Несмотря на то, что от врача и ученого, каким когда-то был Уилтон Боуэн, почти ничего не осталось, Камерон разглядел в нем человека и даже, может быть, немного полюбил его.
Пока она забиралась в фургон, Камерон стоял сзади, как делал постоянно, после того как она высмеяла его за попытку приучить ее к обходительности, от которой потом придется долго отвыкать. Джиллиан считала, что только она сама виновата в изматывающем ее чувстве сожаления. В этот раз ей так хотелось, чтобы он поднял ее и посадил на скамью, и она ощущала при этом его упругую силу и крепкие руки у себя на талии.
– Разве Мартин не поедет с вами? – удивленно спросила она.
– Нет, он пока останется.
– Следить за тем, чтобы я не передумала и не донесла властям?
– Нет, Джиллиан. Чтобы было кому помочь вам в случае неприятностей. – Камерон легко забрался в фургон и сел подальше от Джиллиан, чтобы не касаться ее.
Вожжи в ее руках вдруг стали скользкими – ладони вспотели, как это бывало, когда Джиллиан слишком надолго уезжала из дома.
– Но, Куинни, – крикнула она и хлопнула вожжами по спине лошади. Куинни натянула постромки, а Джиллиан потихоньку вытерла руки о край юбки.
Сумерки сгущались. Мягкий свет лампы, льющийся из окон дома, растаял позади них. Влажный воздух обещал вскоре превратиться в туман, и стук копыт Куинни по утрамбованной земле из-за густоты воздуха казался слишком громким.
Джиллиан чувствовала, что все было как в ту первую ночь, когда Камерон внезапно появился из темноты и навсегда изменил ее жизнь – слишком тяжелый воздух, слишком неподвижные деревья. Тишина, глубокая настолько, что стук сердца, казалось, вот-вот перекроет оглушительное цоканье копыт Куинни.
– Что-то не так, – внезапно сказала Джиллиан. – Похоже, за нами следят.
Камерон не стал насмехаться над ее страхами, и она ощутила горделивый трепет оттого, что он оценил ее интуицию. И тут же опять разозлилась на себя: что толку радоваться крохам, которые он ей бросил, уезжая из её жизни!
– Расставание, – наконец сказал Камерон. – Вот что увеличивает напряжение.
Она это прекрасно понимала. В ней все кипело от желания протестовать против того, чтобы эти неприятные минуты стали их последними совместными моментами. Она хотела выкрикнуть, что у нее набралось слишком мало воспоминаний о нем и их не хватит на оставшуюся жизнь. Однако это напряжение не имело никакого отношения к опасности, которую Джиллиан чувствовала так же явственно, как видела поднимающиеся от земли клубы тумана.
– Для скрывающегося мятежника у вас слишком слабая интуиция! В ту ночь, когда вы… когда вы пришли, я знала, чувствовала, что в темноте есть какая-то угрожающая мне опасность. Сейчас у меня точно такое же чувство.
– Не волнуйтесь, я с вами, Джиллиан.
– Ненадолго.
– Да. Ненадолго.
Джиллиан раздражал звук собственного хриплого дыхания, она не хотела его слышать, потому что ей важно было сосредоточиться на голосе Камерона, произносящем обращенные к ней слова прощания. Возможно, она сможет вспомнить его звучание, если попытается. Мамин голос она не помнила, только слышала обрывки колыбельной в хороших снах и те страдальческие крики. «Беги, Джилли, беги домой!»
Голос Камерона тоже скоро скроется в пустоте ее прошлого…
– Вы еще найдете свое счастье, Джиллиан, – сказал он.
– Конечно, а как же! Я буду петь, танцевать и веселиться, и люди будут удивляться, как мне удавалось так долго притворяться скромницей…
Камерон рассмеялся, тихо, совсем не обидно.
– На это стоило бы посмотреть.
«Ты мог бы это увидеть, если бы захотел. Ради тебя я бы ожила».
– Надеюсь, вы тоже найдете то, что ищете, – сказала она.
– О, я нашел это, Джиллиан. Я уже почти держал счастье в руках, но вынужден был расстаться с ним, чтобы ненароком не уничтожить.
Сердце Джиллиан подпрыгнуло от восторга. Он говорил о ней, о них. Она это знала. Она это чувствовала.
Между тем Камерон смотрел прямо перед собой, как будто вид, открывающийся между ушами Куинни, был самым увлекательным из всего когда-либо являвшегося его глазам.
Джиллиан решительно взяла себя в руки. Она справится с этим. Меньше чем через час Камерон навсегда покинет фургон и ее жизнь. Все эти предчувствия несчастья, душераздирающее желание находить скрытый смысл в совсем простых и невинных словах происходили исключительно из-за напряженности обстановки.
Она слушала цокот копыт Куинни, стараясь не замечать расстояние, оставшееся позади фургона, не замечать сияния звезд, потому что когда они становились хоть самую малость ярче, это означало, что последний час, который она проведет с Камероном, подходит к концу.
Тем не менее, несмотря на ее ухищрения не следить ни за временем, ни за расстоянием, лес стал прозрачным, возвещая о приближении знакомых валунов. Через несколько минут Камерон уйдет.
Приближаясь к нагромождению огромных камней, Куинни замедлила шаг. Джиллиан чувствовала, что Камерон тоже взволнован. Осталось одно мгновение, и он навсегда исчезнет из ее жизни.
– Вы мне не скажете ваше настоящее имя? – шепотом спросила она.
Камерон посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом, и Джиллиан готова была поклясться, что он протянул руку, чтобы дотронуться до ее лица.
– Нет, не могу. Прощайте. Мартин пробудет с вами столько, сколько вы захотите.
И он ушел. Слегка щелкнула захлопнувшаяся за ним дверца фургона, и глухо стукнули о дорогу сапоги…
Она не хотела смотреть и все же выворачивалась на своем сиденье и вытягивала шею, чтобы бросить последний взгляд поверх высоких стенок экипажа. Тогда она заметила его. Он был высок и грациозен в движении, и Джиллиан не могла отвести от него взгляд, пока Камерон не скрылся за валунами.
Джиллиан попыталась убедить себя, что сейчас он, по крайней мере, в безопасности. Она закрыла глаза, стараясь сохранить его образ в памяти. Ей уже никогда больше не увидеть его во плоти.
Охватившая ее мука была невыносима. Казалось, такая боль должна была уничтожить беспокоящее чувство опасности, которое действовало ей на нервы. И все же…
Камерон стоял в тени валунов гораздо дольше, чем следовало, и ждал, пока экипаж не исчезнет из виду. Только после этого он отошел от камня. Итак, она уехала.
Но едва он вышел на поляну за валунами, как услышал фырканье лошади и звяканье сбруи. Кто-то ехал верхом между деревьями, не беспокоясь, что его заметят. Вряд ли это кто-то из заговорщиков – те были осторожнее.
Камерон застыл на месте, понимая, что лишился укрывающей тени валунов. Он проклинал луну, серп которой каждую ночь становился все шире и уже дошел почти до половины, сияя в ночи. Свет заливал всю округу, и его было видно настолько ясно, как будто он шагнул к виселице перед многотысячной толпой. И тут всадник заметил его:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Пока она забиралась в фургон, Камерон стоял сзади, как делал постоянно, после того как она высмеяла его за попытку приучить ее к обходительности, от которой потом придется долго отвыкать. Джиллиан считала, что только она сама виновата в изматывающем ее чувстве сожаления. В этот раз ей так хотелось, чтобы он поднял ее и посадил на скамью, и она ощущала при этом его упругую силу и крепкие руки у себя на талии.
– Разве Мартин не поедет с вами? – удивленно спросила она.
– Нет, он пока останется.
– Следить за тем, чтобы я не передумала и не донесла властям?
– Нет, Джиллиан. Чтобы было кому помочь вам в случае неприятностей. – Камерон легко забрался в фургон и сел подальше от Джиллиан, чтобы не касаться ее.
Вожжи в ее руках вдруг стали скользкими – ладони вспотели, как это бывало, когда Джиллиан слишком надолго уезжала из дома.
– Но, Куинни, – крикнула она и хлопнула вожжами по спине лошади. Куинни натянула постромки, а Джиллиан потихоньку вытерла руки о край юбки.
Сумерки сгущались. Мягкий свет лампы, льющийся из окон дома, растаял позади них. Влажный воздух обещал вскоре превратиться в туман, и стук копыт Куинни по утрамбованной земле из-за густоты воздуха казался слишком громким.
Джиллиан чувствовала, что все было как в ту первую ночь, когда Камерон внезапно появился из темноты и навсегда изменил ее жизнь – слишком тяжелый воздух, слишком неподвижные деревья. Тишина, глубокая настолько, что стук сердца, казалось, вот-вот перекроет оглушительное цоканье копыт Куинни.
– Что-то не так, – внезапно сказала Джиллиан. – Похоже, за нами следят.
Камерон не стал насмехаться над ее страхами, и она ощутила горделивый трепет оттого, что он оценил ее интуицию. И тут же опять разозлилась на себя: что толку радоваться крохам, которые он ей бросил, уезжая из её жизни!
– Расставание, – наконец сказал Камерон. – Вот что увеличивает напряжение.
Она это прекрасно понимала. В ней все кипело от желания протестовать против того, чтобы эти неприятные минуты стали их последними совместными моментами. Она хотела выкрикнуть, что у нее набралось слишком мало воспоминаний о нем и их не хватит на оставшуюся жизнь. Однако это напряжение не имело никакого отношения к опасности, которую Джиллиан чувствовала так же явственно, как видела поднимающиеся от земли клубы тумана.
– Для скрывающегося мятежника у вас слишком слабая интуиция! В ту ночь, когда вы… когда вы пришли, я знала, чувствовала, что в темноте есть какая-то угрожающая мне опасность. Сейчас у меня точно такое же чувство.
– Не волнуйтесь, я с вами, Джиллиан.
– Ненадолго.
– Да. Ненадолго.
Джиллиан раздражал звук собственного хриплого дыхания, она не хотела его слышать, потому что ей важно было сосредоточиться на голосе Камерона, произносящем обращенные к ней слова прощания. Возможно, она сможет вспомнить его звучание, если попытается. Мамин голос она не помнила, только слышала обрывки колыбельной в хороших снах и те страдальческие крики. «Беги, Джилли, беги домой!»
Голос Камерона тоже скоро скроется в пустоте ее прошлого…
– Вы еще найдете свое счастье, Джиллиан, – сказал он.
– Конечно, а как же! Я буду петь, танцевать и веселиться, и люди будут удивляться, как мне удавалось так долго притворяться скромницей…
Камерон рассмеялся, тихо, совсем не обидно.
– На это стоило бы посмотреть.
«Ты мог бы это увидеть, если бы захотел. Ради тебя я бы ожила».
– Надеюсь, вы тоже найдете то, что ищете, – сказала она.
– О, я нашел это, Джиллиан. Я уже почти держал счастье в руках, но вынужден был расстаться с ним, чтобы ненароком не уничтожить.
Сердце Джиллиан подпрыгнуло от восторга. Он говорил о ней, о них. Она это знала. Она это чувствовала.
Между тем Камерон смотрел прямо перед собой, как будто вид, открывающийся между ушами Куинни, был самым увлекательным из всего когда-либо являвшегося его глазам.
Джиллиан решительно взяла себя в руки. Она справится с этим. Меньше чем через час Камерон навсегда покинет фургон и ее жизнь. Все эти предчувствия несчастья, душераздирающее желание находить скрытый смысл в совсем простых и невинных словах происходили исключительно из-за напряженности обстановки.
Она слушала цокот копыт Куинни, стараясь не замечать расстояние, оставшееся позади фургона, не замечать сияния звезд, потому что когда они становились хоть самую малость ярче, это означало, что последний час, который она проведет с Камероном, подходит к концу.
Тем не менее, несмотря на ее ухищрения не следить ни за временем, ни за расстоянием, лес стал прозрачным, возвещая о приближении знакомых валунов. Через несколько минут Камерон уйдет.
Приближаясь к нагромождению огромных камней, Куинни замедлила шаг. Джиллиан чувствовала, что Камерон тоже взволнован. Осталось одно мгновение, и он навсегда исчезнет из ее жизни.
– Вы мне не скажете ваше настоящее имя? – шепотом спросила она.
Камерон посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом, и Джиллиан готова была поклясться, что он протянул руку, чтобы дотронуться до ее лица.
– Нет, не могу. Прощайте. Мартин пробудет с вами столько, сколько вы захотите.
И он ушел. Слегка щелкнула захлопнувшаяся за ним дверца фургона, и глухо стукнули о дорогу сапоги…
Она не хотела смотреть и все же выворачивалась на своем сиденье и вытягивала шею, чтобы бросить последний взгляд поверх высоких стенок экипажа. Тогда она заметила его. Он был высок и грациозен в движении, и Джиллиан не могла отвести от него взгляд, пока Камерон не скрылся за валунами.
Джиллиан попыталась убедить себя, что сейчас он, по крайней мере, в безопасности. Она закрыла глаза, стараясь сохранить его образ в памяти. Ей уже никогда больше не увидеть его во плоти.
Охватившая ее мука была невыносима. Казалось, такая боль должна была уничтожить беспокоящее чувство опасности, которое действовало ей на нервы. И все же…
Камерон стоял в тени валунов гораздо дольше, чем следовало, и ждал, пока экипаж не исчезнет из виду. Только после этого он отошел от камня. Итак, она уехала.
Но едва он вышел на поляну за валунами, как услышал фырканье лошади и звяканье сбруи. Кто-то ехал верхом между деревьями, не беспокоясь, что его заметят. Вряд ли это кто-то из заговорщиков – те были осторожнее.
Камерон застыл на месте, понимая, что лишился укрывающей тени валунов. Он проклинал луну, серп которой каждую ночь становился все шире и уже дошел почти до половины, сияя в ночи. Свет заливал всю округу, и его было видно настолько ясно, как будто он шагнул к виселице перед многотысячной толпой. И тут всадник заметил его:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75