А может, нас надоумил счастливый случай — счастливый для людей.
Они свободно парили над своим миром… Знаешь ли ты, что орел может несколько дней не спускаться на землю? Самцы и самки, все вместе — и пели песни радости и красоты. Да, орлам многое недоступно. Бесполезно говорить с ними о несчастной любви, об украшении жилищ, о музыке, о кулинарии и налогах. Они считают, что в голове у нас чертовски много мусора. Но послушай их суждения о красоте, о философии… чести… долге… верности… логике… и радости жизни! У нас одно скучное слово «ветер», а у птиц для этого сотни разных слов — они пробуют ветер на вкус, играют с ним, танцуют в нем, используют его. Они — духи воздуха, а мы приковали их к земле!
Время для орла — не то, что для человека. Они гораздо стремительнее нас и гораздо медлительнее. Твой Острый Коготь и его подруга полюбили друг друга с первого взгляда, хватило нескольких минут — но они будут вместе, и когда внуки твои уже состарятся. Они передают информацию в сотни раз быстрее, чем мы, но способны многие дни обсуждать одну охоту. Они считают лишь до восьми — число концов орлиного гребня. Каждая птица мечтает иметь восемь правнуков — ни больше ни меньше. Но им доступны такие математические тонкости, такая глубина в понимании пространства и времени, которых нам никогда не достичь.
И мы смеем нахлобучивать на них колпаки, ослеплять их! Пленная птица влачит жалкое существование… или делает, что велит всадник. Даже с узниками в темницах мы обходимся не столь жестоко: ведь орлы могут видеть своих собратьев, говорить с ними — но никогда, никогда пленникам не вырваться на свободу, не присоединиться к вольной стае.
Брак для них — нечто священное, а люди запирают вместе самца и самку, навязывают им свой выбор. Мы пичкаем их всякой дрянью, возбуждающими средствами, заставляем спариваться. Между тем секс для них мало что значит, просто необходимая для размножения операция. Все равно как для нас строительство дома. Однако операция очень интимная, требующая уединения. Люди лишают их и этого. Какими же дикарями, безумцами представляемся мы птицам!
Короче, люди обращаются с орлами как с животными, порабощают их.
Хриплый голос Карэмэна возвысился почти до крика.
— И мы наказаны — мы сами стали рабами!
Самые ловкие из людей научились летать верхом на птицах. Они отражали нападение диких орлов и защищали остальных. Те платили им: кормили, давали кров, обслуживали.
Поначалу это было только справедливо. Но плата все возрастала, летуны постепенно захватывали власть. Защитники превратились в вожаков, вожаки — в лордов. Людям свойственна жажда власти. Птицам нет.
Мы позволили летунам поработить птиц, мы поощряли их. Летуны воспользовались орлами и поработили нас!
Черт побери, мы получили по заслугам.
14
Мать — лучший друг юноши.
Старинная поговорка
Джэркадон оставил Короля Тень и охрану за дверью, а сам прошел на террасу к матери. За последние дни Мэйала словно съежилась, она казалась совсем крошечной, раза в два меньше, чем раньше. Волосы окончательно поседели, ни единого золотистого волоска, а личико ссохлось и сморщилось. Она сидела и смотрела на раскинувшийся внизу парк, но вряд ли видела его.
— Ясного неба, матушка, — поздоровался Джэркадон и пододвинул себе стул.
Она обернулась, скользнула взглядом по связке бумаг в руке сына:
— Тебе также, сынок.
— Все хандрите, матушка? Вы бы занялись чем-нибудь, шитьем например. Или книжку почитали б. Чего зря высиживать, только хуже от этого.
— Возможно, я буду брать уроки анатомии, — прошептала Мэйала, отвернулась и снова уставилась в пустоту.
Джэркадон подавил раздражение и устроился поудобнее.
— Я пришел попросить вас кое о чем.
— Что еще? Я и так никого не принимаю.
Да, видно, придется набраться терпения.
— Матушка! Оказывайте мне должные знаки почтения, и ваше недомогание сразу же пройдет.
Королева промолчала.
Джэркадон вздохнул:
— Я хочу, чтобы вы рассказали мне о Счагэрне.
Она вздрогнула, глаза забегали.
— Я никогда не бывала в Счагэрне.
— Да, вы в основном находились в Коллиноре.
Мэйала нахмурилась и покачала головой:
— Твой отец залил кровью всю страну, лишь бы сохранить это в тайне. Спроси кого-нибудь другого.
Джэркадон передернул плечами:
— У меня есть новости от Виндакса.
— Что?! Какие новости?
— А вы мне расскажите о Счагэрне?
Мэйала презрительно скривила губы:
— Хорошо. Расскажу, что знаю. Когда ты получил это известие?
— Два дня назад. Он жив.
Она закрыла лицо руками и неслышно, про себя вознесла хвалу Господу.
— Скорее всего жив. Я получил письмо, видимо, продиктованное Виндаксом и запечатанное его печатью. Значит, нашли по крайней мере его тело. Фон думает, что письмо подлинное. Вот, прочтите.
— Прочти ты.
Джэркадон повиновался. Мэйала долго сидела неподвижно, потом спросила:
— Кто же виновник преступления?
Джэркадон окинул мать внимательным взглядом:
— Найномэр по-прежнему считает, что произошел несчастный случай. Но если это действительно покушение на убийство, виновата Элоса, дочь герцога.
Королева разрыдалась. Джэркадон ждал, нетерпеливо ерзая на стуле.
Мэйала утерла слезы тыльной стороной ладони:
— Теперь ты, выходит, из короля превратишься в регента?
Джэркадону не хотелось злить ее, но он не удержался от смеха:
— Маменька! Ты же меня знаешь. Фон спешит сюда изо всех сил, аж перья горят. Волнуется насчет мятежников — и Счагэрна. Я не обнародую вестей о моем драгоценном сводном братце, пока мы воочию не узрим здесь физиономию герцога Фонского. Это будет посильнее любых аргументов.
Мэйала, похоже, испугалась:
— Если ты объявишь своего брата незаконнорожденным, меня, полагаю, ждет участь Тени Оролрона?
— Нет-нет, маменька, это решительно невозможно, — весело возразил Джэркадон. — Тебе этого не выдержать. А он-то каков! Молодчага! Верно говорят — не судите по внешности, никто и не ожидал, что барон окажется таким крепышом. Я получил массу удовольствия. — Многообещающий юноша потрепал мать по плечу. — Маменька, я знаю, что не лишен недостатков. Но положа руку на сердце разве я первый из королей Ранторры захватил трон ценой небольшого кровопролития? Да, кое-кто из моих приятелей на наших дружеских пирушках порой дает волю рукам и вообще ведет себя не совсем хорошо, но ведь вы — мать короля. И ваш, пусть очень скверный, сын ничего такого не допустит. Обещаю.
Однако слова его не убедили королеву.
— А твой отец?
— Ну, он хотел отречься от меня. Ладно, после обсудим. Сперва Счагэрн. Итак?
— Альво спас нас и вывез из Аллэбана, — заговорила королева, обращаясь не к Джэркадону, а к далекому голубому небу. — Меня вызвали во дворец и приказали выйти замуж за твоего отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Они свободно парили над своим миром… Знаешь ли ты, что орел может несколько дней не спускаться на землю? Самцы и самки, все вместе — и пели песни радости и красоты. Да, орлам многое недоступно. Бесполезно говорить с ними о несчастной любви, об украшении жилищ, о музыке, о кулинарии и налогах. Они считают, что в голове у нас чертовски много мусора. Но послушай их суждения о красоте, о философии… чести… долге… верности… логике… и радости жизни! У нас одно скучное слово «ветер», а у птиц для этого сотни разных слов — они пробуют ветер на вкус, играют с ним, танцуют в нем, используют его. Они — духи воздуха, а мы приковали их к земле!
Время для орла — не то, что для человека. Они гораздо стремительнее нас и гораздо медлительнее. Твой Острый Коготь и его подруга полюбили друг друга с первого взгляда, хватило нескольких минут — но они будут вместе, и когда внуки твои уже состарятся. Они передают информацию в сотни раз быстрее, чем мы, но способны многие дни обсуждать одну охоту. Они считают лишь до восьми — число концов орлиного гребня. Каждая птица мечтает иметь восемь правнуков — ни больше ни меньше. Но им доступны такие математические тонкости, такая глубина в понимании пространства и времени, которых нам никогда не достичь.
И мы смеем нахлобучивать на них колпаки, ослеплять их! Пленная птица влачит жалкое существование… или делает, что велит всадник. Даже с узниками в темницах мы обходимся не столь жестоко: ведь орлы могут видеть своих собратьев, говорить с ними — но никогда, никогда пленникам не вырваться на свободу, не присоединиться к вольной стае.
Брак для них — нечто священное, а люди запирают вместе самца и самку, навязывают им свой выбор. Мы пичкаем их всякой дрянью, возбуждающими средствами, заставляем спариваться. Между тем секс для них мало что значит, просто необходимая для размножения операция. Все равно как для нас строительство дома. Однако операция очень интимная, требующая уединения. Люди лишают их и этого. Какими же дикарями, безумцами представляемся мы птицам!
Короче, люди обращаются с орлами как с животными, порабощают их.
Хриплый голос Карэмэна возвысился почти до крика.
— И мы наказаны — мы сами стали рабами!
Самые ловкие из людей научились летать верхом на птицах. Они отражали нападение диких орлов и защищали остальных. Те платили им: кормили, давали кров, обслуживали.
Поначалу это было только справедливо. Но плата все возрастала, летуны постепенно захватывали власть. Защитники превратились в вожаков, вожаки — в лордов. Людям свойственна жажда власти. Птицам нет.
Мы позволили летунам поработить птиц, мы поощряли их. Летуны воспользовались орлами и поработили нас!
Черт побери, мы получили по заслугам.
14
Мать — лучший друг юноши.
Старинная поговорка
Джэркадон оставил Короля Тень и охрану за дверью, а сам прошел на террасу к матери. За последние дни Мэйала словно съежилась, она казалась совсем крошечной, раза в два меньше, чем раньше. Волосы окончательно поседели, ни единого золотистого волоска, а личико ссохлось и сморщилось. Она сидела и смотрела на раскинувшийся внизу парк, но вряд ли видела его.
— Ясного неба, матушка, — поздоровался Джэркадон и пододвинул себе стул.
Она обернулась, скользнула взглядом по связке бумаг в руке сына:
— Тебе также, сынок.
— Все хандрите, матушка? Вы бы занялись чем-нибудь, шитьем например. Или книжку почитали б. Чего зря высиживать, только хуже от этого.
— Возможно, я буду брать уроки анатомии, — прошептала Мэйала, отвернулась и снова уставилась в пустоту.
Джэркадон подавил раздражение и устроился поудобнее.
— Я пришел попросить вас кое о чем.
— Что еще? Я и так никого не принимаю.
Да, видно, придется набраться терпения.
— Матушка! Оказывайте мне должные знаки почтения, и ваше недомогание сразу же пройдет.
Королева промолчала.
Джэркадон вздохнул:
— Я хочу, чтобы вы рассказали мне о Счагэрне.
Она вздрогнула, глаза забегали.
— Я никогда не бывала в Счагэрне.
— Да, вы в основном находились в Коллиноре.
Мэйала нахмурилась и покачала головой:
— Твой отец залил кровью всю страну, лишь бы сохранить это в тайне. Спроси кого-нибудь другого.
Джэркадон передернул плечами:
— У меня есть новости от Виндакса.
— Что?! Какие новости?
— А вы мне расскажите о Счагэрне?
Мэйала презрительно скривила губы:
— Хорошо. Расскажу, что знаю. Когда ты получил это известие?
— Два дня назад. Он жив.
Она закрыла лицо руками и неслышно, про себя вознесла хвалу Господу.
— Скорее всего жив. Я получил письмо, видимо, продиктованное Виндаксом и запечатанное его печатью. Значит, нашли по крайней мере его тело. Фон думает, что письмо подлинное. Вот, прочтите.
— Прочти ты.
Джэркадон повиновался. Мэйала долго сидела неподвижно, потом спросила:
— Кто же виновник преступления?
Джэркадон окинул мать внимательным взглядом:
— Найномэр по-прежнему считает, что произошел несчастный случай. Но если это действительно покушение на убийство, виновата Элоса, дочь герцога.
Королева разрыдалась. Джэркадон ждал, нетерпеливо ерзая на стуле.
Мэйала утерла слезы тыльной стороной ладони:
— Теперь ты, выходит, из короля превратишься в регента?
Джэркадону не хотелось злить ее, но он не удержался от смеха:
— Маменька! Ты же меня знаешь. Фон спешит сюда изо всех сил, аж перья горят. Волнуется насчет мятежников — и Счагэрна. Я не обнародую вестей о моем драгоценном сводном братце, пока мы воочию не узрим здесь физиономию герцога Фонского. Это будет посильнее любых аргументов.
Мэйала, похоже, испугалась:
— Если ты объявишь своего брата незаконнорожденным, меня, полагаю, ждет участь Тени Оролрона?
— Нет-нет, маменька, это решительно невозможно, — весело возразил Джэркадон. — Тебе этого не выдержать. А он-то каков! Молодчага! Верно говорят — не судите по внешности, никто и не ожидал, что барон окажется таким крепышом. Я получил массу удовольствия. — Многообещающий юноша потрепал мать по плечу. — Маменька, я знаю, что не лишен недостатков. Но положа руку на сердце разве я первый из королей Ранторры захватил трон ценой небольшого кровопролития? Да, кое-кто из моих приятелей на наших дружеских пирушках порой дает волю рукам и вообще ведет себя не совсем хорошо, но ведь вы — мать короля. И ваш, пусть очень скверный, сын ничего такого не допустит. Обещаю.
Однако слова его не убедили королеву.
— А твой отец?
— Ну, он хотел отречься от меня. Ладно, после обсудим. Сперва Счагэрн. Итак?
— Альво спас нас и вывез из Аллэбана, — заговорила королева, обращаясь не к Джэркадону, а к далекому голубому небу. — Меня вызвали во дворец и приказали выйти замуж за твоего отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72