. Ведь она не придумала это. Это не какие-то глупые фантазии.
— Я горжусь своей объективностью, — сказала она. — Я всегда рассматривала все варианты, прежде чем сделать ход, в чем вы могли убедиться, играя со мной в шахматы.
— Всегда? — Пакстон скептически поднял бровь.
Прошлой ночью она не следовала этому принципу — по правде говоря, все было совсем наоборот. Ровена понимала, что Ноуэл напоминает ей об этом, и почувствовала, что краснеет.
— Почти всегда, — исправилась она, на сей раз не опуская взгляда.
Его лицо озарилось первой за сегодняшний день настоящей улыбкой.
— Я всегда говорил, что восхищаюсь вашей честностью. Если у вас все еще свободен следующий танец, то мы могли бы продолжить разговор за ужином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79