казалось, мраморное изваяние плакало над близкой бесславной кончиной последнего в роду принцев Бюкских. Скатившись, слезы упали с седого уса старого князя на стол, сам же мраморный гость, поднявшись, сделал головою знак своему сыну следовать за ним. Сняв со стены один из прикрепленных к ней факелов, принц последовал за отцом, оставив своих гостей в состоянии крайнего изумления.
Старый князь и следовавший за ним принц, пройдя оружейный зал, направились к двери напротив дверей, ведших к часовне, и, пройдя бывший крепостной двор, очутились на одном из многочисленных дворов замка, куда выбрасывали всякий ненужный хлам и отбросы, и остановились у свежевырытой могилы. Проходивший незадолго до ужина по этому двору принц Финар не заметил ничего необычного; из этого следовало, что могила была вырыта чьей-то невидимой рукой во время ужина. Оглянувшись, Финар никого не увидел, кроме отца, все тем же тяжелым, медленным шагом направлявшегося к подземной часовне, где находилась в общей княжеской усыпальнице и его собственная могила. Финар догнал отца и не отставал от него, словно влекомый какой-то сверхъестественной силой. Перед старым князем двери распахнулись сами собой, и он, сопровождаемый сыном, очутился у собственного саркофага. Мраморный лев, символ благородной смерти на поле битвы, поднялся, пропустив своего безмолвного обитателя, и он улегся на то же место, где покоился в течение тридцати лет. Все погрузилось в молчание и немую тишину смерти.
Железное сердце Финара не дрогнуло при виде всего этого; он даже хотел приписать чудесное видение расстроенному воображению и обернулся к могиле матери, отличавшейся тем, что вместо льва, символа благородства, силы и храбрости, на ее могиле была изображена собака — символ верности и преданности. Увидев коленопреклоненную тень матери, Финар вдруг прозрел; во всем он увидел промысел Божий: мраморный гость явился вестником его смерти, могила, ему указанная, была позорной могилой, в которой ему надлежало покоиться до Страшного суда, молящаяся мать просила Господа спасти если не тело, то душу сына. Финару сразу все стало ясно. В глубоком раздумье вернулся он в опустевший зал. На троекратный его зов откликнулся лишь старый верный слуга, по опыту знавший, сколь опасно заставлять своего повелителя ждать. Дрожа всем телом, он явился.
— Дорогой Никола, — заговорил принц необыкновенно мягким и кротким голосом, — приведи ко мне священника.
Увидев крайнее изумление старого слуги, он повторил свою просьбу.
— Вам известно, принц, — наконец ответил слуга, — что со дня смерти старого духовника прошло почти пятнадцать лет, и его даже не подумали заменить другим.
— Это правда, — вздохнул Финар, — это я упустил из виду. Ступай в стан короля Французского и упроси епископа Нуайонского принять исповедь бедного грешника!
Старый слуга беспрекословно повиновался и через несколько минут вернулся в сопровождении почтенного духовника.
Наутро, когда все было готово к борьбе, король взошел на приготовленную для него трибуну, предварительно послав Лидерику великолепное вооружение, специально для него выкованное и освященное самим епископом Нуайонским. Оглядев доспехи, Лидерик с благодарностью вернул их королю, велев передать, что не нуждается в лишнем вооружении, ибо неуязвим. Пробило шесть часов — время, назначенное для поединка, а принц Финар все не являлся. Тогда, полагая, что он в полном вооружении скрывается за крепкими стенами своего замка, король приказал протрубить сигнал к началу поединка.
Едва умолкли звуки труб, как ворота замка распахнулись, и появился Финар, но не верхом на коне, не в боевом вооружении, а пеший, одетый в холщовую рубашку, с посыпанной пеплом головой и веревкой на шее. За ним на прекрасно убранных конях следовали принцесса Дижонская, одетая в мантию, с короной на голове, и почтенный епископ в полном облачении. Шествие замыкал гарнизон принца Финара, следовавший за ним без шлемов и мечей.
Достигнув арены, зловещий кортеж остановился, а принц Финар, поднявшись на возвышение, на котором сидел король, стал перед ним на колени.
— Государь, — сказал Финар, — вы видите перед собою великого, но раскаявшегося грешника, заслужившего строгое наказание, но молящего ваше величество даровать ему жизнь, для того чтобы он мог, оплакивая свои грехи, заслужить прощение Всевышнего! Все, что говорил принц Лидерик, — правда, а потому я и его прошу простить меня, как простила его благородная мать. Прошу его также, в возмещение убытков, причиненных мною, принять принадлежащие мне княжество Бюкское и графство Арлебекское. Прошу верить, что я убежден: более достойного и более благородного преемника я не мог бы найти.
— Принц, — ответил король, — если вас простили те, кого вы притесняли и держали в заточении, то я не имею нравственного права быть более строгим, нежели они. Итак, я вам всемилостивейше дарую жизнь. Что же касается вашей души, над которой я не властен, то этот вопрос разрешит сам Господь. Принц Дижонский, — обратился король к Лидерику, — слышали ли вы, что сказал Финар, и прощаете ли его, как я его простил?
Ответ на этот вопрос последовал не сразу, так как Лидерик бросился в объятия матери, заплакавшей от счастья при виде сына.
— Да, государь, — сказала Эрменгарда, — мы от всего сердца не только прощаем его, но молим ваше величество оставить ему его титул и владения, хотя бы только пожизненно. Наше Дижонское княжество достаточно обширно и могущественно, чтобы в случае надобности дать любезнейшему нашему сыну возможность стать в ряды защитников вашего величества.
Невзирая на это, Финар сложил к ногам короля ключи от своего замка и владений и, повторив свою просьбу в отношении Лидерика, выговорил себе лишь шесть футов земли в том месте, где была вырыта яма, к которой привела его тень отца. После этих слов, произнесенных твердым, ровным голосом, не допускавшим сомнений в непоколебимости принятого решения, он низко поклонился королю и удалился в лес, где вскоре скрылся из виду.
В тот же день в присутствии короля и придворных Лидерик присягнул королю от имени княжеств Дижонского и Бюкского и графства Арлебекского, причем король в ознаменование важного события и в знак особой милости к прочим титулам прибавил ему титул наместника Фландрского. Отпировав в Бюкском замке, король отправился обратно в столицу, Лидерик же с матерью пустился в путь по всем своим многочисленным и обширным владениям, для утверждения в них наместников, которые в его отсутствие должны были отправлять правосудие.
Все три месяца их путешествия можно было уподобить сплошному празднику, ибо Эрменгарда была искренне любима своими подданными; за время ее отсутствия не проходило ни одного праздничного богослужения, без того чтоб прихожане не молились о возвращении к ним их горячо любимой принцессы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Старый князь и следовавший за ним принц, пройдя оружейный зал, направились к двери напротив дверей, ведших к часовне, и, пройдя бывший крепостной двор, очутились на одном из многочисленных дворов замка, куда выбрасывали всякий ненужный хлам и отбросы, и остановились у свежевырытой могилы. Проходивший незадолго до ужина по этому двору принц Финар не заметил ничего необычного; из этого следовало, что могила была вырыта чьей-то невидимой рукой во время ужина. Оглянувшись, Финар никого не увидел, кроме отца, все тем же тяжелым, медленным шагом направлявшегося к подземной часовне, где находилась в общей княжеской усыпальнице и его собственная могила. Финар догнал отца и не отставал от него, словно влекомый какой-то сверхъестественной силой. Перед старым князем двери распахнулись сами собой, и он, сопровождаемый сыном, очутился у собственного саркофага. Мраморный лев, символ благородной смерти на поле битвы, поднялся, пропустив своего безмолвного обитателя, и он улегся на то же место, где покоился в течение тридцати лет. Все погрузилось в молчание и немую тишину смерти.
Железное сердце Финара не дрогнуло при виде всего этого; он даже хотел приписать чудесное видение расстроенному воображению и обернулся к могиле матери, отличавшейся тем, что вместо льва, символа благородства, силы и храбрости, на ее могиле была изображена собака — символ верности и преданности. Увидев коленопреклоненную тень матери, Финар вдруг прозрел; во всем он увидел промысел Божий: мраморный гость явился вестником его смерти, могила, ему указанная, была позорной могилой, в которой ему надлежало покоиться до Страшного суда, молящаяся мать просила Господа спасти если не тело, то душу сына. Финару сразу все стало ясно. В глубоком раздумье вернулся он в опустевший зал. На троекратный его зов откликнулся лишь старый верный слуга, по опыту знавший, сколь опасно заставлять своего повелителя ждать. Дрожа всем телом, он явился.
— Дорогой Никола, — заговорил принц необыкновенно мягким и кротким голосом, — приведи ко мне священника.
Увидев крайнее изумление старого слуги, он повторил свою просьбу.
— Вам известно, принц, — наконец ответил слуга, — что со дня смерти старого духовника прошло почти пятнадцать лет, и его даже не подумали заменить другим.
— Это правда, — вздохнул Финар, — это я упустил из виду. Ступай в стан короля Французского и упроси епископа Нуайонского принять исповедь бедного грешника!
Старый слуга беспрекословно повиновался и через несколько минут вернулся в сопровождении почтенного духовника.
Наутро, когда все было готово к борьбе, король взошел на приготовленную для него трибуну, предварительно послав Лидерику великолепное вооружение, специально для него выкованное и освященное самим епископом Нуайонским. Оглядев доспехи, Лидерик с благодарностью вернул их королю, велев передать, что не нуждается в лишнем вооружении, ибо неуязвим. Пробило шесть часов — время, назначенное для поединка, а принц Финар все не являлся. Тогда, полагая, что он в полном вооружении скрывается за крепкими стенами своего замка, король приказал протрубить сигнал к началу поединка.
Едва умолкли звуки труб, как ворота замка распахнулись, и появился Финар, но не верхом на коне, не в боевом вооружении, а пеший, одетый в холщовую рубашку, с посыпанной пеплом головой и веревкой на шее. За ним на прекрасно убранных конях следовали принцесса Дижонская, одетая в мантию, с короной на голове, и почтенный епископ в полном облачении. Шествие замыкал гарнизон принца Финара, следовавший за ним без шлемов и мечей.
Достигнув арены, зловещий кортеж остановился, а принц Финар, поднявшись на возвышение, на котором сидел король, стал перед ним на колени.
— Государь, — сказал Финар, — вы видите перед собою великого, но раскаявшегося грешника, заслужившего строгое наказание, но молящего ваше величество даровать ему жизнь, для того чтобы он мог, оплакивая свои грехи, заслужить прощение Всевышнего! Все, что говорил принц Лидерик, — правда, а потому я и его прошу простить меня, как простила его благородная мать. Прошу его также, в возмещение убытков, причиненных мною, принять принадлежащие мне княжество Бюкское и графство Арлебекское. Прошу верить, что я убежден: более достойного и более благородного преемника я не мог бы найти.
— Принц, — ответил король, — если вас простили те, кого вы притесняли и держали в заточении, то я не имею нравственного права быть более строгим, нежели они. Итак, я вам всемилостивейше дарую жизнь. Что же касается вашей души, над которой я не властен, то этот вопрос разрешит сам Господь. Принц Дижонский, — обратился король к Лидерику, — слышали ли вы, что сказал Финар, и прощаете ли его, как я его простил?
Ответ на этот вопрос последовал не сразу, так как Лидерик бросился в объятия матери, заплакавшей от счастья при виде сына.
— Да, государь, — сказала Эрменгарда, — мы от всего сердца не только прощаем его, но молим ваше величество оставить ему его титул и владения, хотя бы только пожизненно. Наше Дижонское княжество достаточно обширно и могущественно, чтобы в случае надобности дать любезнейшему нашему сыну возможность стать в ряды защитников вашего величества.
Невзирая на это, Финар сложил к ногам короля ключи от своего замка и владений и, повторив свою просьбу в отношении Лидерика, выговорил себе лишь шесть футов земли в том месте, где была вырыта яма, к которой привела его тень отца. После этих слов, произнесенных твердым, ровным голосом, не допускавшим сомнений в непоколебимости принятого решения, он низко поклонился королю и удалился в лес, где вскоре скрылся из виду.
В тот же день в присутствии короля и придворных Лидерик присягнул королю от имени княжеств Дижонского и Бюкского и графства Арлебекского, причем король в ознаменование важного события и в знак особой милости к прочим титулам прибавил ему титул наместника Фландрского. Отпировав в Бюкском замке, король отправился обратно в столицу, Лидерик же с матерью пустился в путь по всем своим многочисленным и обширным владениям, для утверждения в них наместников, которые в его отсутствие должны были отправлять правосудие.
Все три месяца их путешествия можно было уподобить сплошному празднику, ибо Эрменгарда была искренне любима своими подданными; за время ее отсутствия не проходило ни одного праздничного богослужения, без того чтоб прихожане не молились о возвращении к ним их горячо любимой принцессы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17