Она не имеет права любить другого так глубоко. Она принадлежит ему!
Неистовая сила собственнического инстинкта потрясла Джафара. Никогда еще он не встречал женщину, которой хотел бы так сильно завладеть. Последние семь лет он посвятил борьбе за освобождение своего народа и редко имел возможность удовлетворять свои чувственные порывы, да к тому же не думал о необходимости иметь сыновей, которые могли бы пойти по его стопам и стать вождями племени. Вопреки традиции он не завел гарема, не имел ни жен, ни наложниц и развлекался лишь со знойными куртизанками из соседнего племени Бен Аммер или арабскими красотками бедуинов-кочевников, никогда не задерживаясь надолго, не позволяя им наскучить ему или преследовать ревностью и хитрыми уловками, рассчитанными на то, чтобы привлечь внимание щедрого берберского вождя.
Алисон Викери оказалась единственной, которой Джафар хотел обладать. Но не так, как принято среди соотечественников. Хотя берберы позволяют куда больше свободы своим женам, чем арабы, однако в восточной культуре женщина рассматривается лишь как предмет наслаждения и годится, кроме этого, лишь на то, чтобы рожать детей. Но Алисон значила для него так много! Он чувствовал, ощущал, что она может коснуться потаенных сторон его души, понять, может быть, утешить, дать столько наслаждения, как ни одна женщина в мире.
Джафар дотянулся до локона, спадавшего на плечи, осторожно погладил. Волосы почти высохли и сладко пахли травами, которые Джафар добавлял в воду.
Он ощутил новый прилив желания. Стоило лишь взглянуть на Алисон, и Джафар изнывал от нетерпения поскорее припасть к этим губам, овладеть этим нежным телом. Она будет любить его безудержно, неистово, как гордая соколица, если придет по собственной воле. По собственной. И он хотел этого больше всего на свете, если не считать жажды мести, хотел видеть на лице девушки ту же любовь и преданность, с которой смотрела его мать на отца, хотел глядеть в затуманенные страстью глаза, день за днем наблюдать, как ее живот набухает его младенцем…
Грудь Джафара неожиданно сдавило свинцовой лентой, перед глазами стояло ослепительное видение. Его ребенок. Сыновья, которые унаследуют от матери неукротимое мужество. Дочери, которые будут обладать таким же страстным и независимым характером…
Но на этом мечты Джафара рассеялись, словно утренний туман, с ошеломившей его быстротой. Не будет у них детей. Он должен исполнить обет мести, убить ее жениха, полковника. И этим уничтожит всякую надежду на то, что Алисон отдастся ему сама, свободно, без принуждения.
Джафар сообразил, что она по-прежнему наблюдает за ним с мольбой в глазах. И он почему-то понял, что не желает ничего знать о глубине ее чувств к де Бурмону.
— Нет, для меня не имеет значения, как сильно ты любишь его, — хрипло пробормотал Джафар.
Мольба во взгляде сменилась тоской, невыносимой мукой, и видеть все это не было сил. Джафар осторожно коснулся ее щеки.
— Я не могу забыть о своем долге даже ради тебя.
Его глаза потемнели от сожаления и страсти, которых не хотела замечать Алисон. Она, окаменев, лишь смотрела на Джафара.
— Но я тоже не могу просто сидеть и дожидаться, пока ты покончишь с людьми, которых я люблю.
Джафар молча отвернулся. Ледяное отчаяние с новой силой окутало душу Алисон. Она вздрогнула, как от озноба. И только сейчас Джафар увидел, что тени удлинились и легли на землю черными полосами. Солнце зашло, и воздух мгновенно похолодел.
— Пойдем, — спокойно сказал он, — не стоит больше оставаться здесь.
И, подняв девушку, понес назад, но не в спальню, а усадил на шелковые подушки в большой комнате и даже нашел одеяло, чтобы укрыть Алисон, сам зажег лампы и опустил занавеску у входа в шатер.
Алисон уже в который раз была поражена его добротой и заботой, так противоречившими характеру этого безжалостного, гонимого жаждой мести человека. Сейчас в мягком свете лампы он выглядел совсем молодым и беззащитным.
Алисон, сама того не желая, не сводила глаз с Джафара, изучая идеально правильные черты лица, словно пытаясь отыскать ключ к разгадке. В нем словно жили два совершенно разных человека. Один — жестокий, опасный, беспощадный. Другой — мягкий, сострадательный и легко уязвимый, хотя Алисон сама не могла уяснить, почему так считает. Более того, в его душе обитают печаль и мрачные тайны, которые он не может ни с кем разделить.
И тут Алисон вспомнила рассказ Джафара о детстве. Как, должно быть, ужасно видеть гибель собственных родителей, быть вынужденным наблюдать зверские пытки и не иметь возможности шевельнуть пальцем, чтобы помочь!
А когда такой гордый и властный человек, как Джафар, подвергается подобным издевательствам…
Нет, она не может ненавидеть его за желание отомстить, защитить свой народ от алчных французов. Совсем не может ненавидеть…
Алисон закрыла глаза, намеренно пытаясь отрешиться от образа иного Джафара, созданного ее воображением. Ироническая улыбка тронула ее губы. В какой-то момент за последние дни, полные боли, страха и отчаяния, она оставила бесплодные попытки ненавидеть своего похитителя. И очень боялась, что недолог тот час, когда, верная предсказанию Джафара, станет безоглядно желать его.
Глава 14
— Они идут! Идут! — кричал Махмуд, врываясь в шатер Джафара на следующее утро. — Французские солдаты! Они идут!
Алисон, барахтаясь в подушках, с тревогой смотрела на мальчика. Она думала, что, когда настанет час битвы, она станет волноваться лишь за Эрве и дядю Оноре, но первое, что испытала, был страх. Страх за Джафара. Она никогда раньше не думала о том, что его могут ранить или даже убить, он всегда казался несгибаемым и непобедимым. Однако и он смертен. Пули и острая сталь рассекут его плоть, как и тело любого другого человека.
Повелительно подняв руку, чтобы немного успокоить мальчика, Алисон постаралась выбросить неотвязные мысли из головы и стала расспрашивать Махмуда. Тот почти приплясывал от возбуждения, забыв об изуродованной ноге.
— Хвала Аллаху! Мы нападем на французских шакалов!
Алисон сумела узнать, что высланным вперед берберским разведчикам удалось раздобыть важные сведения. Отряд французских кавалеристов был замечен у западных гор. Сотню всадников сопровождал артиллерийский обоз, в котором было не менее двух пушек. Алисон подумала, что пушки, вероятно, предназначены для осады, — разумная мера, если французы считают, что Джафар держит заложницу в горах.
Больше Махмуд почти ничего не знал ни о намерениях врага, ни о планах господина. Он утверждал, что отряд ведет генерал, хотя Алисон была уверена, что это Эрве.
— Сын свиньи! Черная кровь! — кричал Махмуд, потрясая кулаками. Зная, что вряд ли она добьется еще чего-то от взвинченного мальчишки, Алисон на подгибавшихся ногах подковыляла ко входу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Неистовая сила собственнического инстинкта потрясла Джафара. Никогда еще он не встречал женщину, которой хотел бы так сильно завладеть. Последние семь лет он посвятил борьбе за освобождение своего народа и редко имел возможность удовлетворять свои чувственные порывы, да к тому же не думал о необходимости иметь сыновей, которые могли бы пойти по его стопам и стать вождями племени. Вопреки традиции он не завел гарема, не имел ни жен, ни наложниц и развлекался лишь со знойными куртизанками из соседнего племени Бен Аммер или арабскими красотками бедуинов-кочевников, никогда не задерживаясь надолго, не позволяя им наскучить ему или преследовать ревностью и хитрыми уловками, рассчитанными на то, чтобы привлечь внимание щедрого берберского вождя.
Алисон Викери оказалась единственной, которой Джафар хотел обладать. Но не так, как принято среди соотечественников. Хотя берберы позволяют куда больше свободы своим женам, чем арабы, однако в восточной культуре женщина рассматривается лишь как предмет наслаждения и годится, кроме этого, лишь на то, чтобы рожать детей. Но Алисон значила для него так много! Он чувствовал, ощущал, что она может коснуться потаенных сторон его души, понять, может быть, утешить, дать столько наслаждения, как ни одна женщина в мире.
Джафар дотянулся до локона, спадавшего на плечи, осторожно погладил. Волосы почти высохли и сладко пахли травами, которые Джафар добавлял в воду.
Он ощутил новый прилив желания. Стоило лишь взглянуть на Алисон, и Джафар изнывал от нетерпения поскорее припасть к этим губам, овладеть этим нежным телом. Она будет любить его безудержно, неистово, как гордая соколица, если придет по собственной воле. По собственной. И он хотел этого больше всего на свете, если не считать жажды мести, хотел видеть на лице девушки ту же любовь и преданность, с которой смотрела его мать на отца, хотел глядеть в затуманенные страстью глаза, день за днем наблюдать, как ее живот набухает его младенцем…
Грудь Джафара неожиданно сдавило свинцовой лентой, перед глазами стояло ослепительное видение. Его ребенок. Сыновья, которые унаследуют от матери неукротимое мужество. Дочери, которые будут обладать таким же страстным и независимым характером…
Но на этом мечты Джафара рассеялись, словно утренний туман, с ошеломившей его быстротой. Не будет у них детей. Он должен исполнить обет мести, убить ее жениха, полковника. И этим уничтожит всякую надежду на то, что Алисон отдастся ему сама, свободно, без принуждения.
Джафар сообразил, что она по-прежнему наблюдает за ним с мольбой в глазах. И он почему-то понял, что не желает ничего знать о глубине ее чувств к де Бурмону.
— Нет, для меня не имеет значения, как сильно ты любишь его, — хрипло пробормотал Джафар.
Мольба во взгляде сменилась тоской, невыносимой мукой, и видеть все это не было сил. Джафар осторожно коснулся ее щеки.
— Я не могу забыть о своем долге даже ради тебя.
Его глаза потемнели от сожаления и страсти, которых не хотела замечать Алисон. Она, окаменев, лишь смотрела на Джафара.
— Но я тоже не могу просто сидеть и дожидаться, пока ты покончишь с людьми, которых я люблю.
Джафар молча отвернулся. Ледяное отчаяние с новой силой окутало душу Алисон. Она вздрогнула, как от озноба. И только сейчас Джафар увидел, что тени удлинились и легли на землю черными полосами. Солнце зашло, и воздух мгновенно похолодел.
— Пойдем, — спокойно сказал он, — не стоит больше оставаться здесь.
И, подняв девушку, понес назад, но не в спальню, а усадил на шелковые подушки в большой комнате и даже нашел одеяло, чтобы укрыть Алисон, сам зажег лампы и опустил занавеску у входа в шатер.
Алисон уже в который раз была поражена его добротой и заботой, так противоречившими характеру этого безжалостного, гонимого жаждой мести человека. Сейчас в мягком свете лампы он выглядел совсем молодым и беззащитным.
Алисон, сама того не желая, не сводила глаз с Джафара, изучая идеально правильные черты лица, словно пытаясь отыскать ключ к разгадке. В нем словно жили два совершенно разных человека. Один — жестокий, опасный, беспощадный. Другой — мягкий, сострадательный и легко уязвимый, хотя Алисон сама не могла уяснить, почему так считает. Более того, в его душе обитают печаль и мрачные тайны, которые он не может ни с кем разделить.
И тут Алисон вспомнила рассказ Джафара о детстве. Как, должно быть, ужасно видеть гибель собственных родителей, быть вынужденным наблюдать зверские пытки и не иметь возможности шевельнуть пальцем, чтобы помочь!
А когда такой гордый и властный человек, как Джафар, подвергается подобным издевательствам…
Нет, она не может ненавидеть его за желание отомстить, защитить свой народ от алчных французов. Совсем не может ненавидеть…
Алисон закрыла глаза, намеренно пытаясь отрешиться от образа иного Джафара, созданного ее воображением. Ироническая улыбка тронула ее губы. В какой-то момент за последние дни, полные боли, страха и отчаяния, она оставила бесплодные попытки ненавидеть своего похитителя. И очень боялась, что недолог тот час, когда, верная предсказанию Джафара, станет безоглядно желать его.
Глава 14
— Они идут! Идут! — кричал Махмуд, врываясь в шатер Джафара на следующее утро. — Французские солдаты! Они идут!
Алисон, барахтаясь в подушках, с тревогой смотрела на мальчика. Она думала, что, когда настанет час битвы, она станет волноваться лишь за Эрве и дядю Оноре, но первое, что испытала, был страх. Страх за Джафара. Она никогда раньше не думала о том, что его могут ранить или даже убить, он всегда казался несгибаемым и непобедимым. Однако и он смертен. Пули и острая сталь рассекут его плоть, как и тело любого другого человека.
Повелительно подняв руку, чтобы немного успокоить мальчика, Алисон постаралась выбросить неотвязные мысли из головы и стала расспрашивать Махмуда. Тот почти приплясывал от возбуждения, забыв об изуродованной ноге.
— Хвала Аллаху! Мы нападем на французских шакалов!
Алисон сумела узнать, что высланным вперед берберским разведчикам удалось раздобыть важные сведения. Отряд французских кавалеристов был замечен у западных гор. Сотню всадников сопровождал артиллерийский обоз, в котором было не менее двух пушек. Алисон подумала, что пушки, вероятно, предназначены для осады, — разумная мера, если французы считают, что Джафар держит заложницу в горах.
Больше Махмуд почти ничего не знал ни о намерениях врага, ни о планах господина. Он утверждал, что отряд ведет генерал, хотя Алисон была уверена, что это Эрве.
— Сын свиньи! Черная кровь! — кричал Махмуд, потрясая кулаками. Зная, что вряд ли она добьется еще чего-то от взвинченного мальчишки, Алисон на подгибавшихся ногах подковыляла ко входу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112