Мол, не германский генералитет, а только Гитлер и Кейтель подлинные виновники краха «третьей империи».
Кейтеля это, конечно, совсем не устраивало. Не устраивали его и настойчивые доводы Руденко о том, что, располагая военными знаниями и опытом, он, Кейтель, «имел возможность оказывать существенное влияние на Гитлера при решении военно-стратегических и других вопросов, касающихся вооруженных сил».
Бывший начальник штаба ОКВ проводил на процессе свою линию, смысл которой сводился к тому, что хотя он и был военным профессионалом, но Гитлер в силу своей гениальности вовсе не нуждался в его, Кейтеля, советах.
— Нет, господин обвинитель, — вкрадчиво отвечал он Руденко, — очень трудно обычному кадровому офицеру и неспециалисту представить себе, в каком огромном количестве Гитлер сам изучал труды генеральных штабов, военную литературу... и как велики были его знания в военной области, вызывавшие удивление.
Не знаю, взглянул ли Кейтель, сказав это, на скамью подсудимых, видел ли сардоническую улыбку на лицах Иодля, Геринга, Редера. Но отступать было некуда, и он упорно продолжал настаивать на своем:
— Я разрешу себе, господин обвинитель, заявить здесь (и все остальные офицеры вооруженных сил могут подтвердить это), что Гитлер был осведомлен об организации, вооружении, руководстве, снаряжении всех армий и, что удивительнее всего, о флотах всех стран... Во время войны, когда мне часто приходилось бывать в главной ставке, он ночи напролет штудировал великие труды Шлиффена, Мольтке и Клаузевица, из которых черпал свои знания. У нас сложилось представление, что он гений.
Я наблюдал Кейтеля в течение всего процесса и неоднократно убеждался, насколько хорошо усвоил он, что на скамье подсудимых чрезмерная популярность его имени совершенно ему ни к чему. Но ведь, как назло, оно звучало в нюрнбергском Дворце каждый день и почти каждый час: «Кейтель приказал», «Кейтель распорядился», «Кейтель требовал»... Он оказался в фокусе событий второй мировой войны, ибо находился постоянно в непосредственном окружении Гитлера, повсюду сопутствовал ему и, в сущности, был его вторым «я». Недаром откровенное подхалимство и заискивание перед фюрером принесло фельдмаршалу малопочетное прозвище «Лакейтель».
Кейтель понимал опасность такой ситуации и потому все настойчивее проводил свою линию защиты. Отвечая на очередной вопрос главного советского обвинителя, незадачливый начальник штаба ОКВ заявил:
— Хочу, господин обвинитель, закончить свою мысль тем, что не я, откровенно говоря, поучал Гитлера, а он меня.
На скамье подсудимых и эта реплика Кейтеля была встречена улыбками. Некоторые подсудимые считали, что он прибедняется не в меру, что есть все-таки определенная граница в выборе средств и способов защиты, которую не стоит переступать. Впрочем, такая же точно мысль мелькнула и у самого Кейтеля, когда через несколько дней ему довелось лицезреть, какие рекорды лжи ставит его сосед по скамье подсудимых Эрнст Кальтенбруннер. Поистине, со стороны виднее!
Во время одного из перерывов Джильберт спросил Геринга, что он думает по поводу показаний Кейтеля. Рейхсмаршал, конечно, не поддержал нелепую ложь относительно Гитлера, но с готовностью согласился с другим утверждением Кейтеля:
— Я уже говорил суду, доктор, что у Кейтеля не было командных функций.
Читатель, несомненно, помнит, что Геринг иногда не прочь был «взять на себя» ответственность за деятельность того или иного подсудимого. Но как только зашла речь о Кейтеле, он прикусил язык. В этом случае хорохориться не приходилось.
К какому же выводу можно прийти, задумываясь о подлинном положении Кейтеля в гитлеровской ставке? Можно смело сказать, что после ознакомления с материалами обвинения Кейтеля никто из судей не придерживался мнения, что он был ключевой фигурой в германском верховном командовании. Напротив, в ходе процесса стало совершенно очевидно, что главной «кухней» гитлеровской военной стратегии был штаб оперативного руководства ОКБ, а там хозяйничал не столько Кейтель, сколько Иодль. Гитлер понимал, что его «Лакейтель» не Мольтке и не Шарнгорст. На него не возлагалось решение оперативных вопросов. Для этого у Гитлера и существовал Иодль, о котором я еще расскажу.
А чем же занимался Кейтель? Если представить себе такую государственную организацию, при которой параллельно существуют генеральный штаб и военное министерство, то Кейтель выступал в роли военного министра, а Иодль в роли начальника генерального штаба. Все это, конечно, лишь условно, ибо функции Кейтеля и Иодля перекрещивались и взаимно дополнялись. Лично мне эти две фигуры представляются этаким двуликим Янусом.
В ОКВ существовали управление вооруженных сил, управления вооружения, разведки и контрразведки. Их деятельностью и руководил Кейтель. Однако не в этом состояла его главная задача. Альфой и омегой гитлеровской военной стратегии являлось нападение на другие страны без объявления войны, но с обязательной разработкой различного рода провокаций, которые должны были служить предлогом для агрессии и ее дымовой завесой. Вот тут-то Кейтель и раскрыл свои недюжинные способности.
Он отлично сознавал, что особые цели нацистской агрессии несомненно наложат свой отпечаток на методы вооруженной борьбы. Цели агрессии заключались в поголовном уничтожении одних («расово неполноценных») народов, в биологическом ослаблении других, в массовой германизации всех захватываемых территорий, в тотальном их ограблении. Целые страны подлежали опустошению и превращению в пустыню.
Такие чудовищные цели не могли быть достигнуты чисто военными средствами. Для их осуществления надо было заблаговременно предусмотреть целую систему военных преступлений. Отныне военные преступления становились одной из существенных составных частей оперативно-стратегических планов, их следовало поставить в теснейшую связь с оперативными планами, так сказать, синхронизировать военные действия с военными преступлениями. Впереди были — вечный оккупационный режим на захваченных землях, ничем не ограниченное подавление там всякого сопротивления, массовое истребление гражданского населения и военнопленных, освенцимы и майданеки.
В новой ситуации от человека, представляющего вермахт, требовалась прежде всего неразборчивость в средствах. Фельдмаршал Кейтель обладал этим качеством в полной мере.
Только оказавшись на скамье подсудимых, он вынужден был как-то объяснить свои преступные действия и свел все к «фанатической приверженности приказу». Однако Международный трибунал доказал, что Кейтель не слепо выполнял приказы Гитлера, а всей душой одобрял их, считал необходимыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
Кейтеля это, конечно, совсем не устраивало. Не устраивали его и настойчивые доводы Руденко о том, что, располагая военными знаниями и опытом, он, Кейтель, «имел возможность оказывать существенное влияние на Гитлера при решении военно-стратегических и других вопросов, касающихся вооруженных сил».
Бывший начальник штаба ОКВ проводил на процессе свою линию, смысл которой сводился к тому, что хотя он и был военным профессионалом, но Гитлер в силу своей гениальности вовсе не нуждался в его, Кейтеля, советах.
— Нет, господин обвинитель, — вкрадчиво отвечал он Руденко, — очень трудно обычному кадровому офицеру и неспециалисту представить себе, в каком огромном количестве Гитлер сам изучал труды генеральных штабов, военную литературу... и как велики были его знания в военной области, вызывавшие удивление.
Не знаю, взглянул ли Кейтель, сказав это, на скамью подсудимых, видел ли сардоническую улыбку на лицах Иодля, Геринга, Редера. Но отступать было некуда, и он упорно продолжал настаивать на своем:
— Я разрешу себе, господин обвинитель, заявить здесь (и все остальные офицеры вооруженных сил могут подтвердить это), что Гитлер был осведомлен об организации, вооружении, руководстве, снаряжении всех армий и, что удивительнее всего, о флотах всех стран... Во время войны, когда мне часто приходилось бывать в главной ставке, он ночи напролет штудировал великие труды Шлиффена, Мольтке и Клаузевица, из которых черпал свои знания. У нас сложилось представление, что он гений.
Я наблюдал Кейтеля в течение всего процесса и неоднократно убеждался, насколько хорошо усвоил он, что на скамье подсудимых чрезмерная популярность его имени совершенно ему ни к чему. Но ведь, как назло, оно звучало в нюрнбергском Дворце каждый день и почти каждый час: «Кейтель приказал», «Кейтель распорядился», «Кейтель требовал»... Он оказался в фокусе событий второй мировой войны, ибо находился постоянно в непосредственном окружении Гитлера, повсюду сопутствовал ему и, в сущности, был его вторым «я». Недаром откровенное подхалимство и заискивание перед фюрером принесло фельдмаршалу малопочетное прозвище «Лакейтель».
Кейтель понимал опасность такой ситуации и потому все настойчивее проводил свою линию защиты. Отвечая на очередной вопрос главного советского обвинителя, незадачливый начальник штаба ОКВ заявил:
— Хочу, господин обвинитель, закончить свою мысль тем, что не я, откровенно говоря, поучал Гитлера, а он меня.
На скамье подсудимых и эта реплика Кейтеля была встречена улыбками. Некоторые подсудимые считали, что он прибедняется не в меру, что есть все-таки определенная граница в выборе средств и способов защиты, которую не стоит переступать. Впрочем, такая же точно мысль мелькнула и у самого Кейтеля, когда через несколько дней ему довелось лицезреть, какие рекорды лжи ставит его сосед по скамье подсудимых Эрнст Кальтенбруннер. Поистине, со стороны виднее!
Во время одного из перерывов Джильберт спросил Геринга, что он думает по поводу показаний Кейтеля. Рейхсмаршал, конечно, не поддержал нелепую ложь относительно Гитлера, но с готовностью согласился с другим утверждением Кейтеля:
— Я уже говорил суду, доктор, что у Кейтеля не было командных функций.
Читатель, несомненно, помнит, что Геринг иногда не прочь был «взять на себя» ответственность за деятельность того или иного подсудимого. Но как только зашла речь о Кейтеле, он прикусил язык. В этом случае хорохориться не приходилось.
К какому же выводу можно прийти, задумываясь о подлинном положении Кейтеля в гитлеровской ставке? Можно смело сказать, что после ознакомления с материалами обвинения Кейтеля никто из судей не придерживался мнения, что он был ключевой фигурой в германском верховном командовании. Напротив, в ходе процесса стало совершенно очевидно, что главной «кухней» гитлеровской военной стратегии был штаб оперативного руководства ОКБ, а там хозяйничал не столько Кейтель, сколько Иодль. Гитлер понимал, что его «Лакейтель» не Мольтке и не Шарнгорст. На него не возлагалось решение оперативных вопросов. Для этого у Гитлера и существовал Иодль, о котором я еще расскажу.
А чем же занимался Кейтель? Если представить себе такую государственную организацию, при которой параллельно существуют генеральный штаб и военное министерство, то Кейтель выступал в роли военного министра, а Иодль в роли начальника генерального штаба. Все это, конечно, лишь условно, ибо функции Кейтеля и Иодля перекрещивались и взаимно дополнялись. Лично мне эти две фигуры представляются этаким двуликим Янусом.
В ОКВ существовали управление вооруженных сил, управления вооружения, разведки и контрразведки. Их деятельностью и руководил Кейтель. Однако не в этом состояла его главная задача. Альфой и омегой гитлеровской военной стратегии являлось нападение на другие страны без объявления войны, но с обязательной разработкой различного рода провокаций, которые должны были служить предлогом для агрессии и ее дымовой завесой. Вот тут-то Кейтель и раскрыл свои недюжинные способности.
Он отлично сознавал, что особые цели нацистской агрессии несомненно наложат свой отпечаток на методы вооруженной борьбы. Цели агрессии заключались в поголовном уничтожении одних («расово неполноценных») народов, в биологическом ослаблении других, в массовой германизации всех захватываемых территорий, в тотальном их ограблении. Целые страны подлежали опустошению и превращению в пустыню.
Такие чудовищные цели не могли быть достигнуты чисто военными средствами. Для их осуществления надо было заблаговременно предусмотреть целую систему военных преступлений. Отныне военные преступления становились одной из существенных составных частей оперативно-стратегических планов, их следовало поставить в теснейшую связь с оперативными планами, так сказать, синхронизировать военные действия с военными преступлениями. Впереди были — вечный оккупационный режим на захваченных землях, ничем не ограниченное подавление там всякого сопротивления, массовое истребление гражданского населения и военнопленных, освенцимы и майданеки.
В новой ситуации от человека, представляющего вермахт, требовалась прежде всего неразборчивость в средствах. Фельдмаршал Кейтель обладал этим качеством в полной мере.
Только оказавшись на скамье подсудимых, он вынужден был как-то объяснить свои преступные действия и свел все к «фанатической приверженности приказу». Однако Международный трибунал доказал, что Кейтель не слепо выполнял приказы Гитлера, а всей душой одобрял их, считал необходимыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165