— Тебе еще следует доказать ее вину. Я же готов опустить руку в котел с кипящим масло или вызвать тебя на судебный поединок, чтобы доказать свою правоту.
— Кажется, поединок и так произошел, — примирительно проворчал Ролло.
Бьерн кивнул, хмыкнул, потом засмеялся. Ролло странно поглядел на него, но через миг тоже хохотал, хотя и морщился от боли в помятых скальдом ребрах. Лишь когда они несколько успокоились, Бьерн уже спокойно стал рассказывать о том, что случилось на охоте: об охотничьем азарте, с каким они с Эммой преследовали оленя, о том, как они заблудились и их застигла непогода, как они искали спасения в песчаном гроте.
— Мы провели вместе всю ночь, и я не клал меж нами обнаженного клинка — в этом не было необходимости, ибо Эмма только и думала о тебе. И пусть меня покинет моя удача, если я лгу.
— А Ригунта?
Бьерн даже не сразу понял, о чем говорит Рольв.
Потом засмеялся и сразу охнул, прижав руку к разбитым губам. Ролло отвернулся, скрывая улыбку. Он поверил Бьерну, успокоился да к тому же был слишком утомлен, чтобы продолжать гневаться. Но почему-то подумал о том, как объяснить ситуацию своим людям.
Хотя разве он не конунг и не волен миловать и карать по своему усмотрению? Он почти не слушал объяснения Бьерна насчет того, как убежала кобыла Эммы, прервав его, сказал, что скальд уже сегодня должен уехать в Гурне, готовиться к празднику бога плодородия и урожая Фрея. Бьерн не возражал. Понял, что гроза миновала. В этот миг створки двери распахнулись и показалась Эмма. Еще с влажными, собранными в пучок волосами и факелом в руке.
— Ролло, ты не должен…
Она умолкла на полуслове, глядя на растерзанных, но мирно беседующих мужчин. Перевела удивленный взгляд с одного на другого и расхохоталась. В этом была вся Эмма — гнев, смех и смелость одновременно. Стояла, смеясь, едва не выродила факел.
Однако Ролло не разделил ее веселья. Гневно велел ей отправляться к себе. Она ушла, все еще хохоча. Она совсем его не боялась. Ролло поглядел ей вслед. Она была так дерзка, так красива и так желанна, несмотря ни на что. Вечером они, как ни в чем не бывало, сидели рядом за столом. Этим Ролло хотел показать, что признал ее невинность. Но не простил. Он проводил Бьерна, ушел с арабом в малый зал, разглядывал предложенные инженером чертежи осадных башен с таранами. Старался вникнуть в его объяснения, пока действительно не увлекся. А позже увидел под аркой переходов Вибергу. Поманил ее пальцем.
— Ты что-то зачастила в Руан.
Она нервно теребила плетеный пояс своего монашеского одеяния.
— Госпожа никак не хочет принять меня. Епископ отбыл, а Гунхард говорит, что подобный вопрос он не полномочен решать.
Ролло не сразу понял, о чем она. Дело оказалось в Лив.
— Она порочит мою обитель, — не поднимая глаз, сердито твердила бывшая рабыня, а ныне настоятельница женского монастыря Святой Катерины. — Она остается ночевать в сторожке охранников, совсем не слушает меня, не посещает службы. Она дерзка и распутна, а молоденькая послушница, с которой я ее поселила в келье, жалуется, что эта сестра Констанция даже ее пыталась увлечь предосудительными ласками. И помимо этого, она не желает выполнять никакую работу, чем сбивает с пути истинного и других сестер. Она, конечно, девица знатного рода, но когда в стаде поселяется паршивая овца, ее изгоняют.
Ролло с трудом подавил улыбку. Ох уж эта Лив! Он недаром подозревал, что она перевернет весь монастырь с ног на голову. Да уж, монашеского смирения у нее не более, чем у его жены покорности. Недаром Виберга, смущаясь и пугаясь, а пуще всего гневаясь — хотя в данном случае он готов был ее понять — все же осмелилась требовать удаления «сестры Констанции».
Ролло не стал ругать бывшую рабыню за ее придирки к знатной скандинавке. Сказал лишь, что когда уедет, то увезет Лив с собой в Гурне, где тоже вроде бы христианские женщины организовали небольшой монастырь. Виберга, кажется, была довольна, даже сказала, что будет молиться за Ролло и его доброту, но, когда уходила, что-то ворчала насчет того, что этой распутнице вообще не место среди невест Христовых.
«Пожалуй, она права… Место Лив…» Он невольно улыбнулся, вспомнив, как соблазнительно обтягивает платье ее бедра, как призывно-туманно мерцают глаза, как соблазнительно белеет шея под темной повязкой облегающего щеки и подбородок темного покрывала. Да, он непременно возьмет с собой Лив в Гурне.
Тут Ролло ощутил прилив оживления, какое-то мстительное торжество и веселье предстоящей интрижки. Ведь он так долго держался от Лив в стороне, хотя она, с ее красотой и чувственностью, такой холодности и не заслуживала. Как и его легкомысленная кокетка-жена не заслуживала верности с его стороны. Да и где это сказано, чтобы мужчина — конунг, правитель — не имел права взять на ложе женщину, какую пожелает.
Все последние дни перед отъездом Ролло почти не уделял внимания жене, а при встречах был холоден и даже — во Дворце сразу это заметили — не оставался на ночь в ее опочивальне. Он видел, что Эмма нервничает, но был непреклонен. Он должен был показать ей, что выходка с Бьерном так просто не сойдёт ей с рук. И когда рано поутру покидал Руан, то даже не попрощался. Это было наказание. Да к тому же, зная эту рыжую фурию, он вовсе не желал скандала с ее стороны, когда она пронюхает, что он взял с собой Лив.
Эмма и в самом деле была поражена неожиданным отъездом Ролло. И хотя его скорые и срочные отъезды были делом обыденным, но все же Эмма так мечтала, что сейчас, когда он выехал с целой свитой и явно надолго, она по праву жены выйдет проводить его с сыном на руках. А так он просто сбежал, тайно, еще затемно, не простившись.
Она бушевала, кричала на служанок, была капризна и зла. Да, они были в ссоре, но простил же Ролло Бьерна, значит, скальд доказал ему их невинность. Ей же муж явно выказывал пренебрежение. Она думала, что это ненадолго, ибо, как и ранее, ловила на себе его долгие, пристальные взгляды. Эмма старалась нарядиться в свои самые богатые одежды, натиралась благовониями, зовуще улыбалась ему, а по ночам долго не гасила свечи, ждала. Тщетно. Он проводил вечера со своим богопротивным мусульманином, а потом удалялся ночевать в казармы.
Теперь же, когда он уехал не простившись, она, несмотря на всю свою браваду, явно струсила. Неожиданно для себя заметила, сколько у нее недоброжелателей в Руане. Многие не скрывали откровенно злорадных взоров, франк-майордом хоть и подчинялся, но сам же первый распускал слухи, что «рыжая Птичка» скоро последует в отдельное имение, как Маркотруда и саксонка.
Знатные же скандинавы, у кого были дочери, откровенно обсуждали, даже заключали пари, кого из их дочерей или родственниц приблизит к себе конунг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124