Катались на лошадях в Булонском лесу. Там же Ричард показал Мэйсон несколько конно-акробатических трюков, которым научился еще на Диком Западе. Мэйсон хохотала как девчонка.
С Джуно и Лизеттой они ходили на выставку, бродили среди экспонатов, поднимались на башню… Потом, когда они сидели по-турецки на полу в марокканском кафе, Ричард сделал Джуно весьма необычное предложение.
– Джуно, ты лучший партнер, с каким мне выпала честь работать. На следующий год Пинкертон собирается открыть бюро в Париже. Как ты смотришь на то, чтобы его возглавить?
Даргело чуть не поперхнулся:
– Я?
– Столько денег, сколько ты можешь заработать сейчас, ты не заработаешь. Но приключений будет не меньше, и жить, скорее всего, ты будешь дольше.
– Не говоря уже о том, что ты станешь уважаемым гражданином, – добавила Мэйсон.
Даргело посмотрел на Лизетту, которая восторженно захлопала в ладоши.
– Так, – пробормотал он. – Джуно Даргело – агент Пинкертона. Интересный получится поворот. Могу представить себе физиономию Дюваля, когда я протяну ему свою визитку! Мы с ним на равных будем восстанавливать справедливость и творить правосудие во Франции! Вот так смех!
И в благодарность за оказанную помощь они пригласили Эмму и ее мужа на скачки по Лоншану, но у Эммы была идея получше: она настояла на том, чтобы вся компания отправилась на шоу Буффало Билла. Они сидели на лучших местах, забронированных для них самим Биллом, а потом сам Билл хохотал до слез, когда ему рассказали о том, как Ричард сыграл роль «ковбойского короля», а «апачи» из Бельвиля – настоящих апачей. Как ни странно, обе пары прекрасно себя чувствовали в компании друг друга, а под конец Ричард и Эмма обнялись как старые друзья – все их разногласия и обиды остались в прошлом.
И, что самое главное, за эти две благословенные недели у Ричарда не было ни одного ночного кошмара. Он спал, обнимая Мэйсон, и если и просыпался ночью, то лишь затем, чтобы очередной раз заняться с ней любовью.
Мэйсон никогда не была так счастлива.
Но постепенно она стала замечать некоторые перемены в Ричарде. То и дело он под разными благовидными предлогами исчезал один, без нее.
А однажды утром сказал ей, что должен уйти по делу примерно на час.
– Мне бы очень хотелось, чтобы ты была дома, когда я вернусь, – добавил он. Ричард показался ей немного дерганым и нервным.
– Хорошо, – спокойно ответила Мэйсон. – Я никуда не уйду. – Но в глубине души она вся обмерла от страха.
Через час Ричард вернулся, как и обещал. Выглядел он более спокойным и расслабленным, нежели когда уходил.
– Внизу тебя ждет сюрприз, – сказал он. – Надеюсь, он окажется приятным, но, хороший он или плохой, я думаю, он тебе необходим. Ты спустишься со мной?
Его серьезность воодушевила Мэйсон, но тревога осталась. Что за сюрприз, который может оказаться плохим, но все равно необходимым?
Охваченная беспокойством, Мэйсон последовала за Ричардом к лифту. Они молча проехали с четвертого этажа на первый. Когда лифт остановился, Мэйсон сделала шаг к двери, но Ричард остановил ее, положив руку ей на предплечье.
– Я должен тебе сказать сейчас, чтобы ты могла бы вернуться, если захочешь.
– Да что там такое? Ты меня просто пугаешь.
– Твой отец.
У Мэйсон подкосились ноги.
– Мой отец мертв.
– Нет, он жив. Он выжил при кораблекрушении «Симона Боливара». Я знал о том, что некоторые пассажиры все же доплыли до берега. Мне пришлось немного потрудиться, но я разыскал его через агентство. Он живет в Бразилии с тех пор, как его вынесло на бразильские берега. Ты хочешь поговорить с ним?
Отец жив?
– Да, я хочу его увидеть, конечно… Но, Ричард, Господи… Я не готова…
– К такому вообще нельзя приготовиться. Поэтому я не стал заранее тебя предупреждать. Тебе просто надо это сделать, и все.
– Но… Как я выгляжу? Нет, я не могу… Это слишком…
Голова у Мэйсон кружилась. Она перевела дыхание и сказала:
– Да, я могу. Я хочу поговорить с ним. Где он?
– Он не тот человек, каким ты его помнишь. Все это время после кораблекрушения он работал в миссионерской общине. Он раздал все свои деньги и все силы и средства тратит на нуждающихся. Этот образ жизни дает ему душевный покой, и он настаивает на том, чтобы все оставить как есть.
– Почему он не сообщил мне, что жив?
– Он считал, что ты не хочешь его видеть. Никогда.
– Понятно. После всех тех гнусностей, что я ему наговорила. Мне никогда не загладить свою вину перед ним.
Ричард улыбнулся:
– Забавно. Примерно то же самое он сказал мне. Что ему никогда не загладить вины перед тобой. Так мы идем?
– Ричард… я просто в шоке. Просто… поразительно, что ты для меня сделал.
Ричард прикоснулся ладонью к ее щеке.
– Мэйсон, я люблю тебя. Я для тебя сделал бы все, что угодно. Ты сказала мне, что я излечил тебя, но я знаю, что не вылечился бы, если бы твое чувство вины перед отцом так и осталось бы при тебе.
Мэйсон повернула голову и поцеловала ладонь Ричарда. Выйдя из лифта, она огляделась. Отец ее стоял в углу со шляпой в руке, он словно стал меньше и еще сильнее ссутулился, но вся его фигурка светилась спокойной безмятежностью, чего раньше Мэйсон никогда не наблюдала.
Мэйсон направилась к отцу. Сначала она шла медленно, неуверенно, но, встретившись с ним глазами, побежала к нему навстречу.
Теперь, спустя целую неделю после чудесного воссоединения с отцом, Мэйсон все никак не могла поверить в то, что Ричард сделал это для нее. Как нужно любить человека, чтобы так поступить… Мэйсон крепче прижала к себе руку Ричарда и посмотрела вверх, любуясь роскошно расцвеченным небом. Голоса сотен людей, поющих «Марсельезу», воспаряли к сверкающим всеми цветами радуги небесам, и чувство благодарности к судьбе, к Ричарду переполняло Мэйсон. Голоса понемногу стихли, колокольный звон умолк, люди вокруг утирали глаза.
– Как ты думаешь, что пойдет следующим номером? – спросил ее Ричард.
– Следующим? – Мэйсон не вполне понимала, о чем он.
– Что мы будем делать дальше? Ты когда-нибудь об этом задумывалась? Как бы ни была приятна такая перспектива, мы не можем вечно жить в отеле.
– Почему нет?
– Мне пора возвращаться к работе.
– Тебе нравится твоя работа?
– Нравится. Но что я уяснил для себя из этого конкретного дела, мне она нравится еще больше с таким талантливым и весьма соблазнительным союзником. – Он шутливо чмокнул Мэйсон в нос. – Но ты не ответила на мой вопрос.
– Ну, рано или поздно я хочу снова начать писать. У меня родилось несколько свежих идей. Но сейчас мне хочется писать только для своего удовольствия… и твоего. Все те терзания, которые мне надо было передать холсту, иссякли. Я хочу писать просто потому, что я люблю живопись, потому, что процесс создания картины приобщает меня к чему-то более высокому и более великому, чем я сама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
С Джуно и Лизеттой они ходили на выставку, бродили среди экспонатов, поднимались на башню… Потом, когда они сидели по-турецки на полу в марокканском кафе, Ричард сделал Джуно весьма необычное предложение.
– Джуно, ты лучший партнер, с каким мне выпала честь работать. На следующий год Пинкертон собирается открыть бюро в Париже. Как ты смотришь на то, чтобы его возглавить?
Даргело чуть не поперхнулся:
– Я?
– Столько денег, сколько ты можешь заработать сейчас, ты не заработаешь. Но приключений будет не меньше, и жить, скорее всего, ты будешь дольше.
– Не говоря уже о том, что ты станешь уважаемым гражданином, – добавила Мэйсон.
Даргело посмотрел на Лизетту, которая восторженно захлопала в ладоши.
– Так, – пробормотал он. – Джуно Даргело – агент Пинкертона. Интересный получится поворот. Могу представить себе физиономию Дюваля, когда я протяну ему свою визитку! Мы с ним на равных будем восстанавливать справедливость и творить правосудие во Франции! Вот так смех!
И в благодарность за оказанную помощь они пригласили Эмму и ее мужа на скачки по Лоншану, но у Эммы была идея получше: она настояла на том, чтобы вся компания отправилась на шоу Буффало Билла. Они сидели на лучших местах, забронированных для них самим Биллом, а потом сам Билл хохотал до слез, когда ему рассказали о том, как Ричард сыграл роль «ковбойского короля», а «апачи» из Бельвиля – настоящих апачей. Как ни странно, обе пары прекрасно себя чувствовали в компании друг друга, а под конец Ричард и Эмма обнялись как старые друзья – все их разногласия и обиды остались в прошлом.
И, что самое главное, за эти две благословенные недели у Ричарда не было ни одного ночного кошмара. Он спал, обнимая Мэйсон, и если и просыпался ночью, то лишь затем, чтобы очередной раз заняться с ней любовью.
Мэйсон никогда не была так счастлива.
Но постепенно она стала замечать некоторые перемены в Ричарде. То и дело он под разными благовидными предлогами исчезал один, без нее.
А однажды утром сказал ей, что должен уйти по делу примерно на час.
– Мне бы очень хотелось, чтобы ты была дома, когда я вернусь, – добавил он. Ричард показался ей немного дерганым и нервным.
– Хорошо, – спокойно ответила Мэйсон. – Я никуда не уйду. – Но в глубине души она вся обмерла от страха.
Через час Ричард вернулся, как и обещал. Выглядел он более спокойным и расслабленным, нежели когда уходил.
– Внизу тебя ждет сюрприз, – сказал он. – Надеюсь, он окажется приятным, но, хороший он или плохой, я думаю, он тебе необходим. Ты спустишься со мной?
Его серьезность воодушевила Мэйсон, но тревога осталась. Что за сюрприз, который может оказаться плохим, но все равно необходимым?
Охваченная беспокойством, Мэйсон последовала за Ричардом к лифту. Они молча проехали с четвертого этажа на первый. Когда лифт остановился, Мэйсон сделала шаг к двери, но Ричард остановил ее, положив руку ей на предплечье.
– Я должен тебе сказать сейчас, чтобы ты могла бы вернуться, если захочешь.
– Да что там такое? Ты меня просто пугаешь.
– Твой отец.
У Мэйсон подкосились ноги.
– Мой отец мертв.
– Нет, он жив. Он выжил при кораблекрушении «Симона Боливара». Я знал о том, что некоторые пассажиры все же доплыли до берега. Мне пришлось немного потрудиться, но я разыскал его через агентство. Он живет в Бразилии с тех пор, как его вынесло на бразильские берега. Ты хочешь поговорить с ним?
Отец жив?
– Да, я хочу его увидеть, конечно… Но, Ричард, Господи… Я не готова…
– К такому вообще нельзя приготовиться. Поэтому я не стал заранее тебя предупреждать. Тебе просто надо это сделать, и все.
– Но… Как я выгляжу? Нет, я не могу… Это слишком…
Голова у Мэйсон кружилась. Она перевела дыхание и сказала:
– Да, я могу. Я хочу поговорить с ним. Где он?
– Он не тот человек, каким ты его помнишь. Все это время после кораблекрушения он работал в миссионерской общине. Он раздал все свои деньги и все силы и средства тратит на нуждающихся. Этот образ жизни дает ему душевный покой, и он настаивает на том, чтобы все оставить как есть.
– Почему он не сообщил мне, что жив?
– Он считал, что ты не хочешь его видеть. Никогда.
– Понятно. После всех тех гнусностей, что я ему наговорила. Мне никогда не загладить свою вину перед ним.
Ричард улыбнулся:
– Забавно. Примерно то же самое он сказал мне. Что ему никогда не загладить вины перед тобой. Так мы идем?
– Ричард… я просто в шоке. Просто… поразительно, что ты для меня сделал.
Ричард прикоснулся ладонью к ее щеке.
– Мэйсон, я люблю тебя. Я для тебя сделал бы все, что угодно. Ты сказала мне, что я излечил тебя, но я знаю, что не вылечился бы, если бы твое чувство вины перед отцом так и осталось бы при тебе.
Мэйсон повернула голову и поцеловала ладонь Ричарда. Выйдя из лифта, она огляделась. Отец ее стоял в углу со шляпой в руке, он словно стал меньше и еще сильнее ссутулился, но вся его фигурка светилась спокойной безмятежностью, чего раньше Мэйсон никогда не наблюдала.
Мэйсон направилась к отцу. Сначала она шла медленно, неуверенно, но, встретившись с ним глазами, побежала к нему навстречу.
Теперь, спустя целую неделю после чудесного воссоединения с отцом, Мэйсон все никак не могла поверить в то, что Ричард сделал это для нее. Как нужно любить человека, чтобы так поступить… Мэйсон крепче прижала к себе руку Ричарда и посмотрела вверх, любуясь роскошно расцвеченным небом. Голоса сотен людей, поющих «Марсельезу», воспаряли к сверкающим всеми цветами радуги небесам, и чувство благодарности к судьбе, к Ричарду переполняло Мэйсон. Голоса понемногу стихли, колокольный звон умолк, люди вокруг утирали глаза.
– Как ты думаешь, что пойдет следующим номером? – спросил ее Ричард.
– Следующим? – Мэйсон не вполне понимала, о чем он.
– Что мы будем делать дальше? Ты когда-нибудь об этом задумывалась? Как бы ни была приятна такая перспектива, мы не можем вечно жить в отеле.
– Почему нет?
– Мне пора возвращаться к работе.
– Тебе нравится твоя работа?
– Нравится. Но что я уяснил для себя из этого конкретного дела, мне она нравится еще больше с таким талантливым и весьма соблазнительным союзником. – Он шутливо чмокнул Мэйсон в нос. – Но ты не ответила на мой вопрос.
– Ну, рано или поздно я хочу снова начать писать. У меня родилось несколько свежих идей. Но сейчас мне хочется писать только для своего удовольствия… и твоего. Все те терзания, которые мне надо было передать холсту, иссякли. Я хочу писать просто потому, что я люблю живопись, потому, что процесс создания картины приобщает меня к чему-то более высокому и более великому, чем я сама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84