OCR — Lara, Spellcheck — Goton
«Жених поневоле»: Эксмо-Пресс; москва; 2000
ISBN 5-04-006790-9
Аннотация
Князь Николай Кузанов — блистательный мужчина и неутомимый любовник, первые красавицы Петербурга мечтают заполучить его в мужья. Кто же мог подумать, что он женится на разведенной женщине с ребенком? Он полагал, что видит в Алисе лишь источник плотского наслаждения, но даже гордецы не могут порой устоять перед властью истинного чувства. История бурной страсти, с изменами, погонями, драмами, превращается в историю верной и преданной любви, которая приходит нежданно и не кончается никогда…
Сюзан Джонсон
Жених поневоле
1
ПАРИ
Давно уже был разбит последний бокал, брошенный об пол вслед за очередным тостом, и хрустальная россыпь осколков искрилась в огне камина, переливаясь таинственным, манящим светом. Несколько оплывших свечей догорало в подсвечниках, а остальные были разнесены в клочья меткими выстрелами; становилось ясно, что князь Николай нынче вечером вновь предавался своему излюбленному занятию — упражнялся в стрельбе. На низеньком помосте в дальнем углу зала усталые музыканты все играли что-то лихое, цыганское, не сводя при этом тревожных взглядов с молодого хозяина. Характер у него был переменчивый, и не угоди они хоть в чем-то князю Кузанову, сурового наказания им было не избежать.
Обычно князь зиму и лето проводил в Петербурге, но порой, утомившись суетой столичной жизни, уезжал к себе в дальнее имение, где искал то ли успокоения, то ли новых впечатлений.
Дом был старинный, из дерева и серого камня, сооруженный местными умельцами в самом начале семнадцатого века. Его построил для себя на скалистом холме посреди соснового бора некий шведский аристократ. Спускавшиеся террасами итальянские сады разбил один из его потомков, долго путешествовавший по Италии. А когда в моду вошли сады английские, другой потомок занялся окружающим лесом — десять лет трудились сотни крестьян, разбивали аллеи и лужайки, прокладывали дорожки, а в отдалении от дома вырос греческий храм. Местные каменщики возвели из гранита весьма приличную копию античной постройки — грубоватую, но милую, вполне в духе тогдашней моды.
До северных краев изыски Ренессанса, к семнадцатому веку уже заканчивавшего свое шествие по Европе, так и не дошли, и дом с островерхими башенками и переплетчатыми окнами, с каменными перекрытиями первого этажа, поддерживавшими второй, хранил все приметы Средневековья. Гордившийся своим немалым богатством швед где только можно велел прорубить окна, украсив их витражами, и свет в дом проникал сквозь разноцветные стекла.
Нынче князь Николай Михайлович Кузанов принимал у себя однополчан-кавалергардов. В апреле прошел смотр полка, подготовка к которому отняла много сил, все нуждались в хорошем отдыхе, и Ники пригласил друзей на пару недель в свое имение поохотиться. Впрочем, по прошествии восьми дней вся охота свелась к утехам с двуногими самками, благо Николай предусмотрительно выписал цыган — для развлечения.
Близилось утро. Мужчины и женщины в весьма фривольных позах расположились где придется — кто на тавризских коврах, кто на усеянных подушками диванах. Одна из пар (общество более строгих нравов сочло бы это полным попранием приличий) пристроилась прямо на обеденном столе. Все присутствующие были в изрядном подпитии, все до той или иной степени раздеты.
Красавица-цыганка Таня металась в страстном, зажигательном танце перед развалившимся в кресле Ники. Одной рукой он прижимал к груди фляжку с коньяком, другой же лениво переворачивал карты — раскладывал пасьянс, поглядывая на Таню. Она кружилась все быстрее и быстрее, и Ники, прищурившись, наблюдал за ее стараниями. Играя молодым гибким телом, едва прикрытым коротенькой кофточкой и порхающей шелковой юбкой, Таня то приближалась к нему, то отступала, а в ее иссиня-черных глазах читался недвусмысленный призыв. Огромные золотые кольца серег мерцали в отблесках пламени, мониста на полуобнаженной груди звенели в такт танцу.
Младший лакей, выглядывая из-за портьеры, отделявшей залу от коридора, который вел на кухню, спросил у старого слуги, более осведомленного в странных привычках хозяина:
— А что, князь всегда такой суровый и мрачный?
— Да нет, это он сегодня не в духе. Хотя, что и говорить, нрав у Кузановых необузданный, порой ну прямо дикари. — Старый слуга говорил без злобы, поскольку прослужил в этом доме уже не одно десятилетие и от хозяев видел больше хорошего, нежели плохого. — Любят они лихих лошадей, дурных женщин да доброе вино. Старый князь на своем конном заводе вывел лошадей, равных которым во всей Европе не сыщешь, скрестил английских рысаков с нашими, орловскими. Кузановы и стрелецких лошадей разводят, а это уж редкость, каких поискать. Их лошади на весь мир знамениты. Да и молодой хозяин в этом толк знает. Говорят, яблочко от яблони недалеко падает, — усмехнулся старый слуга, вспомнив, каким неугомонным был в молодости князь Михаил, пока не стреножила его юная цыганка.
— Подать коньяку! — раздался зычный крик из зала, и князь в нетерпении стукнул кулаком по столу. Старый слуга усмехнулся, покачал головой и бросился исполнять приказание хозяина.
А Таня все водила бедрами, все извивалась и трясла плечами. Танец ее был призван возбудить мужчину, пробудить в нем инстинкты, древние как мир.
И своего Таня добилась.
Взмахом руки Николай отпустил музыкантов, взял новую бутылку коньяка, поднялся из кресла и, подхватив Таню на руки, удалился в альков, отгороженный от зала тяжелой портьерой.
Музыканты же осторожно пробирались к выходу, стараясь не наступать на осколки хрусталя и фарфора. Лишь оказавшись на безопасном расстоянии от князя и его гостей, могли они успокоиться и решить, что вечер завершился благополучно. Уход их поторопила чья-то рука, метнувшая им вслед бутылку, которая пролетела на волосок от последнего из скрипачей и разбилась на тысячи осколков. Видно, кто-то из упившихся ценителей музыки осерчал на то, что аккомпанемент, под который он предавался плотским утехам, столь внезапно смолк.
В узких и тускло освещенных сенях, за которыми было спасительное крыльцо, музыканты дружно и с облегчением вздохнули.
— Слава тебе, господи, мы не увидим князя до вечера, а там, глядишь, и похмелье пройдет, — сказал старший цыган. — По утрам с раскалывающейся головой да с пересохшей глоткой он всего страшней.
— Да, что-то нынче он был мрачнее тучи. Видать, наскучила ему его нынешняя зазноба, — сказал второй скрипач устало.
— Ничего, Таня умеет развеять грусть-тоску. Светает уж, пора и на боковую, — заметил младший из музыкантов.
В алькове Ники опустил свою ношу на кровать и тут же поднес ко рту бутылку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57