- "Видать"! А того ты не видишь, что я с трудом дышу?
Цыганка кряхтя встала, накинула шаль и пошла со мной.
Моему появлению бабушка Нина обрадовалась, как небесному знамению, но при виде Оксаны она забеспокоилась.
- Ты кого ко мне привел, чертова пята! А вдруг она здесь рожать начнет, где я повитуху сыщу?!
- Не бойся, бабушка, свое дело она знает лучше тебя!
- Что она говорит? - спросила меня Оксана.
- Говорит, что ты еще молода, чтобы уметь гадать, - солгал я.
- Не ее это забота... Скажи-ка ей, пусть принесет таз, воду, горсть соли, золотое кольцо и три куска сахара.
Я перевел.
- С ума она, что ли, сошла? - запричитала бабушка Нина. - Трех кусков сахара вместе я три года не видела!
Я опять перевел. Оксана захохотала и смеялась так долго, что еле потом отдышалась.
Бабушка принесла все, кроме сахара, потом с трудом сняла с пальца обручальное золотое кольцо и протянула его Оксане.
Цыганка осторожно опустилась на низкий трехногий стульчик перед камином, налила воду в таз и засыпала туда горсточку соли.
- А как же без сахара? - забеспокоилась бабушка Нина.
- Без сахара нельзя! - заявила Оксана.
- Господи, что же мне делать? - Старушка готова была расплакаться.
Оксана полезла рукой в карман, скрытый в складках ее широкой пестрой юбки, извлекла три кусочка леденца и бросила их в таз.
- Боже всесильный, ниспошли добра и радостей этой милосердной женщине! - Бабушка Нина перекрестила Оксану.
- Чего это она? - отодвинулась цыганка.
- Благословляет тебя.
- Вот еще...
Оксана долго мешала воду рукой. Когда соль и леденцы растаяли, она опустила в таз кольцо.
- Чистое золото? - спросила она.
- Червонное! - ответила с гордостью бабушка Нина.
- Гадать-то про кого?
- Про сына, сына, Гришу моего!
Оксана прищурила глаза и зашептала что-то на родном языке.
- Переведи! - попросила меня старушка.
- Да не понимаю я, она по-своему говорит! - объяснил я.
Долго бормотала Оксана. Вдруг она замолчала, повернулась к бабушке Нине и заговорила по-русски:
- Вижу... Жив он... Среди чужих людей... Хочет идти домой... Не пускают его... Ага! В плену он! В плену! Понимаешь?
- Сыночек! - воздела руки старушка. - Лишь бы жить ему...
- На голове у него повязка... Окровавленная повязка... Что это? А, он был ранен... Да, был ранен, но он жив...
Бабушка Нина с подозрением взглянула на цыганку, потом быстро встала, подошла к образу, вернулась к нам и протянула Оксане письмо - то самое неотправленное письмо сына с засохшей кровью.
- А вот это? Как же быть с этим?
Оксана побледнела.
- Ты куда меня привел, болван?! - прошептала она.
Что я мог ответить?
Оксана задумалась. Я и бабушка Нина с нетерпением смотрели на нее.
После долгого молчания цыганка подняла голову:
- Письмо было отправлено с другим человеком... И этот человек убит. Письмо лежало в кармане у того, у другого человека... Твой сын жив...
Бабушка Нина опустилась перед Оксаной на колени.
- Заклинаю тебя дитем, которого ты ожидаешь...
- Что?
Я перевел.
Оксана обомлела, побледнела, лицо ее окаменело, глаза расширились. Она прикрыла, словно защищая, живот руками, потом начала медленно поглаживать его. Губы женщины что-то шептали на непонятном языке. Мне показалось, что она молится - горячо, самозабвенно, выпрашивая у своего бога прощение за содеянное тяжкое преступление... Постепенно она отошла, успокоилась, на зарумянившемся ее лице разлилось чудное умиротворение. Потом она улыбнулась и сказала:
- Объясни старушке - жив ее сын. И вот ей знамение: у меня начинаются роды. Родится сын, и я назову его Гришей!
И пока я дрожащим голосом переводил сказанное бабушке Нине, которая целовала босые ноги цыганки, душераздирающий вопль Оксаны оглушил все вокруг.
Спустя полчаса во дворе Дзнеладзе собрались весь цыганский табор и все село Зенобани.
На высоко поднятых руках, словно богоматерь и младенца Христа, унесли цыгане дочь своего вожака Оксану и сына ее Гришку.
Я был с ними.
До самого утра не прекращались вокруг огромного костра танцы, песни, звон стаканов с вином, поцелуи, объятия, шум, крик и даже мимолетные драки.
Однако главное - не это, и даже не то, что бабушка Нина подарила Оксане свое обручальное кольцо.
Главное произошло потом.
Проснувшись однажды утром, село увидело Лашисгельскую рощу опустевшей. Оказалось, что цыгане собрались ночью, прихватили с собой одну козу, двух поросят, одного теленка, десятка два кур, еще кое-что из домашнего скарба сельчан и... были таковы! Их и след простыл...
Сейчас, в наши дни, упоминание вышеперечисленного добра может вызвать улыбку у читателя, но в то время это было целое состояние. Какое там! Из-за поросенка сосед мог перегрызть горло соседу!
Догнать цыган - с их бешеными конями! - никому и в голову не приходило. К тому же никто не знал, по какой дороге они ушли.
И пока село бушевало...
И пока село суетилось...
И пока село совещалось...
Пришел вечером человек в Зенобани и сообщил: милиция задержала цыган в Чохатаури, уличила их в краже, и теперь пострадавших зенобчан приглашают в район.
В Чохатаури двинулась половина села - кто за своим похищенным добром, а больше из-за любопытства.
Цыгане толпились во дворе милиции. При нашем появлении они смутились, отвели глаза. Я сгорал от стыда, хотелось плакать и - вы не поверите! быть не среди наших сельчан, а с ними, цыганами. "Неужели люди не понимают, - думал я, - что цыгане вовсе не воры? Просто они так устроены пройдут мимо чужой вещи, она сама пристает к ним, как к магниту!" Но поделиться своими мыслями было не с кем, да и кто бы их принял всерьез?
Спустя час наконец-то вышел на балкон начальник милиции Кикития Осепайшвили. Облокотился на перила, окинул взглядом собравшихся и спросил:
- Сельчане, узнаете этих людей?
- Как же не узнать, когда они две недели жили у нас в Зенобани! ответил за всех наш старейшина, наш мудрец Леварси Бережиани.
- А добро это - ваше? - Кикития показал рукой на угол двора, где был привязан к ограде похищенный скот и свалены в кучу украденные вещи.
- Это мое!
- Вот это мое!
- Вот мое!
Люди подбежали к принадлежавшим им скоту и вещам.
- Вернитесь обратно, болваны! - крикнул Леварси, и сельчане, словно ошпаренные, побросали свое добро и отхлынули назад.
- В чем дело, уважаемый Кикития, зачем ты позвал нас? - обратился Бережиани к начальнику милиции.
- Ты что, оглох, старик? Сказано ведь вам - разберите свое имущество, а с этими воришками разберусь я!
- Какое такое имущество, уважаемый Кикития?
- Как - какое? Ваше имущество, какое же еще?
- Было оно нашим...
- Слушай, не своди меня с ума! Что значит - было?!
- А то, что мы выменяли его на разные вещи - на цепи, на топоры... Слышь, Арсен Гудавадзе, где твой поросенок?
- Вот он, с отрубленным ухом! - показал рукой Гудавадзе.
1 2 3