Он торчком поставил хвост и стал водить им, точь-в-точь как кошка, а когда скворец очнулся, наконец, и запрыгал, трепеща голыми крылышками, полоз бросился за ним, как раскрученная пружина.
- Ужли ж догонит? - вскрикнул Петр.
- О-о!.. Он догонит! - засиял молодой чабан, а старый только качнул головой, не открывая рта.
Скворец прыгал, полоз вился за ним, и Петр видел, что он нагоняет. Скворец кинулся было вбок, но все длинное толстое тело полоза ринулось вдруг в ту же сторону, подбросилось будто в воздухе и остановилось.
- Готово! - сверкнул молодой чабан, а старый добавил:
- Сичас... он-о... кушай будет! - и дотронулся дружелюбно пальцем до Петрова колена.
- Смотри ты, что делается! - обернулся Петр к Семену, но тот отозвался снисходительно:
- Тебе никак это в диковинку, а я к этому сызмальства привык... Сколько я их перевидал, - тёмно!.. У нас же под Борисоглебском там леса да болота... Гадов этих до черта!
- Ну-у?
- Вот-те и гну!.. Ты думаешь, он его чем, шпака?.. Хвостом своим убил... А ты, небось, и сейчас смотрел - ничего не видал.
- Хво-стом?
- То-то и да, что глядеть не можешь.
- Это, должно, от известки я так.
- Одну с тобой известку-то месим.
- Ты ее давно ли начал месить?.. А я ее уж сорок лет мешу!.. И в плену года четыре был, и то ею все займался.
- А ты где же в плен попал?.. Я думал, ты и не служил...
- Неделю мы с тобой вместях работаем, а об себе не говорили... Попал я, значит, в Горлице...
- Знаю я Горлицу... Там наших много попало...
- Ну, вот... Горлица эта... Снарядов у нас нема, патронов нема, а он по нас лупит, немец, а он чешет!.. Так что нас от роты цельной человек пятнадцать, не более, осталось... "Что теперь делать?.." - у фитьфебеля спрашиваем - я да земляк мой, тоже белгородский, - мы оповсегда вместе держались... "А я почем знаю?" - говорит. - "А ротный игде наш?" - "А ротный вон в доме бетонном, знаки подает". (А это он затем знаки нам, чтоб за патронами мы в лезерв бежали.) Я своему товарищу: "Побегим, говорю, все одно смерть!.." Вот, бегим, и еще за нами трое подались... Слышим: "О-ой!.." сзаду - один... Другой: "О-ой!.." Третий... Этих всех троих свалило... По земле катаются, - конец им... Я свому кричу: "Бегим в дом бетонный!.." И ведь вот, скажи ты, - добежали, ничего... Ни одна пуля решительная ни его, ни меня не задела, как все одно мы заговоренные какие... Добегли, - и даже ротный нас похвалил... Глядим, и фитьфебель сюды приполз... Так человек там собралось... ну, одним словом, десятка полтора опять... Говорим ротному: "А дальше что будем делать?" - "Надо, говорит, до лезерву бежать, - концов, выходов больше нету..." - "Тогда, говорим, когда такое дело, давай бежать будем!.." Он это в бинокль посмотрел, перекрестился... "Ребята, за мной!.." Бегим мы, а по нас снаряд пустили... Ротный с фитьфебелем поперед бежали, глядим мы, - от фитьфебеля куда рука, куда нога, - и ротный упал... Я такое дело вижу: "Ребята! - кричу. - Назад... В дом в бетонный!.." Добегаем опять до дому того, - я свово земляка гляжу, жив ли? Жи-вой!.. Еще там человек коло пятнадцати скопилось...
- Что же у тебя все пятнадцать да полтора десятка, - как неразменный рупь!.. Скольких-то убило же? - перебил Семен.
Старый чабан покачал головою и губами пожевал, а Петр подумал, почему это могло выйти, и объяснил:
- Какие убитые были, какие новые набежали... На войне та-ак!.. Вот видим - немцы бегут, штыки держут, - колоть нас!.. Мы счас винтовки на пол, руки кверху - сдаемся! - кричим... Трое немцев к нам забежали, - одного оставили, двое подались дальше... Вот один этот-то, немец, толстый из себя, - посмотрел нас округ, - а глаза мутные, и пот с него капает, утерся рукавом и счас такую бутылочку черную из сумки вынимает, - пьет... Отпил, - а я к нему всех ближе стою, - мне протягивает: "На, грит, глотни!" По-русски, ей-богу! Глотнул, а это ром!.. "Вот, говорю, спасибо вам!.." А он мне: "Ваше дело теперь оконченное: отвоевались... А меня вот еще раз двадцать убить могут..." Ей-богу, так и сказал!.. Достал опять сухарь, мне дает... Я его с жадностью, потому дня три тогда мы не емши...
- А ты вот, небось, на войне не был? - спросил Семен чабана.
- Я?.. Не-е, - заболтал чабан головой.
- То-то и видно... Потому и барашки тебе жалко...
- Ну, хорошо, - продолжал Петр, увлекшись. - Повел он нас всех потом один на поезд... Через два дня мы уж в Вене ихней были... До чего же там народ добрый, страсть!.. Всего нам надавали!.. Так, публика разная, - деньги суют, пирожные... Кокарды наши им интересны были... "Продай, - говорят, русский, кокарду!" Так на кокарды свои, на то на се мы день и прожили... А уж на второй день нам обед дали - кашу ячную... "Давай, русские, котелки! кашевары кричат. - Подходи ширингой!.." А у меня котелка и нет совсем!.. Вот мине досада: десь загубил, когда бежал!.. Я вижу тут на плотуваре коробка картонная валяется, - схватил ее да за кашей!.. Сме-ется немец!.. И полну коробку мне наложил, а она, коробка-то, спроти котелка вдвое!.. Ничего, народ дюже хороший... А как стали потом вызывать, кто по бетону может работать, - я, конечно, земляка свово толкаю белгородского: "Ты, будто, тоже по бетону знаешь, - так и говори!" Потом я до них: "Вот, - говорю, - я да земляк мой - оба мы бетонщики..." "Вот, - говорят, - отличное дело: как хорошо будете работать, мы вам по полтиннику в день, окромя харчей"... - И сколько я потом у них в плену был, все я по бетону с товарищем работал и никакого горя мы не знали... И товарища свово этому делу обучил, - ему теперь на его век хлеба кусок...
- Гляди!.. Слушать пришел! - озарился весь молодой чабан и вытянул палец.
Оглянулся Петр, - не дальше, как в аршине от него, укладывался клубком подползший полоз.
- Стало быть, шпака уж он спроворил?
И отодвинулся чуть от него Петр, добавил:
- Вот вы, чабаны, конечно, до него привычные, а мне все ка-быть гребостно!.. Мне один наш на фронте, - только он из Сибири был сам - такую штуку про змеев рассказал, что я, брат, теперь к ним... с опаской!.. Купил будто мужик двух коров, - за рога их связал, чтоб шли в ногу, - домой ведет... А вести далеко, через горы... Сибирь, - уж известно: там ничего близкого нет. Сто верст если друг от друга, - говорят: соседи... Ведет между камней таких, - не хуже этого вот, - смотрит, колеса будто в стороне рассыпаны, только, стало быть, ободья очень толсты, каких и не бывает... Ну, известно, раз колеса такие, ему, мужику, интерес... Подходит поближе, бра-ат! - подымается на него головища змеиная, - с медведя ростом голова одна! Ахнул, да бежать... Коров кинул на произвол: своя жизнь дороже... Добежал так до селения, - лица нет на нем... Так и так: обсказал, чего с ним вышло. "Мы, там говорят, давно слышим и сами замечаем... Собирайся какие охотники!.." Человек десять собралось, - медвежатники все, - на то место, а мужик их ведет... Пришли, видят, - одна корова бегает - мычит... Эта, стало быть, жива осталась, только вроде бы с ума сошла, а уж зато дру-гу-ю - всю дотла высосал, - только голову с рогами вострыми кинул.
1 2 3 4 5
- Ужли ж догонит? - вскрикнул Петр.
- О-о!.. Он догонит! - засиял молодой чабан, а старый только качнул головой, не открывая рта.
Скворец прыгал, полоз вился за ним, и Петр видел, что он нагоняет. Скворец кинулся было вбок, но все длинное толстое тело полоза ринулось вдруг в ту же сторону, подбросилось будто в воздухе и остановилось.
- Готово! - сверкнул молодой чабан, а старый добавил:
- Сичас... он-о... кушай будет! - и дотронулся дружелюбно пальцем до Петрова колена.
- Смотри ты, что делается! - обернулся Петр к Семену, но тот отозвался снисходительно:
- Тебе никак это в диковинку, а я к этому сызмальства привык... Сколько я их перевидал, - тёмно!.. У нас же под Борисоглебском там леса да болота... Гадов этих до черта!
- Ну-у?
- Вот-те и гну!.. Ты думаешь, он его чем, шпака?.. Хвостом своим убил... А ты, небось, и сейчас смотрел - ничего не видал.
- Хво-стом?
- То-то и да, что глядеть не можешь.
- Это, должно, от известки я так.
- Одну с тобой известку-то месим.
- Ты ее давно ли начал месить?.. А я ее уж сорок лет мешу!.. И в плену года четыре был, и то ею все займался.
- А ты где же в плен попал?.. Я думал, ты и не служил...
- Неделю мы с тобой вместях работаем, а об себе не говорили... Попал я, значит, в Горлице...
- Знаю я Горлицу... Там наших много попало...
- Ну, вот... Горлица эта... Снарядов у нас нема, патронов нема, а он по нас лупит, немец, а он чешет!.. Так что нас от роты цельной человек пятнадцать, не более, осталось... "Что теперь делать?.." - у фитьфебеля спрашиваем - я да земляк мой, тоже белгородский, - мы оповсегда вместе держались... "А я почем знаю?" - говорит. - "А ротный игде наш?" - "А ротный вон в доме бетонном, знаки подает". (А это он затем знаки нам, чтоб за патронами мы в лезерв бежали.) Я своему товарищу: "Побегим, говорю, все одно смерть!.." Вот, бегим, и еще за нами трое подались... Слышим: "О-ой!.." сзаду - один... Другой: "О-ой!.." Третий... Этих всех троих свалило... По земле катаются, - конец им... Я свому кричу: "Бегим в дом бетонный!.." И ведь вот, скажи ты, - добежали, ничего... Ни одна пуля решительная ни его, ни меня не задела, как все одно мы заговоренные какие... Добегли, - и даже ротный нас похвалил... Глядим, и фитьфебель сюды приполз... Так человек там собралось... ну, одним словом, десятка полтора опять... Говорим ротному: "А дальше что будем делать?" - "Надо, говорит, до лезерву бежать, - концов, выходов больше нету..." - "Тогда, говорим, когда такое дело, давай бежать будем!.." Он это в бинокль посмотрел, перекрестился... "Ребята, за мной!.." Бегим мы, а по нас снаряд пустили... Ротный с фитьфебелем поперед бежали, глядим мы, - от фитьфебеля куда рука, куда нога, - и ротный упал... Я такое дело вижу: "Ребята! - кричу. - Назад... В дом в бетонный!.." Добегаем опять до дому того, - я свово земляка гляжу, жив ли? Жи-вой!.. Еще там человек коло пятнадцати скопилось...
- Что же у тебя все пятнадцать да полтора десятка, - как неразменный рупь!.. Скольких-то убило же? - перебил Семен.
Старый чабан покачал головою и губами пожевал, а Петр подумал, почему это могло выйти, и объяснил:
- Какие убитые были, какие новые набежали... На войне та-ак!.. Вот видим - немцы бегут, штыки держут, - колоть нас!.. Мы счас винтовки на пол, руки кверху - сдаемся! - кричим... Трое немцев к нам забежали, - одного оставили, двое подались дальше... Вот один этот-то, немец, толстый из себя, - посмотрел нас округ, - а глаза мутные, и пот с него капает, утерся рукавом и счас такую бутылочку черную из сумки вынимает, - пьет... Отпил, - а я к нему всех ближе стою, - мне протягивает: "На, грит, глотни!" По-русски, ей-богу! Глотнул, а это ром!.. "Вот, говорю, спасибо вам!.." А он мне: "Ваше дело теперь оконченное: отвоевались... А меня вот еще раз двадцать убить могут..." Ей-богу, так и сказал!.. Достал опять сухарь, мне дает... Я его с жадностью, потому дня три тогда мы не емши...
- А ты вот, небось, на войне не был? - спросил Семен чабана.
- Я?.. Не-е, - заболтал чабан головой.
- То-то и видно... Потому и барашки тебе жалко...
- Ну, хорошо, - продолжал Петр, увлекшись. - Повел он нас всех потом один на поезд... Через два дня мы уж в Вене ихней были... До чего же там народ добрый, страсть!.. Всего нам надавали!.. Так, публика разная, - деньги суют, пирожные... Кокарды наши им интересны были... "Продай, - говорят, русский, кокарду!" Так на кокарды свои, на то на се мы день и прожили... А уж на второй день нам обед дали - кашу ячную... "Давай, русские, котелки! кашевары кричат. - Подходи ширингой!.." А у меня котелка и нет совсем!.. Вот мине досада: десь загубил, когда бежал!.. Я вижу тут на плотуваре коробка картонная валяется, - схватил ее да за кашей!.. Сме-ется немец!.. И полну коробку мне наложил, а она, коробка-то, спроти котелка вдвое!.. Ничего, народ дюже хороший... А как стали потом вызывать, кто по бетону может работать, - я, конечно, земляка свово толкаю белгородского: "Ты, будто, тоже по бетону знаешь, - так и говори!" Потом я до них: "Вот, - говорю, - я да земляк мой - оба мы бетонщики..." "Вот, - говорят, - отличное дело: как хорошо будете работать, мы вам по полтиннику в день, окромя харчей"... - И сколько я потом у них в плену был, все я по бетону с товарищем работал и никакого горя мы не знали... И товарища свово этому делу обучил, - ему теперь на его век хлеба кусок...
- Гляди!.. Слушать пришел! - озарился весь молодой чабан и вытянул палец.
Оглянулся Петр, - не дальше, как в аршине от него, укладывался клубком подползший полоз.
- Стало быть, шпака уж он спроворил?
И отодвинулся чуть от него Петр, добавил:
- Вот вы, чабаны, конечно, до него привычные, а мне все ка-быть гребостно!.. Мне один наш на фронте, - только он из Сибири был сам - такую штуку про змеев рассказал, что я, брат, теперь к ним... с опаской!.. Купил будто мужик двух коров, - за рога их связал, чтоб шли в ногу, - домой ведет... А вести далеко, через горы... Сибирь, - уж известно: там ничего близкого нет. Сто верст если друг от друга, - говорят: соседи... Ведет между камней таких, - не хуже этого вот, - смотрит, колеса будто в стороне рассыпаны, только, стало быть, ободья очень толсты, каких и не бывает... Ну, известно, раз колеса такие, ему, мужику, интерес... Подходит поближе, бра-ат! - подымается на него головища змеиная, - с медведя ростом голова одна! Ахнул, да бежать... Коров кинул на произвол: своя жизнь дороже... Добежал так до селения, - лица нет на нем... Так и так: обсказал, чего с ним вышло. "Мы, там говорят, давно слышим и сами замечаем... Собирайся какие охотники!.." Человек десять собралось, - медвежатники все, - на то место, а мужик их ведет... Пришли, видят, - одна корова бегает - мычит... Эта, стало быть, жива осталась, только вроде бы с ума сошла, а уж зато дру-гу-ю - всю дотла высосал, - только голову с рогами вострыми кинул.
1 2 3 4 5