А теперь вся их тонкая начинка превратилась в мертвый, серый порошок. Это явление впоследствии, по аналогии со знаменитой "оловянной чумой" прошлого тысячелетия, было названо "резонансной теллуриевой чумой". Ничего такого не случилось бы, если бы в аппаратуре использовали обычные тербиевые логисторы. Но оказалось, что таковых на борту нет. Все запасные наборы были укомплектованы все теми же теллуриевыми ментосхемами, которые тоже пришли в негодность. Только тут все начали осознавать серьезность положения. Экипаж сидел в аварийном модуле, расходовал аварийные запасы пищи и кислорода и ждал помощи. Помощь, разумеется, была выслана, и на самой Венере, и из космоса. И тут выяснилось, что никто не успеет вовремя. Беда никогда не ходит одна. По роковому стечению обстоятельств все средства, как планетные, так и космические, находились от места трагедии на таком расстоянии, что успеть не могли, как бы ни старались. Экипаж был обречен, хотя все, что нужно было для его спасения,- это коробка тербиевых логисторов, которые можно взять в любом магазине электроники.
Весь мир затаив дыхание прильнул к стереовизорам. На экранах то возникали небритые лица членов экипажа, большую часть времени проводящего в неподвижности, чтобы экономить кислород, то панорама места посадки, передаваемая камерами беспилотных спутников Венеры.
Мы все выучили эту местность, которую так и не смогли исследовать космонавты, чуть ли не наизусть, и все там нам было знакомо - каждый камень, каждая скала. Конечно же, только то, что видно было сверху...
Но что толку? Все мы, вся Земля, все люди могли только бессильно наблюдать, а помочь не могли ничем. Ежечасно дикторы читали вслух все новые и новые соображения телезрителей, предлагавших свои средства спасения. Каждое мало-мальски заслуживающее внимания предложение тут же обсуждалось группой экспертов, которые могли запросить любую справочную информацию и любые расчеты в любом НИИ, КБ, ВЦ планеты. Увы, ни одно из них не проходило.
Студенты нашего ПТУ тоже не отрывались от экрана большого стереовизора и тоже непрерывно спорили и выдвигали самые
безумные идеи. Впрочем, кажется, даже сами авторы идей понимали их неосуществимость .. Самые горячие головы из младшекурсников, набив карманы логисторами, бросались к ангарам наших хронокаров, чтобы немедленно отправиться в прошлое, в какой-нибудь момент до старта "Полярной звезды", где можно было бы передать детали космонавтам или хотя бы предупредить их. От ангаров их оттаскивали старшекурсники и преподаватели и терпеливо, раз за разом, втолковывали, что попытка изменить прошлое ни к чему не приведет, кроме напрасной траты энергии. Вся подготовка к полету зафиксирована многочисленными свидетельствами и документами, это типичный узел-событие, и ничего в нем уже не изменишь.
Младшекурсники не сдавались, и каждый носился со своей собственной идеей, как обойти законы хрононавтики и помочь космонавтам
Я заметил, что Олег Астрейка во всей этой суматохе не участвует. То есть поначалу он тоже выдвинул было какую-то сумасшедшую идею, но после того, как ее с легкостью разгромили, он замолчал и впал в задумчивость.
День как раз был выходной, занятий у нас не было, но, конечно, о развлечениях никто и не помышлял и стены училища никто не покинул. Одни сидели у стереовизоров, другие толпились в коридорах и спорили, некоторые даже что-то считали на настольных калькуляторах. Я заметил, что Олег тоже подсел к калькулятору и что-то считает. Меня поразило его лицо. На нем застыло выражение угрюмой сосредоточенности, глаза лихорадочно блестели. Я невольно начал следить за ним, и, когда он выключил калькулятор и вышел из кабинета вычислительной техники, я пошел за ним. Олег направился в дисплейный класс. Надо полагать, для его расчетов калькулятора было мало, ему понадобился большой компьютер. "Что это за счеты такие?"- подумал я, пожал плечами и вернулся к ребятам, что сидели у стереовизора. Во время обеда я заметил, что Астрейки в столовой нет. Впрочем, тогда у многих аппетит пропал.
Из дисплейного класса он вышел только под вечер, и теперь не только уже я обратил внимание на его вид. Лицо его было осунувшимся, лихорадочный блеск глаз усилился, и, кажется, его пошатывало. Словом, у него был вид человека, проделавшего огромный кусок работы. Вопросов ему, впрочем, никто не задавал, а сам он ничего не объяснял. До ужина он ненадолго отлучился в город, потом поужинал вместе с нами и спать пошел в положенное время. Когда мы укладывались спать (я с ним жил в одной комнате), я попытался осторожно его порасспрашивать, но он отделывался ничего не значащими фразами, а потом прямо сказал, что болтовня ему надоела и он хочет спать. С этими словами он решительно выключил свет.
Я проснулся часов в пять утра с чувством какого-то беспокойства. Я включил свет и увидел, что постель Олега пуста, а на столике у
изголовья, прижатая ночником, белеет записка. Я вскочил с кровати, включил свет. На вырванном из блокнота листочке, который я до сих пор храню у себя как дорогую реликвию, была написана одна только фраза. "Пусть прошлое нельзя изменить из настоящего, ладно, но по крайней мере можно изменить будущее из прошлого ." И больше ничего Подписи тоже не было. Я понял только одно - что-то случилось, и как был в трусах бросился к ангарам. Двери, ведущие в ангары из переходного тамбура, были открыты, а дежурный, конечно же, спал. Я растолкал его, мы вызвали кого-то из старших и втроем осмотрели парк машин. Не хватало хронокара из шестнадцатого бокса. Это была любимая машина Олега Астрейки. Мы переглянулись.
- Ерунда,- не вполне уверенно сказал дежурный - Очередная гениальная идея, как обойти законы Попробует пару
раз изменить прошлое, да и вернется. Энергии только жаль... Но моя тревога не проходила.
- Нет,- ответил я,- тут что-то другое. Вот, прочтите... Они прочли записку Олега. Переглянулись, пожали плечами.
- Все равно ничего не сделаем. Надо ждать.
Ждать пришлось недолго.
Бокс заполнило характерное свечение, и в нем возник хронокар.
Он оказался пуст, а на сиденье лежала еще одна написанная Олегом записка. В ней говорилось:
"Срочно! Очень важно! Умоляю (так и написано было -"умоляю"!), поверьте мне без объяснений и срочно свяжитесь с центром управления полетом. Пусть они передадут на "Полярную звезду" следующее: "Тербиевые логисторы лежат в коробке за скалой со срезанной верхушкой, что в ста метрах от корабля. Прошу вас, поторопитесь! Олег".
На этот раз тревога охватила всех нас. Мы разбудили нашего директора и рассказали ему все, что знали. Директор связался с городскими властями, и так по цепочке к утру наша история дошла до центра управления полетом. В центре долго колебались - передавать содержание записки экипажу "Звезды" или нет.
1 2 3
Весь мир затаив дыхание прильнул к стереовизорам. На экранах то возникали небритые лица членов экипажа, большую часть времени проводящего в неподвижности, чтобы экономить кислород, то панорама места посадки, передаваемая камерами беспилотных спутников Венеры.
Мы все выучили эту местность, которую так и не смогли исследовать космонавты, чуть ли не наизусть, и все там нам было знакомо - каждый камень, каждая скала. Конечно же, только то, что видно было сверху...
Но что толку? Все мы, вся Земля, все люди могли только бессильно наблюдать, а помочь не могли ничем. Ежечасно дикторы читали вслух все новые и новые соображения телезрителей, предлагавших свои средства спасения. Каждое мало-мальски заслуживающее внимания предложение тут же обсуждалось группой экспертов, которые могли запросить любую справочную информацию и любые расчеты в любом НИИ, КБ, ВЦ планеты. Увы, ни одно из них не проходило.
Студенты нашего ПТУ тоже не отрывались от экрана большого стереовизора и тоже непрерывно спорили и выдвигали самые
безумные идеи. Впрочем, кажется, даже сами авторы идей понимали их неосуществимость .. Самые горячие головы из младшекурсников, набив карманы логисторами, бросались к ангарам наших хронокаров, чтобы немедленно отправиться в прошлое, в какой-нибудь момент до старта "Полярной звезды", где можно было бы передать детали космонавтам или хотя бы предупредить их. От ангаров их оттаскивали старшекурсники и преподаватели и терпеливо, раз за разом, втолковывали, что попытка изменить прошлое ни к чему не приведет, кроме напрасной траты энергии. Вся подготовка к полету зафиксирована многочисленными свидетельствами и документами, это типичный узел-событие, и ничего в нем уже не изменишь.
Младшекурсники не сдавались, и каждый носился со своей собственной идеей, как обойти законы хрононавтики и помочь космонавтам
Я заметил, что Олег Астрейка во всей этой суматохе не участвует. То есть поначалу он тоже выдвинул было какую-то сумасшедшую идею, но после того, как ее с легкостью разгромили, он замолчал и впал в задумчивость.
День как раз был выходной, занятий у нас не было, но, конечно, о развлечениях никто и не помышлял и стены училища никто не покинул. Одни сидели у стереовизоров, другие толпились в коридорах и спорили, некоторые даже что-то считали на настольных калькуляторах. Я заметил, что Олег тоже подсел к калькулятору и что-то считает. Меня поразило его лицо. На нем застыло выражение угрюмой сосредоточенности, глаза лихорадочно блестели. Я невольно начал следить за ним, и, когда он выключил калькулятор и вышел из кабинета вычислительной техники, я пошел за ним. Олег направился в дисплейный класс. Надо полагать, для его расчетов калькулятора было мало, ему понадобился большой компьютер. "Что это за счеты такие?"- подумал я, пожал плечами и вернулся к ребятам, что сидели у стереовизора. Во время обеда я заметил, что Астрейки в столовой нет. Впрочем, тогда у многих аппетит пропал.
Из дисплейного класса он вышел только под вечер, и теперь не только уже я обратил внимание на его вид. Лицо его было осунувшимся, лихорадочный блеск глаз усилился, и, кажется, его пошатывало. Словом, у него был вид человека, проделавшего огромный кусок работы. Вопросов ему, впрочем, никто не задавал, а сам он ничего не объяснял. До ужина он ненадолго отлучился в город, потом поужинал вместе с нами и спать пошел в положенное время. Когда мы укладывались спать (я с ним жил в одной комнате), я попытался осторожно его порасспрашивать, но он отделывался ничего не значащими фразами, а потом прямо сказал, что болтовня ему надоела и он хочет спать. С этими словами он решительно выключил свет.
Я проснулся часов в пять утра с чувством какого-то беспокойства. Я включил свет и увидел, что постель Олега пуста, а на столике у
изголовья, прижатая ночником, белеет записка. Я вскочил с кровати, включил свет. На вырванном из блокнота листочке, который я до сих пор храню у себя как дорогую реликвию, была написана одна только фраза. "Пусть прошлое нельзя изменить из настоящего, ладно, но по крайней мере можно изменить будущее из прошлого ." И больше ничего Подписи тоже не было. Я понял только одно - что-то случилось, и как был в трусах бросился к ангарам. Двери, ведущие в ангары из переходного тамбура, были открыты, а дежурный, конечно же, спал. Я растолкал его, мы вызвали кого-то из старших и втроем осмотрели парк машин. Не хватало хронокара из шестнадцатого бокса. Это была любимая машина Олега Астрейки. Мы переглянулись.
- Ерунда,- не вполне уверенно сказал дежурный - Очередная гениальная идея, как обойти законы Попробует пару
раз изменить прошлое, да и вернется. Энергии только жаль... Но моя тревога не проходила.
- Нет,- ответил я,- тут что-то другое. Вот, прочтите... Они прочли записку Олега. Переглянулись, пожали плечами.
- Все равно ничего не сделаем. Надо ждать.
Ждать пришлось недолго.
Бокс заполнило характерное свечение, и в нем возник хронокар.
Он оказался пуст, а на сиденье лежала еще одна написанная Олегом записка. В ней говорилось:
"Срочно! Очень важно! Умоляю (так и написано было -"умоляю"!), поверьте мне без объяснений и срочно свяжитесь с центром управления полетом. Пусть они передадут на "Полярную звезду" следующее: "Тербиевые логисторы лежат в коробке за скалой со срезанной верхушкой, что в ста метрах от корабля. Прошу вас, поторопитесь! Олег".
На этот раз тревога охватила всех нас. Мы разбудили нашего директора и рассказали ему все, что знали. Директор связался с городскими властями, и так по цепочке к утру наша история дошла до центра управления полетом. В центре долго колебались - передавать содержание записки экипажу "Звезды" или нет.
1 2 3