— Типа Брайана Харриса?
— Что касается Брайана, то он привлекателен, богат, изыскан до мелочей. Яркая птичка, ничего не скажешь. Дьявольски красив.
— И?..
— Он просто не в моем вкусе. Его никогда полностью не удовлетворит ни одна женщина на свете. И вечно он будет охотиться все за новыми и новыми избранницами… К сожалению, большинство мужчин такие же, как он.
— Мальчиков, не мужчин…
— Что?
— Это мальчики такие, а не мужчины. Настоящие мужчины достаточно хорошо знают и себя самих, и женщин. Они разбираются в жизни и не следуют слепо лишь зову половых гормонов…
Тоненькие темные брови Шелли изумленно взлетели вверх.
— Довольно необычная точка зрения, — прокомментировала она.
Кейн пожал плечами.
— Но ее разделяют все настоящие мужчины, — он особо выделил два последних слова, — с которыми я знаком.
Шелли уже открыла было рот, чтобы возразить, но в это время подошел официант, неся заказанный обед.
Их беседа на какое-то время прервалась — трудно было удержаться от того, чтобы сразу не попробовать аппетитно дымящиеся блюда.
В какой-то момент Кейн непринужденно, как ни в чем не бывало предложил Шелли попробовать кусочек креветки прямо с его вилки, и, только откусив, она вполне осознала всю интимность этого жеста. Это напомнило времена ее детства, когда отец и мать, смеясь, угощали друг друга лакомыми кусочками со своих тарелок. И даже если весь их обед состоял не более чем из фиников, инжира и нескольких кусочков хлеба, они все равно не могли удержаться, чтобы не покормить друг друга.
— О чем ты сейчас подумала? — тихо спросил ее Кейн.
— Я вспомнила вдруг Большой Восточный Эрг… (Большой Восточный Эрг — песчаная пустыня в северной части Сахары, в пределах Алжира и Туниса.), Сахару…
— Алжир… — кивнул Кейн.
— Да. — Шелли чуть заметно улыбнулась. — Я привыкла рассуждать в терминах скорее чисто географических, чем геополитических… В конце концов воспитание в семье ученого дает о себе знать…
— И почему же ты вдруг вспомнила об этом море песка, о Сахаре?
— Мне напомнило об этом предложение попробовать еду прямо с твоей вилки. Мои отец и мама все время поступали так.
— Кормили друг друга во время еды? — улыбнулся Кейн.
Шелли кивнула. Глаза ее сейчас были чуть затуманены этими воспоминаниями о прошлом. Она все еще видела перед собой огромные, необъятные песчаные пространства великой пустыни — море, нет, океан песка… Земля, где выживали лишь самые осторожные, самые выносливые и упорные. Это застывшее великолепие то и дело всплывало перед глазами Шелли — порой в самые неподходящие моменты.
«Огромное море песка, до горизонта… покрытое мелкой рябью золотистых дюн, местами расчерченных в неровную полоску темными, сиреневатыми тенями… И тишина. Такая же сильная и величественная, как и сама пустыня. Удивительная тишина, застывшее на века молчание, в котором слышатся лишь шепот ветра да шелест песка, скользящего, рассыпающегося по золотистым дюнам…»
В наступившей тишине Кейн неотрывно следил за Шелли, видя, как легли на ее лицо тени воспоминаний о прожитых днях. И он почувствовал в ней страстную тоску по отдаленным уголкам земного шара, непреодолимое желание вернуться туда — снова и снова, и потом еще раз, и так до бесконечности… Эти чувства были ему очень хорошо знакомы — гораздо лучше, чем кому бы то ни было другому. И его тоже беспрестанно звали, манили отдаленные, дикие, порою опасные, но в то же время и невероятно красивые места.
Шелли заморгала и, кажется, вернулась к окружающей действительности. Она растерянно посмотрела на обеденный столик прямо перед собой.
— Ты любишь Сахару? — негромко спросил ее Кейн.
— Да, — просто ответила ему Шелли. — Она так прекрасна, что… — И замолчала, беспомощно поведя рукой, — описать эту нечеловеческую красоту обычными словами показалось ей совершенно невозможным.
— Да, — в тон ей ответил Кейн, — есть на свете пейзажи твоей души…
И снова Шелли вздрогнула: опять Кейну удалось — прочитать ее тайные мысли! Она изумленно уставилась на него. И только тогда осознала, что ее пальцы лежат на его запястье — видимо, вспоминая о Сахаре, она инстинктивно, сама того не сознавая, потянулась к нему, к его надежности и силе, к теплу его тела…
«Пейзажи души», — повторила она про себя.
И быстро отдернула руку, снова напуганная тем, насколько же глубоко Кейн понимает ее.
«Он ведь бродяга, путешественник, не забывай, — обратилась она к самой себе. — Он будет рад взять все, что ты ему только сможешь дать. А потом, взяв, уйдет… И поминай как звали… И при этом он даже не заметит, что сделал мне больно, когда разрушит в одно мгновение все то, что я терпеливо выстраивала долгие и долгие годы. Бродяги ведь не могут долго жить на одном месте, в одном доме… Они всегда уходят, разрушая пригревший их дом».
А дом — это было все, что имела Шелли.
Поэтому она моментально внутренне собралась и беря в руку вилку, поменяла тему разговора.
— И сколько же тебе было лет, когда ты решил начать путешествовать один, сам по себе? — непринужденно спросила она, спокойная, как никогда.
Кейн все еще смотрел на руку, которой какое-то мгновение назад касались пальцы Шелли. Потом ладонью другой руки он медленно прикрыл это место, словно пытаясь сохранить ее тепло как можно дольше. Однако когда он заговорил, его голос стал таким же, как и у Шелли, — совершенно нейтральным и спокойным. Он не выдавал того, что происходило в глубине его души — чувственное влечение к Шелли, которое он, казалось, сдерживал из последних сил.
— Ну, я уже после колледжа знал, чем буду заниматься, — ответил он. — Я пошел работать в компанию по геологическим исследованиям. А потом женился. Она не хотела, чтобы я много путешествовал, ну вот я и оставался дома.
— И что же, тебе это, конечно, не нравилось? — почти язвительно спросила его Шелли.
— Ну что ты, напротив. Для меня это была очень хорошая школа. Чертовски хорошая.
— Неужели?
— Ага, — подтвердил Кейн. — Я твердо выучил одну простую вещь: некоторые жены нисколько не становятся более верными своим мужьям, если те постоянно находятся дома. Впрочем, правильно, кажется, и другое: есть на свете и другие женщины, которые вовсе не становятся менее верными от того, что их мужья часто бывают в разъездах.
Шелли промолчала, не зная, что на это и ответить.
— В конце концов в жизни любой опыт когда-нибудь да пригодится, — спокойно продолжил Кейн. — И я начал собственное дело.
Шелли хотела было спросить его, чем же он стал заниматься, однако совершенно неожиданно для себя задала другой вопрос.
— А ты любил ее?
— Видишь ли, я тогда был совсем юным, чтобы вполне Я понять разницу между любовью и похотью, влечением только сексуальным… — Кейн посмотрел Шелли прямо в глаза и спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97