«Душа интеллигенции, этого создания Петрова, есть вместе с тем ключ и к грядущим судьбам русской государственности и общественности» (С. Булгаков). И, добавим, истории понадобилось два столетия, чтобы навстречу образованному классу, оторванному от народа, не приобретшего навыка будничного труда и тем, не менее служившего средостением между Европой и Россией, двинулся сам русский народ.
Столыпинская опора на «низы» — это продолжение петровского строительства, но без петровского насилия, жажды мгновенного результата. Наиболее ярко сила российских «низов» предстала перед Столыпиным во время его и министра земледелия Кривошеина поездки в Сибирь в конце лета 1910 года. Эта поездка имела две цели в русле переселенческой политики правительства и, более широко, в плане развития русского влияния в Азии.
За триста лет колонизационного освоения русскими Сибири переселение туда шло стихийно и только с началом строительства Великого сибирского пути стало принимать формы государственного дела. Идея создания «цепи деревень от Урала до Тихого океана» родилась у С Ю. Витте. Тогда надо было решать задачу объединения азиатских территорий с европейскими. Другая задача наделение безземельных крестьян землей — еще не осознавалась как первоочередная. Наоборот, многие помещики опасались лишиться рабочих рук.
С Сибирью связана и крестьянская мечта о Беловодье, сказочной стране народного благоденствия.
Замыслы Витте были велики: развитие сети дорог от грунтовых до железных; обеспечение Туркестана дешевым сибирским хлебом; расширение за счет зерновых посевов производства хлопка в Средней Азии — заселение киргизских степей, Приамурья; привлечение в Сибирь «образованных слоев общества» путем создания крупной частной собственности и льготным предоставлением рабочим земельных участков в аренду; индустриализация огромной и почти незаселенной страны, хотя бы ценой привлечения иностранного капитала.
Единственное, в чем Витте не учел реальной обстановки: поглотить всех малоземельных Сибирь не могла. Сокращение их числа могло быть достигнуто лишь исходом в промышленность. Здесь виттевская индустриализация подкрепилась столыпинским «освобождением» крестьян. И затем в Сибири, уже после Витте, было положено начало промышленной колонизации — строились новые дороги, порты, рудники, заводы. К 1914 году дальневосточные области стояли на втором месте в империи по развитию городской жизни.
В переселенческом деле, как и в проведении земельной реформы, хорошо видна преемственность столыпинской политики, способность премьер-министра сосредоточиваться на главном. Процесс связывания России и Азии показывал, как историческая общинная традиция, которая определила характер народа и с которой он боролся в большинстве районов европейской части страны, может оставаться жизнедеятельной.
Напомним необыкновенную историю того времени, рассказанную в первой части повествования.
В Сибири, на Алтае, в Бийском уезде, в селе Старая Барда крестьяне организовали маслодельную артель и торговали сливочным маслом. Они кооперативно владели сепараторами, маслобойками, другими орудиями. Организовали кредитное товарищество, поставили на мельничной запруде небольшую электростанцию, провели в избы электрический свет. Как назвать те лампочки, горевшие в крестьянских горницах в начале века? «Столыпинскими»? Кроме того, они построили у себя народный дом, то есть клуб, купили синематографический аппарат и смотрели в темном помещении на оживающие в электрическом луче различные случаи далекой жизни. Этот алтайский кооператив, конечно, кажется чудом. Позднейшие кооперативы, подневольные сталинские колхозы, отличались совсем иными достатками. Но что скажем мы, когда узнаем, что в Старой Барде, кроме того, была телефонная станция и все желающие за небольшую плату могли установить у себя телефонный аппарат?
А между тем все это было.
Сибирь была богата и свободна. Община сохранила здесь лучшее наследие, идею социальной защиты, коллективизм, и была освобождена от «равенства бедных». Неспроста до сих пор образ сибиряка, сильного, великодушного, независимого человека, остается в народной мифологии, несмотря на катастрофическое разрушение сибирской жизни.
Необходимо подчеркнуть, что Столыпин не был идеологическим противником ни общины, ни крупного помещичьего землевладения. Он был реалистом. Жизнеспособность того или другого явления была для него главным критерием. Может быть, в этом ярче всего выразилась его философия— все, что на пользу России, все хорошо.
«Сибирь всасывала в себя поток людей и затем начинала выбрасывать на внутренний рынок потоки пшеницы, масла и других сельскохозяйственных продуктов», — отмечал в либеральном «Вестнике Европы» экономист Н. Огановский. Более того, и на внешний рынок тоже. Например, стоимость вывезенного в 1912 году только в Англию масла — 68 миллионов рублей — превышала в два раза стоимость добычи сибирского золота.
Конечно, на вырученные от торговли деньги сибиряки-кооператоры могли бы завести у себя не только телефоны, но и авиацию!
По результатам сибирской поездки Столыпин и Кривошеий представили Николаю обширную записку: «...растет сказочно... в несколько последних месяцев выросли большие поселки, чуть ли не города». Кроме насущных задач освоения, в ней ставилась задача перейти с «мужицкого», недостаточно интенсивного ведения хозяйства к интенсивному, а для этого ввести в сибирской деревне межевание общинных земель и право собственности. То есть Реформа должна была реализоваться и тут. Но как реализоваться, ведь не принудительно? Столыпин и Кривошеий видели путь в индустриализации, увеличении потребителей сельскохозяйственной продукции.
Из огромного инертного придатка исторической Руси Сибирь превращалась в «органическую часть становящейся, евразийской географически, но русской по культуре Великой России» (К. А. Кривошеий).
Между тем правительственной политике, нацеленной больше за Урал, противостояло иное настроение, иная идея, — гегемонии на Ближнем Востоке. Напомним, что после соглашения с Англией в 1908 году либеральная интеллигенция вспомнила о Проливах. А осуществление этой идеи неизбежно привело бы к столкновению с Германией, Австро-Венгрией и Турцией.
Впрочем, внешняя политика России отличалась спокойствием и миролюбием. В середине августа 1910 года, когда Столыпин и Кривошеий колесили по Сибири, Николай со всей семьей приехал в Германию и провел там два с половиной месяца на родине жены в Гессенском замке Фридберг, в тихой сельской обстановке.
Перед отъездом Николай захотел встретиться с Вильгельмом и обсудить международные дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Столыпинская опора на «низы» — это продолжение петровского строительства, но без петровского насилия, жажды мгновенного результата. Наиболее ярко сила российских «низов» предстала перед Столыпиным во время его и министра земледелия Кривошеина поездки в Сибирь в конце лета 1910 года. Эта поездка имела две цели в русле переселенческой политики правительства и, более широко, в плане развития русского влияния в Азии.
За триста лет колонизационного освоения русскими Сибири переселение туда шло стихийно и только с началом строительства Великого сибирского пути стало принимать формы государственного дела. Идея создания «цепи деревень от Урала до Тихого океана» родилась у С Ю. Витте. Тогда надо было решать задачу объединения азиатских территорий с европейскими. Другая задача наделение безземельных крестьян землей — еще не осознавалась как первоочередная. Наоборот, многие помещики опасались лишиться рабочих рук.
С Сибирью связана и крестьянская мечта о Беловодье, сказочной стране народного благоденствия.
Замыслы Витте были велики: развитие сети дорог от грунтовых до железных; обеспечение Туркестана дешевым сибирским хлебом; расширение за счет зерновых посевов производства хлопка в Средней Азии — заселение киргизских степей, Приамурья; привлечение в Сибирь «образованных слоев общества» путем создания крупной частной собственности и льготным предоставлением рабочим земельных участков в аренду; индустриализация огромной и почти незаселенной страны, хотя бы ценой привлечения иностранного капитала.
Единственное, в чем Витте не учел реальной обстановки: поглотить всех малоземельных Сибирь не могла. Сокращение их числа могло быть достигнуто лишь исходом в промышленность. Здесь виттевская индустриализация подкрепилась столыпинским «освобождением» крестьян. И затем в Сибири, уже после Витте, было положено начало промышленной колонизации — строились новые дороги, порты, рудники, заводы. К 1914 году дальневосточные области стояли на втором месте в империи по развитию городской жизни.
В переселенческом деле, как и в проведении земельной реформы, хорошо видна преемственность столыпинской политики, способность премьер-министра сосредоточиваться на главном. Процесс связывания России и Азии показывал, как историческая общинная традиция, которая определила характер народа и с которой он боролся в большинстве районов европейской части страны, может оставаться жизнедеятельной.
Напомним необыкновенную историю того времени, рассказанную в первой части повествования.
В Сибири, на Алтае, в Бийском уезде, в селе Старая Барда крестьяне организовали маслодельную артель и торговали сливочным маслом. Они кооперативно владели сепараторами, маслобойками, другими орудиями. Организовали кредитное товарищество, поставили на мельничной запруде небольшую электростанцию, провели в избы электрический свет. Как назвать те лампочки, горевшие в крестьянских горницах в начале века? «Столыпинскими»? Кроме того, они построили у себя народный дом, то есть клуб, купили синематографический аппарат и смотрели в темном помещении на оживающие в электрическом луче различные случаи далекой жизни. Этот алтайский кооператив, конечно, кажется чудом. Позднейшие кооперативы, подневольные сталинские колхозы, отличались совсем иными достатками. Но что скажем мы, когда узнаем, что в Старой Барде, кроме того, была телефонная станция и все желающие за небольшую плату могли установить у себя телефонный аппарат?
А между тем все это было.
Сибирь была богата и свободна. Община сохранила здесь лучшее наследие, идею социальной защиты, коллективизм, и была освобождена от «равенства бедных». Неспроста до сих пор образ сибиряка, сильного, великодушного, независимого человека, остается в народной мифологии, несмотря на катастрофическое разрушение сибирской жизни.
Необходимо подчеркнуть, что Столыпин не был идеологическим противником ни общины, ни крупного помещичьего землевладения. Он был реалистом. Жизнеспособность того или другого явления была для него главным критерием. Может быть, в этом ярче всего выразилась его философия— все, что на пользу России, все хорошо.
«Сибирь всасывала в себя поток людей и затем начинала выбрасывать на внутренний рынок потоки пшеницы, масла и других сельскохозяйственных продуктов», — отмечал в либеральном «Вестнике Европы» экономист Н. Огановский. Более того, и на внешний рынок тоже. Например, стоимость вывезенного в 1912 году только в Англию масла — 68 миллионов рублей — превышала в два раза стоимость добычи сибирского золота.
Конечно, на вырученные от торговли деньги сибиряки-кооператоры могли бы завести у себя не только телефоны, но и авиацию!
По результатам сибирской поездки Столыпин и Кривошеий представили Николаю обширную записку: «...растет сказочно... в несколько последних месяцев выросли большие поселки, чуть ли не города». Кроме насущных задач освоения, в ней ставилась задача перейти с «мужицкого», недостаточно интенсивного ведения хозяйства к интенсивному, а для этого ввести в сибирской деревне межевание общинных земель и право собственности. То есть Реформа должна была реализоваться и тут. Но как реализоваться, ведь не принудительно? Столыпин и Кривошеий видели путь в индустриализации, увеличении потребителей сельскохозяйственной продукции.
Из огромного инертного придатка исторической Руси Сибирь превращалась в «органическую часть становящейся, евразийской географически, но русской по культуре Великой России» (К. А. Кривошеий).
Между тем правительственной политике, нацеленной больше за Урал, противостояло иное настроение, иная идея, — гегемонии на Ближнем Востоке. Напомним, что после соглашения с Англией в 1908 году либеральная интеллигенция вспомнила о Проливах. А осуществление этой идеи неизбежно привело бы к столкновению с Германией, Австро-Венгрией и Турцией.
Впрочем, внешняя политика России отличалась спокойствием и миролюбием. В середине августа 1910 года, когда Столыпин и Кривошеий колесили по Сибири, Николай со всей семьей приехал в Германию и провел там два с половиной месяца на родине жены в Гессенском замке Фридберг, в тихой сельской обстановке.
Перед отъездом Николай захотел встретиться с Вильгельмом и обсудить международные дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61