Ответом было молчание, в котором явно читалось неодобрение по отношению к дочери, вмешавшейся в разговор старших.
Элис не преминула отметить это про себя. Итак, сперва – Дженни, следующая на очереди она. Подобная перспектива ей не очень улыбалась, но, может быть, она сможет как-то справиться с плохим настроением Данкена? Ради этого стоило пожертвовать и своим выходным днем.
Данкен удалялся по коридору быстрыми шагами. Вот он спустился по лестнице; полы сюртука распахнулись на повороте – он миновал верхний марш. Элис бросилась было за ним, но Дженни перехватила ее:
– Не торопись! На следующей неделе займемся твоим платьем. Бодрее, бодрее! Я уже привыкла. Это все у него напускное. Душа у него добрая.
Элис не могла понять, почему Дженни с такой готовностью прощает Данкену его поведение. Неужели она настолько притерпелась к несправедливостям, что безропотно их сносит? Мысль была отрезвляющей: Элис поклялась себе, что никогда не смирится с такой судьбой. О чем же собирается с ней говорить этот брюзга и сноб? Еще месяц назад она бы и секунды не потерпела его общества. Но это было так давно – как будто прошла целая вечность!
Данкен явно не дорожил личным временем Элис; вроде бы требовал от нее, чтобы она поторопилась, но когда она спустилась в библиотеку, то обнаружила, что там никого нет. Она опустилась в мягкое кресло, откинулась на его спинку и устремила взгляд на овальные фрески, украшавшие потолок.
Их было три. Две – по краям – неплохие копии «Благовещения» и «Распятия Иоанна Крестителя» Микеланджело – напоминали о грехопадении и возможности морального очищения. Фреска в центре потолка изображала аллегорию на тему силы Господней. Элис не могла сдержать улыбки: вполне подходящий сюжет для дома, хозяин которого тоже, видимо, не чужд идеи о божественном характере своей власти над домочадцами и вообще всеми, кто от него так или иначе зависит!
Щелкнул замок в двери, вошел Данкен. Шумно, с сознанием собственной значимости уселся за письменный стол, как будто занял оборону в крепости.
– Как вы, вероятно, уже поняли из болтовни Дженни, через две недели я устраиваю бал-маскарад. Лайли не будет на нем весь вечер, но я хотел бы, чтобы она на какое-то время появилась. Я хотел бы обсудить с вами касающиеся вас детали этого вечера.
Бал! Музыка, мерцание свечей, дамы и господа, кружащиеся в бурном вихре и в то же время послушные четкому ритму фигур танца – все эти еще столь недавние воспоминания нахлынули на Элис. Боль от утерянного прошлого пронизала все ее существо.
Явно не замечая реакции Элис, Данкен продолжал:
– Сомневаюсь, что вы знакомы с тем тщательным распорядком, по которому у меня обычно проходят такого рода праздники. Поэтому я коротко изложу то, что касается лично вас. Вы будете своего рода компаньонкой моей дочери, мисс Уокер. Вы меня слушаете?
Очевидно, она так погрузилась в воспоминания, что даже невнимательный Данкен что-то заметил.
– Да, конечно. В чем должны состоять мои обязанности?
– Танцы начнутся в семь. В половине восьмого Лайли может к нам присоединиться; уйти она должна перед ужином, который начнется в десять. Я нанял известного танцмейстера, Чарльза Торнтона, чтобы он как следует научил мою дочь мазурке и котильону; контрданс она уже достаточно освоила. О костюме мы с Дженни договорились. Делил займется ее прической и туалетом; вы должны будете следить за ее осанкой и манерами. В принципе, это дело матери, но в случае ее отсутствия эта миссия возлагается на гувернантку.
Бедная Лайли! Данкен распланировал ей вечер как военную кампанию. Жалко бедняжку: она-то думает, что будет развлекаться, а ей придется демонстрировать дочернее, послушание.
– Я понимаю.
– Поймите и еще кое-что: в это общество вы допускаетесь только в качестве компаньонки Лайли, и, я надеюсь, вы будете стараться не привлекать к себе особого внимания. Того же я ожидаю и от остальных лиц, находящихся у меня на службе.
– Что, для меня не предусмотрено никакого костюма? – Элис не могла сдержать сарказма в голосе. Ведь комизм ситуации заключался как раз в том, что если Данкен хотел, чтобы она затерялась среди гостей и не выделялась, то скорее это произошло бы, если бы она была в наряде французской пастушки, а не в этой мышиной форме гувернантки.
Но Данкен не был склонен к юмору.
– Мисс Уокер! Я должен заявить, что, хотя я вполне удовлетворен качеством вашего преподавания, в вашем поведении есть нечто вызывающее, что меня раздражает. Вы как бы даете понять, что заслуживаете обращения как с особой более высокого звания, чем то, которым вы располагаете в действительности. У вас что, на вашей прежней службе, были какие-то особые привилегии?
Господи! Даже если бы она переменила тысячу мест в качестве гувернантки, и то ей, наверное, вряд ли встретился бы такой сквалыга и сухарь: бросает ей крошки со стола и считает, что он ее благодетельствует! Однако она не может сейчас покинуть этого своего убежища, напомнила сама себе Элис, а значит, надо терпеть.
– Я забылась. Я перенервничала.
– Ну ладно. Вы, так же как и другие слуги, сможете потом доесть то, что останется от ужина. Но я вас предупреждаю: не рассчитывайте на то, что останетесь на балу после того, как Лайли отправится спать. Вам платят за ваши услуги, а не за честь находиться в вашем обществе. Я был бы крайне недоволен, если бы обнаружил свою гувернантку среди своих гостей. Я изъясняюсь достаточно ясно?
– Да, ясно, как стук в дверь.
– Тогда можете идти.
Элис бросилась в свою комнатушку. Там было тесно и душно, но, по крайней мере, не нужно было сдерживаться. Она устало опустилась на жесткую кровать и с тоской поглядела на кусочек неба в узком проеме окна. С жалобным стоном пронеслась чайка. С каким удовольствием она поменяла бы свое существование, туго стиснутое обручами судьбы, на ее свободный полет!
Что он о себе воображает, этот виконт Данкен Грэнвилл! Его насыщенный титул раздражал Элисон не меньше, чем личность его носителя. Ее отец, эрл Биркхэм, был на иерархической лестнице на ступень выше, и Элис ничего больше так не желала, как однажды потребовать от Данкена, чтобы он к ней обратился должным образом, – и услышать, как с его язвительных уст слетит полное уважения «леди Элисон Уилхэвен».
Если бы он только знал, кто она такая на самом деле, он бы не посмел так себя вести с ней. Но этот сноб не только по отношению к ней себе такое позволяет. Дженни досталось не меньше. За что? Почему она безропотно сносит оскорбления со стороны Данкена? Только привычка? Эти люди находятся в зависимости, они как побитые собаки, покорность – их вечный удел.
Будучи дочерью богатого эрла, Элис имела с десяток слуг, и сейчас она вдруг подумала: а не проявляла ли она такого же высокомерия к ним?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Элис не преминула отметить это про себя. Итак, сперва – Дженни, следующая на очереди она. Подобная перспектива ей не очень улыбалась, но, может быть, она сможет как-то справиться с плохим настроением Данкена? Ради этого стоило пожертвовать и своим выходным днем.
Данкен удалялся по коридору быстрыми шагами. Вот он спустился по лестнице; полы сюртука распахнулись на повороте – он миновал верхний марш. Элис бросилась было за ним, но Дженни перехватила ее:
– Не торопись! На следующей неделе займемся твоим платьем. Бодрее, бодрее! Я уже привыкла. Это все у него напускное. Душа у него добрая.
Элис не могла понять, почему Дженни с такой готовностью прощает Данкену его поведение. Неужели она настолько притерпелась к несправедливостям, что безропотно их сносит? Мысль была отрезвляющей: Элис поклялась себе, что никогда не смирится с такой судьбой. О чем же собирается с ней говорить этот брюзга и сноб? Еще месяц назад она бы и секунды не потерпела его общества. Но это было так давно – как будто прошла целая вечность!
Данкен явно не дорожил личным временем Элис; вроде бы требовал от нее, чтобы она поторопилась, но когда она спустилась в библиотеку, то обнаружила, что там никого нет. Она опустилась в мягкое кресло, откинулась на его спинку и устремила взгляд на овальные фрески, украшавшие потолок.
Их было три. Две – по краям – неплохие копии «Благовещения» и «Распятия Иоанна Крестителя» Микеланджело – напоминали о грехопадении и возможности морального очищения. Фреска в центре потолка изображала аллегорию на тему силы Господней. Элис не могла сдержать улыбки: вполне подходящий сюжет для дома, хозяин которого тоже, видимо, не чужд идеи о божественном характере своей власти над домочадцами и вообще всеми, кто от него так или иначе зависит!
Щелкнул замок в двери, вошел Данкен. Шумно, с сознанием собственной значимости уселся за письменный стол, как будто занял оборону в крепости.
– Как вы, вероятно, уже поняли из болтовни Дженни, через две недели я устраиваю бал-маскарад. Лайли не будет на нем весь вечер, но я хотел бы, чтобы она на какое-то время появилась. Я хотел бы обсудить с вами касающиеся вас детали этого вечера.
Бал! Музыка, мерцание свечей, дамы и господа, кружащиеся в бурном вихре и в то же время послушные четкому ритму фигур танца – все эти еще столь недавние воспоминания нахлынули на Элис. Боль от утерянного прошлого пронизала все ее существо.
Явно не замечая реакции Элис, Данкен продолжал:
– Сомневаюсь, что вы знакомы с тем тщательным распорядком, по которому у меня обычно проходят такого рода праздники. Поэтому я коротко изложу то, что касается лично вас. Вы будете своего рода компаньонкой моей дочери, мисс Уокер. Вы меня слушаете?
Очевидно, она так погрузилась в воспоминания, что даже невнимательный Данкен что-то заметил.
– Да, конечно. В чем должны состоять мои обязанности?
– Танцы начнутся в семь. В половине восьмого Лайли может к нам присоединиться; уйти она должна перед ужином, который начнется в десять. Я нанял известного танцмейстера, Чарльза Торнтона, чтобы он как следует научил мою дочь мазурке и котильону; контрданс она уже достаточно освоила. О костюме мы с Дженни договорились. Делил займется ее прической и туалетом; вы должны будете следить за ее осанкой и манерами. В принципе, это дело матери, но в случае ее отсутствия эта миссия возлагается на гувернантку.
Бедная Лайли! Данкен распланировал ей вечер как военную кампанию. Жалко бедняжку: она-то думает, что будет развлекаться, а ей придется демонстрировать дочернее, послушание.
– Я понимаю.
– Поймите и еще кое-что: в это общество вы допускаетесь только в качестве компаньонки Лайли, и, я надеюсь, вы будете стараться не привлекать к себе особого внимания. Того же я ожидаю и от остальных лиц, находящихся у меня на службе.
– Что, для меня не предусмотрено никакого костюма? – Элис не могла сдержать сарказма в голосе. Ведь комизм ситуации заключался как раз в том, что если Данкен хотел, чтобы она затерялась среди гостей и не выделялась, то скорее это произошло бы, если бы она была в наряде французской пастушки, а не в этой мышиной форме гувернантки.
Но Данкен не был склонен к юмору.
– Мисс Уокер! Я должен заявить, что, хотя я вполне удовлетворен качеством вашего преподавания, в вашем поведении есть нечто вызывающее, что меня раздражает. Вы как бы даете понять, что заслуживаете обращения как с особой более высокого звания, чем то, которым вы располагаете в действительности. У вас что, на вашей прежней службе, были какие-то особые привилегии?
Господи! Даже если бы она переменила тысячу мест в качестве гувернантки, и то ей, наверное, вряд ли встретился бы такой сквалыга и сухарь: бросает ей крошки со стола и считает, что он ее благодетельствует! Однако она не может сейчас покинуть этого своего убежища, напомнила сама себе Элис, а значит, надо терпеть.
– Я забылась. Я перенервничала.
– Ну ладно. Вы, так же как и другие слуги, сможете потом доесть то, что останется от ужина. Но я вас предупреждаю: не рассчитывайте на то, что останетесь на балу после того, как Лайли отправится спать. Вам платят за ваши услуги, а не за честь находиться в вашем обществе. Я был бы крайне недоволен, если бы обнаружил свою гувернантку среди своих гостей. Я изъясняюсь достаточно ясно?
– Да, ясно, как стук в дверь.
– Тогда можете идти.
Элис бросилась в свою комнатушку. Там было тесно и душно, но, по крайней мере, не нужно было сдерживаться. Она устало опустилась на жесткую кровать и с тоской поглядела на кусочек неба в узком проеме окна. С жалобным стоном пронеслась чайка. С каким удовольствием она поменяла бы свое существование, туго стиснутое обручами судьбы, на ее свободный полет!
Что он о себе воображает, этот виконт Данкен Грэнвилл! Его насыщенный титул раздражал Элисон не меньше, чем личность его носителя. Ее отец, эрл Биркхэм, был на иерархической лестнице на ступень выше, и Элис ничего больше так не желала, как однажды потребовать от Данкена, чтобы он к ней обратился должным образом, – и услышать, как с его язвительных уст слетит полное уважения «леди Элисон Уилхэвен».
Если бы он только знал, кто она такая на самом деле, он бы не посмел так себя вести с ней. Но этот сноб не только по отношению к ней себе такое позволяет. Дженни досталось не меньше. За что? Почему она безропотно сносит оскорбления со стороны Данкена? Только привычка? Эти люди находятся в зависимости, они как побитые собаки, покорность – их вечный удел.
Будучи дочерью богатого эрла, Элис имела с десяток слуг, и сейчас она вдруг подумала: а не проявляла ли она такого же высокомерия к ним?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72