Эгга — лучшего названия не придумаешь.
Дорога, по которой они ехали, была огорожена с обеих сторон, и встречные приветствовали Эльвира с такой почтительностью, что сердце у Сигрид забилось от гордости. Когда они подъехали к Эгга, один из мужчин выехал вперед, чтобы предупредить об их приезде. Эльвир показал ей могильные курганы, объясняя, кто там захоронен. И когда они поскакали вверх по склону холма Эгга, курганы были уже по обе стороны дороги.
Но мысли Сигрид были далеко от могил родичей Эльвира. Куда больше ее занимала более близкая его родственница: Эльвир сказал ей, что его мать живет в Эгга.
— У нее не двигаются ноги, — сказал он, — и будучи долгое время вдовой, она выработала в себе отвратительную привычку к своеволию.
Последние слова он произнес так, что Сигрид начала побаиваться предстоящей встречи. И теперь, когда дома уже были видны из-за деревьев, она почувствовала неприятный комок в горле.
Она чуть не вскрикнула, когда Эльвир показал ей камень, стоящий на восточной стороне дороги. Это напомнило ей Бьяркей, где тоже неподалеку от домов стоял рунический камень. И в первый раз она ощутила тоску по дому.
Вокруг усадьбы была расчищена площадка, так что двор просматривался с двух сторон: по обе стороны длинного, узкого прохода стояли деревянные дома. Все давно уже ждали их на холме, откуда открывался вид на фьорд и где, как пояснил Эльвир, обычно выставлялись дозорные посты. Чуть выше главного дома, в западной части усадьбы, находилось жилище рабов.
И когда он помог ей сойти с лошади в присутствии любопытной дворни, лицо ее было каменным, словно заиндевелым. По привычке она хотела поправить рукой волосы, но теперь на голове у нее была косынка замужней женщины, которую ей предстояло носить постоянно. Она с облегчением подумала, что теперь волосы не будут в беспорядке, что раньше причиняло ей столько хлопот. И, ухватившись за эту мысль, как утопающий за соломинку, она со спокойным достоинством пошла по двору навстречу своим домочадцам.
Пробыв в Эгга две недели, Сигрид все еще не чувствовала себя дома.
Тора дочь Эльвира, ее свекровь, не очень-то нравилась ей; ведь, вопреки стараниям Сигрид угодить старухе, та всегда находила, к чему придраться. Меньше всего Сигрид нравилось то, что Тора держала при себе связку ключей, тем самым подчеркивая, что она хозяйка усадьбы.
Но Эльвир только посмеивался, когда Сигрид говорила ему об этом. Он говорил, что это не имеет никакого значения и что Сигрид нужно получше ознакомиться с жизнью в усадьбе. Сигрид же воспринимала его слова с горечью.
Поэтому получалось так, что, когда она давала распоряжения слугам, они отвечали либо, что они так не привыкли делать, либо шли к Торе и спрашивали разрешения у нее, прежде чем приступить к работе. И Тора, сидя в поварне на скамье, управляла имением железной рукой.
Когда-то она была красива, и следы красоты все еще оставались на ее белом лице без единой морщинки, не отражавшем никаких чувств, словно оно было деревянным. Сигрид видела в ее лице черты Эльвира — глаза, лоб; но лицо это никогда не бывало теплым и нежным, как у сына. В первые дни, когда она еще пыталась угодить свекрови, ей казалось, что та похожа на Эльвира. Но Сигрид не желала без конца пробивать толщу льда, окружавшую Тору, у нее не было к тому способностей. И она начинала понимать, почему Эльвир рано уходит из дома.
Он избегал свою мать. Он позволял ей хозяйничать в доме, но разговаривал с ней лишь в случае необходимости.
В отсутствие Эльвира усадьбой управлял Гутторм Харальдссон. Это был высокий, суровый парень с добрыми глазами под густыми бровями.
Жену его звали Рагнхильд; у них было двое белокурых мальчиков, которые всегда путались у Сигрид под ногами. Рагнхильд ждала еще одного ребенка.
У Сигрид был лишь один друг во всем имении: Старая Гудрун, как все называли ее. Она ходила, сгорбившись, по двору и вся тряслась, опираясь на сучковатую палку. Сигрид сказали, что она была сестрой отца Эльвира. Она почти ни с кем не разговаривала, брела куда глаза глядят, и никто не обращал на нее внимания. Когда-то она была замужем, но ее муж и сыновья сгорели: за одну ночь она потеряла все, что имела. Впоследствии она отказалась снова выйти замуж и пригрозила, что положит под подушку топор, если ее принудят. И отец Эльвира взял ее к себе в Эгга, и она жила тут так давно, что никто не мог сказать наверняка, когда она здесь появилась.
Разговаривая с Сигрид, Старая Гудрун задирала вверх голову и морщила лоб — настолько согнутой была ее спина. Ее сухонькое личико теплело от улыбки, и Сигрид невольно думала, когда в последний раз люди были с ней приветливы.
— Я знаю, что это ты новая хозяйка, — сказала, улыбаясь, Гудрун.
Сигрид вздрогнула от ее слов: ей казалось, что усадьбой правит Тора по своему разумению, а ее Эльвир привел в дом как наложницу. Но для этой сгорбленной старухи хозяйкой была она, даже если Эльвир и не хотел ставить мать на место.
— А ты — непреклонная Гудрун, — ответила она, взяв в свои ладони трясущуюся, сморщенную руку.
— Эльвир славный мальчик, — сказала старуха. — Но он так боится, что кто-то об этом узнает, не решается признаться в этом даже самому себе.
«А она более разговорчива, чем я думала», — решила Сигрид.
И когда их глаза встретились, Сигрид заметила в ее взгляде проблеск понимания. Ей показалось, что эта женщина знает, как обстоят дела у нее с Эльвиром: она сама пережила такое в жизни. И даже если теперь она была старой и одинокой, ничто не могло отнять у нее ее воспоминаний.
— Ты красивая! — сказала старуха. — И тебе он нравится, я это вижу. Да поможет тебе Фрейя. И она поможет тебе, ведь ты с такой добротой отнеслась ко мне, старой калеке!
После этого неприязнь Сигрид к свекрови стала еще больше, потому что та все время поносила Гудрун.
Как-то вечером она сказала Эльвиру, что разговаривала с Гудрун и что, по ее мнению, Торе следовало бы быть поприветливее со старухой.
— Если хочешь быть в добрых отношениях с матерью, — сказал он, — я бы тебе посоветовал поменьше болтать с Гудрун!
Сигрид вскипела.
— Если бы я могла выбирать между ними двумя, я бы не сомневалась, кто мне больше нравится!
Она остановилась, задыхаясь от гнева: с того первого дня в Бьяркее она ни разу не говорила с ним в таком тоне.
Прищурив глаза и запрокинув голову, он расхохотался.
— Моя кошечка тоже показывает коготки? — шутливо произнес он. — Ну-ка, еще разок, ты просто великолепна, когда сердишься!
Он хотел обнять ее, но она не далась.
Она была слишком раздражена, чтобы ответить ему, кровь стучала в висках.
— Эльвир! — наконец произнесла она. — Она так хорошо отзывалась о тебе. Она говорит о тебе куда лучше, чем твоя мать, и мне кажется, ты дурно относишься к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64