Кристин стояла на дороге в слепящем солнечном свете — над головой стремительно носился и щебетал волнистый зелено-золотой попугайчик — и смотрела на огромное поместье клана Клейдонов.
Дом утопал в роще финиковых деревьев. Два крыла расходились под углом от центрального строения, и все вместе образовывало три отдельные пирамиды с круговыми верандами. Ко всем трем зданиям вели короткие пролеты каменных ступеней. Она знала, Митч живет в западном крыле с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать.
В первый раз они занимались любовью в спальне Митча после устроенного Клейдонами бала. Кристин помнила ту ночь до мельчайших подробностей, словно она была вчера. Жар, пульсирующая кровь, гулко бьющееся сердце. Откровенное желание.
В ту ночь она была самой заметной девушкой на балу. Она-то считала, что во всем виноват ее рост. А Митч утверждал, что Крис просто чертовски хороша.
— Твои глаза подобны двум сапфирам, кожа мерцает как жемчуг, а губы напоминают рубины. — Томимый желанием, он превращался в лирика. — И я вижу соблазнительную складку между грудей и румянец на твоих щеках!
У него голова кружилась от любви к ней. Ее сердце — в его руках.
Шелковое бальное платье было того же оттенка, что и глаза, — голубое, плотно облегающий откровенный лиф, узкая талия и удивительно красивая широкая юбка. Бабушка Рут позволила Кристин надеть несколько фамильных драгоценностей — скорее из желания покрасоваться достатком, чем из любви к внучке: прекрасный сапфир, величиной с грецкий орех, в обрамлении бриллиантов и такие же сережки, которые, когда она танцевала и наклонялась то в одну сторону, то в другую, касались щек, позвякивали и сверкали. Даже ее мать, казалось, находилась под впечатлением от красоты дочери, а отец с восхищением и гордостью обвил рукой изящную шейку и, целуя Кристин в щеку, пробормотал:
— Моя красавица!
Митч назначил ей свидание. Он всегда назначал ей свидания. Крис пришлось исступленно бороться с собой. Все ее чувства, знакомые и еще неизведанные, перемешались… В ту ночь Митч стал ее первым мужчиной.
Воображение рисовало перед девушкой яркие образы, и она лишь стонала, а Митч, страстно обнимая в темноте свою возлюбленную, шептал:
— Я не могу, Крис, не могу, не могу. Я не могу больше ждать. Я люблю тебя. Я с ума схожу по тебе. Моя любимая. Любовь моя.
Страсть в его голосе передавалась ей, и они оба, задыхающиеся от поцелуев и объятий, слепые от влечения, надеялись укрыться в спальне прежде, чем кто-либо заметит их.
Кристин с жаром отвечала на его поцелуи, устремляла свое тело, закованное в прекрасное платье, навстречу его телу. К восторгу примешивался ужас.
Они слились в экстазе, и их необычные отношения, начавшиеся еще в детстве, получили новый импульс. Это называется исступлением. Ее первый сексуальный опыт. Исполнение желаний!
Она могла просто сказать, что была единственной женщиной для единственного мужчины на земле…
— Что-то не так? — требовательно спросил Митч.
Он внес багаж на веранду и вернулся назад, удивленный ее рассеянностью.
— Хороший вопрос.
— Выглядишь так, словно тебя обуяли демоны памяти, — заметил он. Подростками они гордились тем, что умели читать мысли друг друга.
— Это была самая восхитительная ночь в моей жизни. — Кристин даже не пыталась скрыть от него свои эмоции. — Первая ночь нашей любви.
— Крисси, Крисси, зачем ты вспоминаешь это? спросил он, прислоняясь к джипу. — Разве ты не наслаждалась бурной личной жизнью все прошлые годы?
— Я? — Она скорчила насмешливую гримасу. — Я жила монашкой-отшельницей.
— Верится с трудом, детка, — отрезал он, сверля девушку глазами. — Ты сильно изменилась. И могла бы продемонстрировать мне, чему научилась.
От такой дерзости ее сердце сжалось.
— Кажется, ты дал понять, что мне не на что рассчитывать.
— Мы выросли, не так ли? — парировал Митч, продолжая пристально разглядывать ее. — Слова мои означали лишь то, что тебе не удастся затащить меня под венец.
— Я к этому и тогда не стремилась, — язвительно напомнила она.
— Вы, женщины, — жестокие существа. Ты когда-нибудь думала о наших отношениях? Мы занимались любовью где только могли — в конюшне, около реки, у нашего пруда с лилиями… на каждом углу.
Разве это не настоящая любовь?
Она посмотрела ему прямо в глаза.
— Скорее уж затяжной прыжок над пропастью.
Он быстро отвел взгляд, поправляя свою широкополую шляпу.
— Символизм, моя дорогая Крисси, на меня не действует. Однако, если тебе захочется ночью прокрасться в мою комнату, уверен, мы весело проведем время. Только уже никогда не станем прежними, и того, что было, не вернуть.
Резким движением она надела солнечные очки.
— Согласна. Никаких искушений.
— Ты отказываешься?
Она пошла было к дому, но вдруг резко остановилась — совсем близко от его насмешливого лица.
— Как случилось, что ты одинок?
— И это спрашивает женщина, которая выбросила меня на свалку! — Машинально он убрал выбившийся шелковый локон ей за ухо. — Я испытывал к тебе сильные чувства, Крисси. Но больше моя голова не окажется у тебя на подушке. Никогда!
— Кто может обещать?..
— Я.
— Митч Клейдон, не говори при мне слово «никогда».
Он тихо присвистнул и обворожительно улыбнулся.
— Знаешь, Крисси, твои слова звучат так, словно тебе опять семнадцать.
— Тогда ты уже влюбился в меня.
— Не отрицаю. — Его глаза стали цвета темной бирюзы. Она почти физически ощутила его неприязнь. — Я однажды прошел через это. И не собираюсь наступать на те же грабли. А теперь, пока мы не начали грубить друг другу, давай пройдем в дом.
Джуленн Клейдон была искренне рада Кристин.
Она скучала по своей дочери Индии, живущей в Лондоне.
Кристин прекрасно знала, как может быть одинока жизнь женщины на ферме, и поэтому изо всех сил старалась развеселить Джуленн. Они вместе гуляли или устраивали пикники на берегу лагуны.
Как в былые времена, обе наслаждались милой болтовней, слушали музыку, играли в шахматы.
Они обе любили шахматы. Кристин, для которой участие было важнее победы, каждый раз удивлялась стойкости Джуленн: та никогда не сдавалась. После очередной партии они всегда пили чай с восхитительными пирожными. Кристин сокрушалась, что растолстеет, если задержится в Марджимбе надолго.
— Разве скаковая лошадка может набрать вес? обычно отвечала Джуленн…
— Она такая же добрая и жизнерадостная, как в детстве, — сказала мать Митчу однажды вечером, когда он зашел пожелать ей спокойной ночи. — Успех не испортил ее! Она наслаждается тем же, чем и прежде: обедом в кругу семьи, безобидными сплетнями и последними новостями о жизни знакомых и друзей кто-то родил ребенка, кто-то в ожидании следующего, у кого-то в семье неприятности, — всем тем, чем так тяготилась Индия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34