И почему теперь, когда Льюис доставил сестру Анжелику и Лань Куй в англиканскую миссию, ему необходимо поговорить с епископом Фавье, апостолическим викарием католической церкви?
– Так и быть, сначала зайду к епископу, – неохотно согласился он, – а потом сделаю все, чтобы мисс Харленд благополучно добралась до посольского квартала.
Оливия, конечно, сознавала, что должна потребовать немедленно отпустить ее. Но ей было так хорошо в его объятиях!
Крошечная капелька пота сбегала по оливковой коже его шеи. Интересно, какова эта капелька на вкус, если Оливия осмелится слизнуть ее?
Мужской запах, исходивший от Льюиса, пьянил, как аромат цветов красного жасмина. Смесь пота, его и конского. Едва уловимая примесь одеколона.
Грудью она ощущала гулкое биение его сердца. А от его рук шел жар, как ни странно, утешавший и успокаивающий.
Оливия почувствовала, как опускаются и тяжелеют веки…
Но тут же распахнула глаза, когда он круто повернулся и вынес ее из полумрака миссии на залитые солнцем улицы. – Куда мы идем? – едва ворочая языком, спросила она, поняв, что он направляется не на восток, к посольскому кварталу, а к высоким глухим, покрытым фиолетовыми пятнами стенам Императорского города.
– В Нэйтан, – коротко ответил Льюис. Судя по голосу, он был ужасно на нее зол.
Ощущение комфорта исчезло.
– Что такое Нэйтан? – осмелилась спросить Оливия, когда он стал проталкиваться сквозь толпу.
– Северный собор.
Ей очень хотелось поинтересоваться, зачем им собор, но загорелое лицо Синклера было жестким и непроницаемым, и она промолчала, отчетливо сознавая неприличную легкость, с которой он нес ее. Господи, какой стыд! Ведь ее едва, прикрытая грубым полотном грудь прижимается к его груди!
Льюис не нуждался в эскорте, разгоняющем пешеходов бамбуковыми палками, чтобы расчистить ему дорогу. Он проходил сквозь толпу, как нож сквозь масло, и вскоре они оказались перед воротами Тяньаньмэнь, или Воротами Небесного Спокойствия, откуда можно было войти в Императорский город.
Руки Оливии непроизвольно сжали его шею. Она крайне редко бывала в Императорском городе, но хорошо знала, что находится в самом центре. Яркие, покрытые эмалью крыши Запретного города и Летнего дворца, где находился двор вдовствующей императрицы Цыси.
Город напоминал ей изящную резную шкатулку, которую в детстве подарил Оливии отец. Если открыть ее, внутри оказывалась шкатулка поменьше, в ней еще одна и так далее. Внутри стен Пекина сначала простирался Китайский город, потом Татарский, в котором находились посольства и англиканская миссия. Ворота Тяньань-мэнь вели в Императорский город, а желтые и розовые стены окружали Запретный город и дворец императрицы Цыси, которая, словно паучиха, восседала в центре красочной паутины.
– Как, по-вашему, императрица действительно подстрекает «боксеров»? – не выдержала Оливия.
– Да, – сухо обронил Синклер, явно не расположенный к дальнейшим беседам.
Горькие слезы обожгли глаза. Она никому не помогла своей неразумной беготней по улицам. Не увидела, что творится в англиканской миссии, и не сможет связно рассказать Филиппу о невыносимых условиях существования беженцев.
Филипп.
Сердце Оливии болезненно сжалось. Куда он мчался в такой спешке? И почему его слуга так безжалостно избивали зазевавшихся путников? Должно быть, у него крайне спешное дело.
Она подняла глаза на замкнутое, бесстрастное лицо Льюиса Синклера и только сейчас сообразила, что он не знал, кто находился в носилках. Очевидно, в городе происходило нечто важное, о чем им пока неизвестно.
– Льюис, в носилках сидел Филипп.
На секунду его руки словно окаменели. Он остановился, недоверчиво глядя на нее.
– Филипп? Какой Филипп?
– Филипп Казанофф, мой жених.
Он со свистом втянул в себя воздух. На секунду Оливии показалось, что он вот-вот ее уронит.
– Должно быть, в городе творится что-то очень странное, – виновато пробормотала она, сознавая, что гнев Льюиса вызван не только ее неуместным поступком, но имеет другие, куда более глубокие причины. – Филипп ужасно спешил, иначе не позволил бы слугам вести себя подобным образом. Речь наверняка шла о жизни и смерти.
– Казанофф!
Льюис выплюнул это имя словно ругательство. Именно месье Казаноффа он сбил с ног во французском посольстве после оскорбительного выпада о Жемчужной Луне.
Оливии вдруг стало не по себе. Красивое лицо Синклера исказилось свирепой гримасой.
– Не он виноват в том, что меня ударили, – поспешно заверила она. – Он ни о чем не знал. И если бы увидел, что его слуги кого-то покалечили, наверняка остановился бы, какой бы важной ни была его миссия!
При виде злого блеска его прищуренных черных глаз Оливия ощутила озноб страха.
– Вы так думаете? – загремел он, так внезапно разжимая руки, что она с криком свалилась жалким комочком к его ногам. – Воображаете, будто Казаноффу не все равно, погибнет ли какой-то несчастный у него на пути, пока он спешит с одного званого вечера на другой?
Оливия, забыв обо всем, вскочила.
– Конечно, ему не все равно! – крикнула она, забыв об учтивости, приличиях и хороших манерах. О том, что стоит посреди людной улицы, выглядит как жалкий оборванец и ведет себя точно так же. – Филипп – жентльмен! И не позволил бы своим слугам вести себя подобным образом, если бы не спешил из Зимнего дворца со срочным сообщением для посланника!
Льюис удивленно раскрыл глаза, но тут же рассмеялся. Глухо и невесело.
– Боже, вы действительно этому верите! Верите в то, что случившееся с вами полчаса назад – случай исключительный! Что ваш драгоценный Филипп понятия не имел о бесчинствах своих слуг!
Ее спутанные, растрепанные волосы рассыпались по плечам. Нос и щеки перепачканы грязью, Одежду покрывал густой слой пыли.
– Конечно, он ничего не знал! – яростно упорствовала Оливия. – Иначе остановился бы, несмотря на всю важность своей миссии!
– У вашего «благородного» Филиппа не было никакой миссии, – бросил он в ответ. – Он младший дипломат! Не министр! Единственная причина его спешки – боязнь опоздать на очередное развлечение.
– Лгун! – прошипела она, размахнувшись.
– Идиотка! – Он перехватил ее руку. – Вы едва не погибли на мостовой! Вас могли растоптать лошади или обезумевшая толпа! Да и тогда Казанофф вряд ли остановился бы!
– Неправда! – вскрикнула она, безуспешно пытаясь вырваться.
Льюис долго смотрел на нее, чувствуя, как затихают волны гнева.
– Правда, – уже тише, словно выдохшись, ответил он. – Казанофф знал, что кто-то оказался на пути носилок. Именно поэтому носильщики и не могли идти дальше. Но он не спросил, есть ли раненые, только продолжал подгонять слуг.
Оливия уже не прислушивалась к окружающему шуму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Так и быть, сначала зайду к епископу, – неохотно согласился он, – а потом сделаю все, чтобы мисс Харленд благополучно добралась до посольского квартала.
Оливия, конечно, сознавала, что должна потребовать немедленно отпустить ее. Но ей было так хорошо в его объятиях!
Крошечная капелька пота сбегала по оливковой коже его шеи. Интересно, какова эта капелька на вкус, если Оливия осмелится слизнуть ее?
Мужской запах, исходивший от Льюиса, пьянил, как аромат цветов красного жасмина. Смесь пота, его и конского. Едва уловимая примесь одеколона.
Грудью она ощущала гулкое биение его сердца. А от его рук шел жар, как ни странно, утешавший и успокаивающий.
Оливия почувствовала, как опускаются и тяжелеют веки…
Но тут же распахнула глаза, когда он круто повернулся и вынес ее из полумрака миссии на залитые солнцем улицы. – Куда мы идем? – едва ворочая языком, спросила она, поняв, что он направляется не на восток, к посольскому кварталу, а к высоким глухим, покрытым фиолетовыми пятнами стенам Императорского города.
– В Нэйтан, – коротко ответил Льюис. Судя по голосу, он был ужасно на нее зол.
Ощущение комфорта исчезло.
– Что такое Нэйтан? – осмелилась спросить Оливия, когда он стал проталкиваться сквозь толпу.
– Северный собор.
Ей очень хотелось поинтересоваться, зачем им собор, но загорелое лицо Синклера было жестким и непроницаемым, и она промолчала, отчетливо сознавая неприличную легкость, с которой он нес ее. Господи, какой стыд! Ведь ее едва, прикрытая грубым полотном грудь прижимается к его груди!
Льюис не нуждался в эскорте, разгоняющем пешеходов бамбуковыми палками, чтобы расчистить ему дорогу. Он проходил сквозь толпу, как нож сквозь масло, и вскоре они оказались перед воротами Тяньаньмэнь, или Воротами Небесного Спокойствия, откуда можно было войти в Императорский город.
Руки Оливии непроизвольно сжали его шею. Она крайне редко бывала в Императорском городе, но хорошо знала, что находится в самом центре. Яркие, покрытые эмалью крыши Запретного города и Летнего дворца, где находился двор вдовствующей императрицы Цыси.
Город напоминал ей изящную резную шкатулку, которую в детстве подарил Оливии отец. Если открыть ее, внутри оказывалась шкатулка поменьше, в ней еще одна и так далее. Внутри стен Пекина сначала простирался Китайский город, потом Татарский, в котором находились посольства и англиканская миссия. Ворота Тяньань-мэнь вели в Императорский город, а желтые и розовые стены окружали Запретный город и дворец императрицы Цыси, которая, словно паучиха, восседала в центре красочной паутины.
– Как, по-вашему, императрица действительно подстрекает «боксеров»? – не выдержала Оливия.
– Да, – сухо обронил Синклер, явно не расположенный к дальнейшим беседам.
Горькие слезы обожгли глаза. Она никому не помогла своей неразумной беготней по улицам. Не увидела, что творится в англиканской миссии, и не сможет связно рассказать Филиппу о невыносимых условиях существования беженцев.
Филипп.
Сердце Оливии болезненно сжалось. Куда он мчался в такой спешке? И почему его слуга так безжалостно избивали зазевавшихся путников? Должно быть, у него крайне спешное дело.
Она подняла глаза на замкнутое, бесстрастное лицо Льюиса Синклера и только сейчас сообразила, что он не знал, кто находился в носилках. Очевидно, в городе происходило нечто важное, о чем им пока неизвестно.
– Льюис, в носилках сидел Филипп.
На секунду его руки словно окаменели. Он остановился, недоверчиво глядя на нее.
– Филипп? Какой Филипп?
– Филипп Казанофф, мой жених.
Он со свистом втянул в себя воздух. На секунду Оливии показалось, что он вот-вот ее уронит.
– Должно быть, в городе творится что-то очень странное, – виновато пробормотала она, сознавая, что гнев Льюиса вызван не только ее неуместным поступком, но имеет другие, куда более глубокие причины. – Филипп ужасно спешил, иначе не позволил бы слугам вести себя подобным образом. Речь наверняка шла о жизни и смерти.
– Казанофф!
Льюис выплюнул это имя словно ругательство. Именно месье Казаноффа он сбил с ног во французском посольстве после оскорбительного выпада о Жемчужной Луне.
Оливии вдруг стало не по себе. Красивое лицо Синклера исказилось свирепой гримасой.
– Не он виноват в том, что меня ударили, – поспешно заверила она. – Он ни о чем не знал. И если бы увидел, что его слуги кого-то покалечили, наверняка остановился бы, какой бы важной ни была его миссия!
При виде злого блеска его прищуренных черных глаз Оливия ощутила озноб страха.
– Вы так думаете? – загремел он, так внезапно разжимая руки, что она с криком свалилась жалким комочком к его ногам. – Воображаете, будто Казаноффу не все равно, погибнет ли какой-то несчастный у него на пути, пока он спешит с одного званого вечера на другой?
Оливия, забыв обо всем, вскочила.
– Конечно, ему не все равно! – крикнула она, забыв об учтивости, приличиях и хороших манерах. О том, что стоит посреди людной улицы, выглядит как жалкий оборванец и ведет себя точно так же. – Филипп – жентльмен! И не позволил бы своим слугам вести себя подобным образом, если бы не спешил из Зимнего дворца со срочным сообщением для посланника!
Льюис удивленно раскрыл глаза, но тут же рассмеялся. Глухо и невесело.
– Боже, вы действительно этому верите! Верите в то, что случившееся с вами полчаса назад – случай исключительный! Что ваш драгоценный Филипп понятия не имел о бесчинствах своих слуг!
Ее спутанные, растрепанные волосы рассыпались по плечам. Нос и щеки перепачканы грязью, Одежду покрывал густой слой пыли.
– Конечно, он ничего не знал! – яростно упорствовала Оливия. – Иначе остановился бы, несмотря на всю важность своей миссии!
– У вашего «благородного» Филиппа не было никакой миссии, – бросил он в ответ. – Он младший дипломат! Не министр! Единственная причина его спешки – боязнь опоздать на очередное развлечение.
– Лгун! – прошипела она, размахнувшись.
– Идиотка! – Он перехватил ее руку. – Вы едва не погибли на мостовой! Вас могли растоптать лошади или обезумевшая толпа! Да и тогда Казанофф вряд ли остановился бы!
– Неправда! – вскрикнула она, безуспешно пытаясь вырваться.
Льюис долго смотрел на нее, чувствуя, как затихают волны гнева.
– Правда, – уже тише, словно выдохшись, ответил он. – Казанофф знал, что кто-то оказался на пути носилок. Именно поэтому носильщики и не могли идти дальше. Но он не спросил, есть ли раненые, только продолжал подгонять слуг.
Оливия уже не прислушивалась к окружающему шуму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46