– Выведите их и сами оставайтесь во дворе!
– Но Кариана…
Видал уже мчался через холл.
– Я ее вытащу! Убирайтесь же, черт возьми!
Он не видел пламени, только слышал рев. Жадно глотая воздух, он ринулся вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Чей и горничные жили на первом этаже. Хейзл успеет их разбудить и вызвать пожарных. Оставалась только Кариана.
Дым становился все гуще. Чувствуя, что легкие вот-вот разорвутся, Ракоши метнулся к комнате жены. Что, если она спала и уже задохнулась.
На лбу Видала выступил пот. Господи Боже, через сколько минут человек погибает от удушья? Как долго бушевал огонь там, за закрытой дверью?
Дверь ее спальни обуглилась и покоробилась. Накалившаяся ручка обжигала пальцы. Кариана лежала в дальнем углу комнаты – маленький, скрюченный комочек. Вся спальня пылала. Огромные оранжевые языки лизали бархатные шторы. С потолка на голову и плечи Видала летела штукатурка. Он задыхался. Пламя уже подбиралось к ногам Карианы. Пересекая комнату, он заметил, что атласная ночная рубашка уже занялась. По волосам пробежали искры. Восковая кукла, зажатая в ее руке, расплавилась прямо на глазах. Видал попытался сбить пламя голыми руками.
Горящая балка упала за спиной. Видал поспешно подхватил Кариану на руки и обернулся. Стена огня преградила им путь. Больше Видал ничего не помнил. Когда сознание вернулось, он лежал на траве, в саду Виллады, а ночное небо полыхало отблесками пожара.
– Кариана… – слабо прошептал он, пока его осторожно укладывали на носилки и везли к машине «скорой помощи», – Кариана…
– Ваша жена жива. Ее увезли в больницу, – заверил санитар. Видал ощутил одновременно огромное облегчение и невыносимую боль.
– Я должен послать телеграмму, – пробормотал он, борясь с подступающей темнотой. – Послать… В Нью-Йорк.
– Для этого еще будет время, сэр, – сочувственно кивнул санитар. – Не волнуйтесь, все образуется.
Видал снова попытался что-то сказать и не смог. Обожженные нёбо, гортань, легкие причиняли невыносимую боль. Валентина. Известие о пожаре будет во всех газетах. Ему нужно успокоить ее, сообщить, что все обошлось, что не стоит тревожиться, что между ними ничего не изменилось и не изменится.
– Валентина, – шепнул Видал и провалился в темную бездну забытья.
И вот теперь, вспомнив все, он снова попытался сесть. В палату вошел врач.
– Как моя жена? – со страхом спросил Видал.
– В очень тяжелом состоянии, мистер Ракоши. Шестьдесят пять процентов кожи обожжено. Сорок шесть процентов – ожоги третьей степени.
– Ужасно, – прошептал Видал, бледнея. – Она будет жить?
Врач с озабоченным видом сел у постели больного.
– Пока трудно сказать, мистер Ракоши. Обычно если кожа на пятьдесят процентов в ожогах третьей степени, смерть неизбежна. В случае с вашей женой возможен не столь печальный исход, и надежда еще не потеряна.
– Я хочу видеть ее, – выдохнул Видал, пытаясь подняться, но доктор удержал его.
– Ваша жена без сознания, мистер Ракоши. Я попросил бы вас пока оставаться в постели. Если в состоянии миссис Ракоши произойдут хотя бы малейшие изменения, я дам вам знать.
Небольшое усилие вызывало нестерпимую боль. Видал посмотрел на забинтованные ладони. Доктор перехватил его взгляд.
– Вам чрезвычайно повезло, мистер Ракоши. Вы были в куртке, и рукава предохранили от ожогов ваши руки.
– А кисти? – напряженно спросил Видал.
– Кисти сильно обожжены. Вам понадобится пересадка кожи, но и в этом случае я не гарантирую вам, что вы сможете полностью ими владеть. Мне очень жаль.
Губы Видала плотно сжались.
– Насчет лица не волнуйтесь, – продолжал доктор. – Всего несколько следов от ожогов. Здесь, – показал он на лоб Видала у самых волос. – И, вероятно, крохотный шрам здесь. Когда отрастут волосы, будет совсем незаметно.
Видал выслушал доктора молча и тихо попросил:
– Я хотел бы поговорить с мисс Ренко. Есть люди, с которыми мне необходимо срочно связаться.
– Это невозможно, мистер Ракоши. Мисс Ренко погибла.
Видал неверяще уставился на него.
– Не может быть! Она выбежала из дома! Я велел ей уходить!
Доктор сочувственно покачал головой.
– Как только слуги оказались в безопасности, она вернулась. Ваш бой-филиппинец попытался удержать ее, но она вбежала в дом и там задохнулась. Пожарный нашел ее тело у подножия лестницы.
– Иисусе! – прошептал Видал, закрывая глаза. Хейзл вернулась, чтобы попытаться спасти Кариану. До последних минут своей жизни она оставалась преданным и надежным другом.
Видал отвернулся, не желая выказывать, как он потрясен. Хейзл мертва. Хейзл, спокойной, рассудительной доброй Хейзл больше нет на свете.
Но тут страх охватил его с новой силой.
– Вы сказали, что все слуги спаслись? Никто больше не пострадал?
– Нет. Только мисс Ренко.
Только. Для доктора она была всего-навсего секретаршей. Возможно, экономкой. Но для Видала оставалась лучшим другом. Без Хейзл последние несколько лет были бы сущим адом. Она заботилась о Карианс, оберегала ее в его отсутствие, защищала от прессы, была компаньонкой, исповедницей, сиделкой. Теперь она мертва, и у Карианы нет и не будет никого, кто относился бы к ней так же бескорыстно, как Хейзл.
– Я хотел бы видеть слугу, – глухо пробормотал он.
У Хейзл нет родных. На похороны почти никто не приедет. Он сам отдаст необходимые распоряжения и будет стоять у гроба, даже если придется ползти ползком по коридорам этой чертовой больницы.
Доктор кивнул и поднялся. Он не ожидал, что мистера Ракоши так потрясет известие о смерти мисс Ренко. Возможно, между ними сложились не совсем официальные отношения. Однако мужества мистера Ракоши это не умаляет. Если Кариана Ракоши выживет, то лишь благодаря тому, что ее муж бросился в пылающий ад и вынес ее.
Чей, бледный и все еще трясущийся от пережитого, составил список всех людей, с которыми хотел связаться Видал, и провел полчаса у больничного телефона, созваниваясь с ними. В результате он договорился о том, чтобы секретарь Видала заняла соседнюю палату; чтобы никому, кроме мистера Теодора Гамбетты, не позволяли посещать больного и чтобы Хейзл Ренко была похоронена в Форест-Лон, но при этом ни одного из жадных до сплетен репортеров не допускали к гробу.
Как только секретарь вошла в комнату. Видал попросил ее позвонить Валентине в отель «Плаза». Однако через несколько минут она положила трубку.
– Прошу прощения, мистер Ракоши, мисс Валентины нет в номере.
Глаза Видала потемнели. Он должен поговорить с ней, прежде чем новости появятся в газетах.
– Пошлите телеграмму, – велел он. – И попытайтесь дозвониться.
Телеграмма была послана. О похоронах распорядились. Теперь ему оставалось только ждать. Иногда в палату приходили медсестры, делали уколы и меняли капельницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
– Но Кариана…
Видал уже мчался через холл.
– Я ее вытащу! Убирайтесь же, черт возьми!
Он не видел пламени, только слышал рев. Жадно глотая воздух, он ринулся вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Чей и горничные жили на первом этаже. Хейзл успеет их разбудить и вызвать пожарных. Оставалась только Кариана.
Дым становился все гуще. Чувствуя, что легкие вот-вот разорвутся, Ракоши метнулся к комнате жены. Что, если она спала и уже задохнулась.
На лбу Видала выступил пот. Господи Боже, через сколько минут человек погибает от удушья? Как долго бушевал огонь там, за закрытой дверью?
Дверь ее спальни обуглилась и покоробилась. Накалившаяся ручка обжигала пальцы. Кариана лежала в дальнем углу комнаты – маленький, скрюченный комочек. Вся спальня пылала. Огромные оранжевые языки лизали бархатные шторы. С потолка на голову и плечи Видала летела штукатурка. Он задыхался. Пламя уже подбиралось к ногам Карианы. Пересекая комнату, он заметил, что атласная ночная рубашка уже занялась. По волосам пробежали искры. Восковая кукла, зажатая в ее руке, расплавилась прямо на глазах. Видал попытался сбить пламя голыми руками.
Горящая балка упала за спиной. Видал поспешно подхватил Кариану на руки и обернулся. Стена огня преградила им путь. Больше Видал ничего не помнил. Когда сознание вернулось, он лежал на траве, в саду Виллады, а ночное небо полыхало отблесками пожара.
– Кариана… – слабо прошептал он, пока его осторожно укладывали на носилки и везли к машине «скорой помощи», – Кариана…
– Ваша жена жива. Ее увезли в больницу, – заверил санитар. Видал ощутил одновременно огромное облегчение и невыносимую боль.
– Я должен послать телеграмму, – пробормотал он, борясь с подступающей темнотой. – Послать… В Нью-Йорк.
– Для этого еще будет время, сэр, – сочувственно кивнул санитар. – Не волнуйтесь, все образуется.
Видал снова попытался что-то сказать и не смог. Обожженные нёбо, гортань, легкие причиняли невыносимую боль. Валентина. Известие о пожаре будет во всех газетах. Ему нужно успокоить ее, сообщить, что все обошлось, что не стоит тревожиться, что между ними ничего не изменилось и не изменится.
– Валентина, – шепнул Видал и провалился в темную бездну забытья.
И вот теперь, вспомнив все, он снова попытался сесть. В палату вошел врач.
– Как моя жена? – со страхом спросил Видал.
– В очень тяжелом состоянии, мистер Ракоши. Шестьдесят пять процентов кожи обожжено. Сорок шесть процентов – ожоги третьей степени.
– Ужасно, – прошептал Видал, бледнея. – Она будет жить?
Врач с озабоченным видом сел у постели больного.
– Пока трудно сказать, мистер Ракоши. Обычно если кожа на пятьдесят процентов в ожогах третьей степени, смерть неизбежна. В случае с вашей женой возможен не столь печальный исход, и надежда еще не потеряна.
– Я хочу видеть ее, – выдохнул Видал, пытаясь подняться, но доктор удержал его.
– Ваша жена без сознания, мистер Ракоши. Я попросил бы вас пока оставаться в постели. Если в состоянии миссис Ракоши произойдут хотя бы малейшие изменения, я дам вам знать.
Небольшое усилие вызывало нестерпимую боль. Видал посмотрел на забинтованные ладони. Доктор перехватил его взгляд.
– Вам чрезвычайно повезло, мистер Ракоши. Вы были в куртке, и рукава предохранили от ожогов ваши руки.
– А кисти? – напряженно спросил Видал.
– Кисти сильно обожжены. Вам понадобится пересадка кожи, но и в этом случае я не гарантирую вам, что вы сможете полностью ими владеть. Мне очень жаль.
Губы Видала плотно сжались.
– Насчет лица не волнуйтесь, – продолжал доктор. – Всего несколько следов от ожогов. Здесь, – показал он на лоб Видала у самых волос. – И, вероятно, крохотный шрам здесь. Когда отрастут волосы, будет совсем незаметно.
Видал выслушал доктора молча и тихо попросил:
– Я хотел бы поговорить с мисс Ренко. Есть люди, с которыми мне необходимо срочно связаться.
– Это невозможно, мистер Ракоши. Мисс Ренко погибла.
Видал неверяще уставился на него.
– Не может быть! Она выбежала из дома! Я велел ей уходить!
Доктор сочувственно покачал головой.
– Как только слуги оказались в безопасности, она вернулась. Ваш бой-филиппинец попытался удержать ее, но она вбежала в дом и там задохнулась. Пожарный нашел ее тело у подножия лестницы.
– Иисусе! – прошептал Видал, закрывая глаза. Хейзл вернулась, чтобы попытаться спасти Кариану. До последних минут своей жизни она оставалась преданным и надежным другом.
Видал отвернулся, не желая выказывать, как он потрясен. Хейзл мертва. Хейзл, спокойной, рассудительной доброй Хейзл больше нет на свете.
Но тут страх охватил его с новой силой.
– Вы сказали, что все слуги спаслись? Никто больше не пострадал?
– Нет. Только мисс Ренко.
Только. Для доктора она была всего-навсего секретаршей. Возможно, экономкой. Но для Видала оставалась лучшим другом. Без Хейзл последние несколько лет были бы сущим адом. Она заботилась о Карианс, оберегала ее в его отсутствие, защищала от прессы, была компаньонкой, исповедницей, сиделкой. Теперь она мертва, и у Карианы нет и не будет никого, кто относился бы к ней так же бескорыстно, как Хейзл.
– Я хотел бы видеть слугу, – глухо пробормотал он.
У Хейзл нет родных. На похороны почти никто не приедет. Он сам отдаст необходимые распоряжения и будет стоять у гроба, даже если придется ползти ползком по коридорам этой чертовой больницы.
Доктор кивнул и поднялся. Он не ожидал, что мистера Ракоши так потрясет известие о смерти мисс Ренко. Возможно, между ними сложились не совсем официальные отношения. Однако мужества мистера Ракоши это не умаляет. Если Кариана Ракоши выживет, то лишь благодаря тому, что ее муж бросился в пылающий ад и вынес ее.
Чей, бледный и все еще трясущийся от пережитого, составил список всех людей, с которыми хотел связаться Видал, и провел полчаса у больничного телефона, созваниваясь с ними. В результате он договорился о том, чтобы секретарь Видала заняла соседнюю палату; чтобы никому, кроме мистера Теодора Гамбетты, не позволяли посещать больного и чтобы Хейзл Ренко была похоронена в Форест-Лон, но при этом ни одного из жадных до сплетен репортеров не допускали к гробу.
Как только секретарь вошла в комнату. Видал попросил ее позвонить Валентине в отель «Плаза». Однако через несколько минут она положила трубку.
– Прошу прощения, мистер Ракоши, мисс Валентины нет в номере.
Глаза Видала потемнели. Он должен поговорить с ней, прежде чем новости появятся в газетах.
– Пошлите телеграмму, – велел он. – И попытайтесь дозвониться.
Телеграмма была послана. О похоронах распорядились. Теперь ему оставалось только ждать. Иногда в палату приходили медсестры, делали уколы и меняли капельницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114