Гренадеры со своих постов в залах поглядывали на памятник и думали: «А не повалит его бурей, ежели вдруг с залива, как в наводнение, налетит? Вот сраму будет!»
В готовом к открытию новом Тронном зале за деревянным золоченым троном встал старого письма портрет Петра Великого, изображенного в боевой форме рядом с какой-то босой женщиной, кто говорил — со Славой, в этаком виде показанной, а кто — с женой, Екатериной, которая будто взята из простых баб. В Фельдмаршальском зале в позолоченных рамах поместили новые портреты Румянцева, Потемкина, Суворова, Кутузова, Дибича и Паскевича. Портреты в полтора человечьих роста, в ярких красках. Но, видно, чем-то не нравились заведующему картинами дворца и Эрмитажа Лабенскому. Проходя по залу, он смотрел в пол и пожимал плечами. Сейчас заканчивали переделки и в Белом зале — по сторонам дверей поставили гипсовые группы древнерусских воинов, на копья которым развесили раскрашенные гербы губерний. Такие же гербы художники написали на падугах потолка, ими же украсили люстры и сам зал стали называть Гербовым.
Последнюю неделю работали с рассвета дотемна и к сроку поспели украсить весь путь Большого выхода из личных комнат Для первого торжества на огромный временный балкон, сооруженный во втором этаже против Александровской колонны, с которого должны смотреть церемонию придворные, иностранные послы и важнейшие сановники.
30 августа все прошло благополучно и красиво. День выдался солнечный. Колонна и увенчавшая ее статуя ангела с крестом открылись зрителям под звуки военной музыки и оглушительное «ура». В этой церемонии дворцовым гренадерам отвели почетную роль. После молебствия они прошли за ограду памятника, где разместились по всем четырем его сторонам. И мимо маршировали полки, салютуя колонне и гренадерам — ветеранам войн с Наполеоном.
С этого дня у памятника был учрежден пост от роты, и потому штат ее увеличили на десять гренадеров и одного унтера, выбранных опять великим князем из заслуженных чинов гвардии.
На другой день после выхода этого приказа полковник Качмарев сказал Иванову, сидевшему за работой в канцелярии:
— Не тужи, вскорости, думаю, Сидор Михайлов в отставку подаст. Дошло до князя, что жена его постоялый двор держит, вот и велел передать, что негоже офицерше такое занятие. Она сдуру, вишь, там, в Мурине, требует, чтобы благородием ее величали. Приказано, чтобы либо постоялый прикрыли, либо в отставку шел. Можно бы, понятно, заведение на чужое имя перевесть, будто продать, так не соглашается баба глупая, а Сидор у ней под пятой. Словом, вчерась предварительно про тебя его сиятельству уже доложил.
— Покорно благодарю, ваше высокоблагородие! — ответил обрадованный Иванов.
— Рано еще благодарить. А слышал ли про новые сроки службы? — показал бумагу полковник. — В тот день, как монумент открыли, приказ подписан: увольнять в бессрочный отпуск нижних чинов беспорочного поведения, прослуживших пятнадцать лет. А которые пожелают на сверхсрочную остаться, тем жалованье удвоить. Нашей роты оно, понятно, не коснется, все далече за пятнадцать перемахнули, но прислали приказ, раз отдан по корпусу. — Качмарев повернулся к Темкину:
— Как ты, грамотей, назначение сей меры изъяснишь?..
— Полагаю, ваше высокоблагородие, чтобы большее число обученных солдат в запасе иметь, — отрапортовал писарь, — и чтобы в деревни возвращать еще сильных жителей.
— Подходяще! — кивнул Качмарев. — Но вот, к примеру, ежели бы тебя, Иваныч, десять лет назад отпустили, пошел бы в деревню?
— Никак нет. Тут своим ремеслом кормился бы, — ответил гренадер и увидел, что полковник, вдруг задумавшись, смотрит в окошко, мимо них с Темкиным. А потом повернулся и ушел к себе за перегородку, — должно быть, просто забыл о них. «Не иначе — про себя вообразил, как бы в иконописцы определился, если б в офицеры не произвели», — подумал Иванов.
Когда перед обедом он зашел в роту, у гренадер только и речи было, что о сокращении срока службы.
— В избу курную разве с горя пойтить, — говорил благообразный чистюля Кучин, — кто за ремесло, а кто — в услужение.
— Кому услуживать?.. Будто дворовых людей недостача? — мрачно басил всегда готовый поспорить Сергеев.
— А хоть бы в швейцары, коли ты видный собой да с регалией заслуженной, — выпятил грудь Кучин.
— Полки, что ли, швейцаров господам да по заведениям надобны? — взял сторону Сергеева гренадер Чайка. — Сколько швейцаров в столице? Сотни три? А солдат, верно, сряду тысячи из одной гвардии отпустят на свое пропитание. Не вышло бы, что начальство нищих разом наплодит, наградами увешанных. Знаешь поговорку: старый солдат — молодой нищий.
— Уж и нищий! — возмутился Кучин. — В гайдуки, конюхи, да хоть и в дворники идти можно к господам.
— Дворников помоложе набирают, — возразил Чайка. — Дрова да воду каждый день по лестницам таскать потяжелей, чем к Нарвским воротам прогуляться, отчего у нас ноги подкосились.
— Пятнадцать лет солдатчины — за все тридцать на барщине считай, — заметил Сергеев. — Ты погляди на мужика здорового в тридцать пять лет аль на солдата, что пятнадцать лет палками учен.
— Погодите, ребяты, — вмешался рассудительный латыш Етгорд. — Что же у вас выходило? На двадцать пять лет недовольные. Теперь десять лет убавили — опять нехорошо. Двадцать пять лучше было?
— Еще надо пяток убавить, — ответил Сергеев. — Солдатскую науку во всей тонкости в десять лет и дурак постигнет. А для боевой да походной службы и года учения за глаза хватало, как на войне с французом видывали…
— Может, доживем и до десять, — примирительно сказал Етгорд.
— А сейчас куда людям деваться? — не унимался Сергеев. — В золотари городские? Нужники чистить в медалях? Хотя б приказали по деревням наделы нарезать, так кое-кто на землю бы сел. А так только его там и ждут, лишний рот, бобыля нового…
Подошедший к спорящим Павлухин, по обыкновению, подхватил с полуслова:
Мне не верится, ребяты,
Чтоб заслуженны солдаты
Чистить нужники пошли,
Краше дела не нашли.
Ну, а если так случится,
Так готов с им съединиться,
Особливо, коль на бочке
Растопырившись, как квочка,
Мне покажет в том пример
Кучкин, бравый гренадер.
Слушавший до этой минуты с улыбкой Кучин плюнул и отошел в сторону, сказавши в сердцах:
— Чтоб тебе подавиться языком своим, пустомеля!..
* * *
Жена Михайлова объявила, что продает постоялый, отчего Иванов решил, что производство его снова откладывается невесть на сколько. Но в начале сентября случилось небывалое — в одном из залов Эрмитажа из запертой витрины пропали золотые медали, и заметил пропажу дежурный гренадер. Украл их, подобравши ключ, придворный истопник, которого вскоре уличили и вернули похищенное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
В готовом к открытию новом Тронном зале за деревянным золоченым троном встал старого письма портрет Петра Великого, изображенного в боевой форме рядом с какой-то босой женщиной, кто говорил — со Славой, в этаком виде показанной, а кто — с женой, Екатериной, которая будто взята из простых баб. В Фельдмаршальском зале в позолоченных рамах поместили новые портреты Румянцева, Потемкина, Суворова, Кутузова, Дибича и Паскевича. Портреты в полтора человечьих роста, в ярких красках. Но, видно, чем-то не нравились заведующему картинами дворца и Эрмитажа Лабенскому. Проходя по залу, он смотрел в пол и пожимал плечами. Сейчас заканчивали переделки и в Белом зале — по сторонам дверей поставили гипсовые группы древнерусских воинов, на копья которым развесили раскрашенные гербы губерний. Такие же гербы художники написали на падугах потолка, ими же украсили люстры и сам зал стали называть Гербовым.
Последнюю неделю работали с рассвета дотемна и к сроку поспели украсить весь путь Большого выхода из личных комнат Для первого торжества на огромный временный балкон, сооруженный во втором этаже против Александровской колонны, с которого должны смотреть церемонию придворные, иностранные послы и важнейшие сановники.
30 августа все прошло благополучно и красиво. День выдался солнечный. Колонна и увенчавшая ее статуя ангела с крестом открылись зрителям под звуки военной музыки и оглушительное «ура». В этой церемонии дворцовым гренадерам отвели почетную роль. После молебствия они прошли за ограду памятника, где разместились по всем четырем его сторонам. И мимо маршировали полки, салютуя колонне и гренадерам — ветеранам войн с Наполеоном.
С этого дня у памятника был учрежден пост от роты, и потому штат ее увеличили на десять гренадеров и одного унтера, выбранных опять великим князем из заслуженных чинов гвардии.
На другой день после выхода этого приказа полковник Качмарев сказал Иванову, сидевшему за работой в канцелярии:
— Не тужи, вскорости, думаю, Сидор Михайлов в отставку подаст. Дошло до князя, что жена его постоялый двор держит, вот и велел передать, что негоже офицерше такое занятие. Она сдуру, вишь, там, в Мурине, требует, чтобы благородием ее величали. Приказано, чтобы либо постоялый прикрыли, либо в отставку шел. Можно бы, понятно, заведение на чужое имя перевесть, будто продать, так не соглашается баба глупая, а Сидор у ней под пятой. Словом, вчерась предварительно про тебя его сиятельству уже доложил.
— Покорно благодарю, ваше высокоблагородие! — ответил обрадованный Иванов.
— Рано еще благодарить. А слышал ли про новые сроки службы? — показал бумагу полковник. — В тот день, как монумент открыли, приказ подписан: увольнять в бессрочный отпуск нижних чинов беспорочного поведения, прослуживших пятнадцать лет. А которые пожелают на сверхсрочную остаться, тем жалованье удвоить. Нашей роты оно, понятно, не коснется, все далече за пятнадцать перемахнули, но прислали приказ, раз отдан по корпусу. — Качмарев повернулся к Темкину:
— Как ты, грамотей, назначение сей меры изъяснишь?..
— Полагаю, ваше высокоблагородие, чтобы большее число обученных солдат в запасе иметь, — отрапортовал писарь, — и чтобы в деревни возвращать еще сильных жителей.
— Подходяще! — кивнул Качмарев. — Но вот, к примеру, ежели бы тебя, Иваныч, десять лет назад отпустили, пошел бы в деревню?
— Никак нет. Тут своим ремеслом кормился бы, — ответил гренадер и увидел, что полковник, вдруг задумавшись, смотрит в окошко, мимо них с Темкиным. А потом повернулся и ушел к себе за перегородку, — должно быть, просто забыл о них. «Не иначе — про себя вообразил, как бы в иконописцы определился, если б в офицеры не произвели», — подумал Иванов.
Когда перед обедом он зашел в роту, у гренадер только и речи было, что о сокращении срока службы.
— В избу курную разве с горя пойтить, — говорил благообразный чистюля Кучин, — кто за ремесло, а кто — в услужение.
— Кому услуживать?.. Будто дворовых людей недостача? — мрачно басил всегда готовый поспорить Сергеев.
— А хоть бы в швейцары, коли ты видный собой да с регалией заслуженной, — выпятил грудь Кучин.
— Полки, что ли, швейцаров господам да по заведениям надобны? — взял сторону Сергеева гренадер Чайка. — Сколько швейцаров в столице? Сотни три? А солдат, верно, сряду тысячи из одной гвардии отпустят на свое пропитание. Не вышло бы, что начальство нищих разом наплодит, наградами увешанных. Знаешь поговорку: старый солдат — молодой нищий.
— Уж и нищий! — возмутился Кучин. — В гайдуки, конюхи, да хоть и в дворники идти можно к господам.
— Дворников помоложе набирают, — возразил Чайка. — Дрова да воду каждый день по лестницам таскать потяжелей, чем к Нарвским воротам прогуляться, отчего у нас ноги подкосились.
— Пятнадцать лет солдатчины — за все тридцать на барщине считай, — заметил Сергеев. — Ты погляди на мужика здорового в тридцать пять лет аль на солдата, что пятнадцать лет палками учен.
— Погодите, ребяты, — вмешался рассудительный латыш Етгорд. — Что же у вас выходило? На двадцать пять лет недовольные. Теперь десять лет убавили — опять нехорошо. Двадцать пять лучше было?
— Еще надо пяток убавить, — ответил Сергеев. — Солдатскую науку во всей тонкости в десять лет и дурак постигнет. А для боевой да походной службы и года учения за глаза хватало, как на войне с французом видывали…
— Может, доживем и до десять, — примирительно сказал Етгорд.
— А сейчас куда людям деваться? — не унимался Сергеев. — В золотари городские? Нужники чистить в медалях? Хотя б приказали по деревням наделы нарезать, так кое-кто на землю бы сел. А так только его там и ждут, лишний рот, бобыля нового…
Подошедший к спорящим Павлухин, по обыкновению, подхватил с полуслова:
Мне не верится, ребяты,
Чтоб заслуженны солдаты
Чистить нужники пошли,
Краше дела не нашли.
Ну, а если так случится,
Так готов с им съединиться,
Особливо, коль на бочке
Растопырившись, как квочка,
Мне покажет в том пример
Кучкин, бравый гренадер.
Слушавший до этой минуты с улыбкой Кучин плюнул и отошел в сторону, сказавши в сердцах:
— Чтоб тебе подавиться языком своим, пустомеля!..
* * *
Жена Михайлова объявила, что продает постоялый, отчего Иванов решил, что производство его снова откладывается невесть на сколько. Но в начале сентября случилось небывалое — в одном из залов Эрмитажа из запертой витрины пропали золотые медали, и заметил пропажу дежурный гренадер. Украл их, подобравши ключ, придворный истопник, которого вскоре уличили и вернули похищенное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106