Встретившись с ним глазами, она, к его облегчению, лишь молча улыбнулась.
Но дальше все пошло не так, как он хотел.
На вечере у леди Хэммонд собралось столько гостей, что ничего лишнего позволить себе было нельзя. Хэммонд-Хаус был печально известен отсутствием комфорта, во всяком случае, того комфорта, который пригодился бы в этой ситуации. Весь вечер Реджи пришлось ограничиваться банальными любезностями. Утешало лишь то, что Энн постоянно находилась рядом и ничем – ни словом, ни взглядом, ни действием – не дала понять, что сожалеет о произошедшем накануне в доме леди Хендрик.
Совсем наоборот. И это лишь добавляло тревоги.
К несчастью, никто из Каверлоков не появился в Хэммонд-Хаусе.
Нервы Реджи – он даже не подозревал, что они у него есть, – были натянуты до предела, и на следующее утро он выехал рано, слишком рано для светского визита, решив застать Энн дома и поговорить с ней наедине. Облечь то, что связывает их, в слова и совершить следующий шаг… Однако она уже уехала в приют.
Он последовал за ней и провел весь день, узнавая что-то новое о ней и о себе самом. Соблюдение приличий лишь увеличивало их влечение, пока желание уединиться не появилось в каждом прикосновении, взгляде, слове. И все-таки у них не было никакой возможности, ни единого шанса остаться с глазу на глаз.
Поздним вечером он стоял у стены в бальном зале Гризмидов и наблюдал, как Энн кружится в танце. Даже издалека он чувствовал, что она немного смущается, хотя знает своего партнера Гордона Кантербери. Ей не нравилось, когда мужчины оказывались так близко, однако с Реджи все было наоборот, она с облегчением брала его за руку, ступая так близко, как позволяли приличия. А когда они вальсировали, она шла за ним в танце с готовностью, которую и не пыталась скрыть, трепеща от радости, нетерпения и восхищения.
Реджи показалось, что стало тихо. Перед его глазами возникли картины недавнего прошлого. Сначала он увидел Энн в приюте. Сидя на табурете, она читала собравшимся вокруг детям увлекательную историю.
Потом она подняла глаза, увидела его и… улыбнулась.
И быстро вовлекла его в работу со старшими мальчиками.
Позже, взглянув во двор, он увидел ее с двумя малышами на руках. Ее лицо порозовело и сияло, прическа слегка растрепалась, к шпилькам тянулись пухлые детские ручки.
Волна нахлынувших чувств внезапно вернула его к действительности, у него закружилась голова. Судорожно вздохнув, Реджи возблагодарил Бога, что музыка кончилась. Довольно.
Пряча мрачную решимость под маской обычной приветливости, он прошел через зал, чтобы спасти Энн. Она оглядывалась, ища его глазами, потом, увидев, улыбнулась. Когда он подошел, взяла его под руку.
Гордон Кантербери заморгал, но тактично промолчал.
Уже близился конец бала, когда вновь стало заметно отсутствие Каверлоков. Реджи проводил Энн к фаэтону, где сидела Минерва.
– Не знаю, что делать, – бормотала Энн. – Харриет Гризмид сказала, что Имоджин собиралась приехать, но вчера прислала записку, что плохо себя чувствует. – Она быстро взглянула на Реджи. – Еще вчера Имоджин была вполне здорова.
Реджи совершенно не интересовала Имоджин.
– Возможно, она простудилась.
Энн уловила в его тоне резкость и удивленно посмотрела на него.
Он перехватил ее пристальный взгляд.
– Завтра… – убедившись, что полностью завладел ее вниманием, он сообщил: – я зайду поговорить с вами в полдень.
– В полдень?
– Да. Будьте дома.
Энн посмотрела ему в глаза, потом с легким волнением, вернувшимся к ней, кивнула:
– Хорошо. Буду.
– Доброе утро, – долетел до него мягкий голос Энн.
Реджи обернулся, когда она закрывала дверь комнаты. Бледно-зеленое платье подчеркивало изящную фигуру, каштановый цвет волос казался глубже. Шурша широкими юбками, Энн шла к нему, настороженно вглядываясь в его лицо. Реджи не спускал с нее глаз.
Увидев, как Энн все больше мрачнеет, он тоже нахмурился. Она остановилась в ярде от него, выпрямилась и сцепила перед собой руки.
– Если вы пришли, чтобы читать мне нотации по поводу наблюдения за Каверлоками…
Он почувствовал ее неуверенность, и раздражение снова охватило его. Он поджал губы. Да будь они прокляты, эти Каверлоки!
– Вы не нуждаетесь… – Реджи увидел, как она отпрянула и взяла себя в руки. Он помедлил, потом выдохнул: – Я не об этом хотел говорить с вами.
Ее глаза расширились.
– Ох. – Потом с обычной мягкостью Энн спросила: – Тогда о чем?
Реджи, стиснув зубы, боролся с инстинктом, не позволяющим открыться даже сейчас, чтобы не оказаться беззащитным и избежать боли, если он неправильно понял Энн.
И все-таки он не ошибся ни в ней, ни в себе, он видел это в ее глазах, с робкой надеждой смотревших на него.
– О том, что произошло у леди Хендрик. В гостиной. – Реджи исчерпал все слова. Как, черт побери, это можно выразить?
Краска залила ее щеки. Румянец стал ярче, Энн опустила глаза.
– Я… простите, если я зашла слишком далеко…
– Нет. – Он шагнул ближе и провел пальцем по ее щеке. – Не извиняйтесь. Если кто-то и должен принести извинения, то это я… – Она подняла взгляд, и он на миг смолк, утонув в ее глазах, потом продолжил: – Но я не имею намерения извиняться. Если бы я этого не сделал… если бы мы… возможно, я бы никогда не узнал… так и не понял…
Энн не сводила с него пристальных глаз.
– Чего не поняли?
Ее широко распахнутые глаза, мягкое выражение лица, изящный изгиб губ, густые волосы, легкий запах яблоневого цвета и жимолости, исходивший от ее белой кожи, обещание женственного тепла, которое окутывало его (она стояла так близко, что юбки касались его башмаков), – все это дало ему храбрость взять ее руку, поднести к губам, сказать:
– Что, если мы хотим… если вы согласитесь… мы могли бы счастливо соединить наши судьбы.
Энн заморгала, ее настороженность исчезла, словно упала завеса, и Реджи увидел в ее глазах удивление.
– Вы тоже это чувствовали. Я думала, что только у меня такое чувство или что я слишком многого ждала от того момента…
– Нет. Это было такое же… – Реджи не мог удержаться от кривой улыбки, – властное чувство, как и у вас. И столь же удивительное.
Ответная улыбка изогнула ее губы.
– Я не думала о вас прежде… и вы тоже не думали обо мне.
– Нет. – Нахмурившись, Реджи взглянул на нее, теперь он мог на нее смотреть. – Не могу понять почему.
– Это имеет значение?
Он изучал ее глаза, горевшие теплым нетерпением.
– Нет. Нисколько.
Обняв, он потянул Энн к себе. Он наклонился, их губы, нетерпеливо торопящиеся познать сладость поцелуя, слились…
…и оба услышали голоса и торопливые шаги в коридоре.
Реджи отпустил ее, подавив несвойственную ему вспышку раздражения, Энн отстранилась и повернулась к двери.
Ее сердце гулко стучало, губы горели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Но дальше все пошло не так, как он хотел.
На вечере у леди Хэммонд собралось столько гостей, что ничего лишнего позволить себе было нельзя. Хэммонд-Хаус был печально известен отсутствием комфорта, во всяком случае, того комфорта, который пригодился бы в этой ситуации. Весь вечер Реджи пришлось ограничиваться банальными любезностями. Утешало лишь то, что Энн постоянно находилась рядом и ничем – ни словом, ни взглядом, ни действием – не дала понять, что сожалеет о произошедшем накануне в доме леди Хендрик.
Совсем наоборот. И это лишь добавляло тревоги.
К несчастью, никто из Каверлоков не появился в Хэммонд-Хаусе.
Нервы Реджи – он даже не подозревал, что они у него есть, – были натянуты до предела, и на следующее утро он выехал рано, слишком рано для светского визита, решив застать Энн дома и поговорить с ней наедине. Облечь то, что связывает их, в слова и совершить следующий шаг… Однако она уже уехала в приют.
Он последовал за ней и провел весь день, узнавая что-то новое о ней и о себе самом. Соблюдение приличий лишь увеличивало их влечение, пока желание уединиться не появилось в каждом прикосновении, взгляде, слове. И все-таки у них не было никакой возможности, ни единого шанса остаться с глазу на глаз.
Поздним вечером он стоял у стены в бальном зале Гризмидов и наблюдал, как Энн кружится в танце. Даже издалека он чувствовал, что она немного смущается, хотя знает своего партнера Гордона Кантербери. Ей не нравилось, когда мужчины оказывались так близко, однако с Реджи все было наоборот, она с облегчением брала его за руку, ступая так близко, как позволяли приличия. А когда они вальсировали, она шла за ним в танце с готовностью, которую и не пыталась скрыть, трепеща от радости, нетерпения и восхищения.
Реджи показалось, что стало тихо. Перед его глазами возникли картины недавнего прошлого. Сначала он увидел Энн в приюте. Сидя на табурете, она читала собравшимся вокруг детям увлекательную историю.
Потом она подняла глаза, увидела его и… улыбнулась.
И быстро вовлекла его в работу со старшими мальчиками.
Позже, взглянув во двор, он увидел ее с двумя малышами на руках. Ее лицо порозовело и сияло, прическа слегка растрепалась, к шпилькам тянулись пухлые детские ручки.
Волна нахлынувших чувств внезапно вернула его к действительности, у него закружилась голова. Судорожно вздохнув, Реджи возблагодарил Бога, что музыка кончилась. Довольно.
Пряча мрачную решимость под маской обычной приветливости, он прошел через зал, чтобы спасти Энн. Она оглядывалась, ища его глазами, потом, увидев, улыбнулась. Когда он подошел, взяла его под руку.
Гордон Кантербери заморгал, но тактично промолчал.
Уже близился конец бала, когда вновь стало заметно отсутствие Каверлоков. Реджи проводил Энн к фаэтону, где сидела Минерва.
– Не знаю, что делать, – бормотала Энн. – Харриет Гризмид сказала, что Имоджин собиралась приехать, но вчера прислала записку, что плохо себя чувствует. – Она быстро взглянула на Реджи. – Еще вчера Имоджин была вполне здорова.
Реджи совершенно не интересовала Имоджин.
– Возможно, она простудилась.
Энн уловила в его тоне резкость и удивленно посмотрела на него.
Он перехватил ее пристальный взгляд.
– Завтра… – убедившись, что полностью завладел ее вниманием, он сообщил: – я зайду поговорить с вами в полдень.
– В полдень?
– Да. Будьте дома.
Энн посмотрела ему в глаза, потом с легким волнением, вернувшимся к ней, кивнула:
– Хорошо. Буду.
– Доброе утро, – долетел до него мягкий голос Энн.
Реджи обернулся, когда она закрывала дверь комнаты. Бледно-зеленое платье подчеркивало изящную фигуру, каштановый цвет волос казался глубже. Шурша широкими юбками, Энн шла к нему, настороженно вглядываясь в его лицо. Реджи не спускал с нее глаз.
Увидев, как Энн все больше мрачнеет, он тоже нахмурился. Она остановилась в ярде от него, выпрямилась и сцепила перед собой руки.
– Если вы пришли, чтобы читать мне нотации по поводу наблюдения за Каверлоками…
Он почувствовал ее неуверенность, и раздражение снова охватило его. Он поджал губы. Да будь они прокляты, эти Каверлоки!
– Вы не нуждаетесь… – Реджи увидел, как она отпрянула и взяла себя в руки. Он помедлил, потом выдохнул: – Я не об этом хотел говорить с вами.
Ее глаза расширились.
– Ох. – Потом с обычной мягкостью Энн спросила: – Тогда о чем?
Реджи, стиснув зубы, боролся с инстинктом, не позволяющим открыться даже сейчас, чтобы не оказаться беззащитным и избежать боли, если он неправильно понял Энн.
И все-таки он не ошибся ни в ней, ни в себе, он видел это в ее глазах, с робкой надеждой смотревших на него.
– О том, что произошло у леди Хендрик. В гостиной. – Реджи исчерпал все слова. Как, черт побери, это можно выразить?
Краска залила ее щеки. Румянец стал ярче, Энн опустила глаза.
– Я… простите, если я зашла слишком далеко…
– Нет. – Он шагнул ближе и провел пальцем по ее щеке. – Не извиняйтесь. Если кто-то и должен принести извинения, то это я… – Она подняла взгляд, и он на миг смолк, утонув в ее глазах, потом продолжил: – Но я не имею намерения извиняться. Если бы я этого не сделал… если бы мы… возможно, я бы никогда не узнал… так и не понял…
Энн не сводила с него пристальных глаз.
– Чего не поняли?
Ее широко распахнутые глаза, мягкое выражение лица, изящный изгиб губ, густые волосы, легкий запах яблоневого цвета и жимолости, исходивший от ее белой кожи, обещание женственного тепла, которое окутывало его (она стояла так близко, что юбки касались его башмаков), – все это дало ему храбрость взять ее руку, поднести к губам, сказать:
– Что, если мы хотим… если вы согласитесь… мы могли бы счастливо соединить наши судьбы.
Энн заморгала, ее настороженность исчезла, словно упала завеса, и Реджи увидел в ее глазах удивление.
– Вы тоже это чувствовали. Я думала, что только у меня такое чувство или что я слишком многого ждала от того момента…
– Нет. Это было такое же… – Реджи не мог удержаться от кривой улыбки, – властное чувство, как и у вас. И столь же удивительное.
Ответная улыбка изогнула ее губы.
– Я не думала о вас прежде… и вы тоже не думали обо мне.
– Нет. – Нахмурившись, Реджи взглянул на нее, теперь он мог на нее смотреть. – Не могу понять почему.
– Это имеет значение?
Он изучал ее глаза, горевшие теплым нетерпением.
– Нет. Нисколько.
Обняв, он потянул Энн к себе. Он наклонился, их губы, нетерпеливо торопящиеся познать сладость поцелуя, слились…
…и оба услышали голоса и торопливые шаги в коридоре.
Реджи отпустил ее, подавив несвойственную ему вспышку раздражения, Энн отстранилась и повернулась к двери.
Ее сердце гулко стучало, губы горели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15