И ведь, похоже, искренне верит в такие чудеса.
- Мы, кажется, собирались ужинать? - сухо спросил он.
- Помимо этого, мы собирались заключить пакт о ненападении, - снова попыталась пошутить я. - Владимир Николаевич, а вы уверены, что я вообще имею право находиться рядом с вами? Даже ради того, чтобы меня оценили по достоинству. А за феминистские глупости прошу прощения. Только давайте ещё чуть-чуть посидим, ладно? А то я так испугалась, что у меня ноги подкашиваются.
Это было враньем, но лишь наполовину. Ноги у меня действительно подкашивались, но не от страха, а от ощущения, что этот человек почему-то вдруг установил надо мной совершенно невероятную власть. Практически не прикасаясь ко мне пальцем. И в следующий момент он это подтвердил: чуть-чуть притянул меня к себе и тут же убрал руки. Ни тогда, ни потом мне не удавалось втереть ему очки. И тогда, и потом, и всегда он понимал меня лучше, чем я сама себя понимала.
Кажется, это Лермонтов сказал: "Странная вещь - сердце человеческое вообще и женское - в особенности". Теоретически мало кому может понравиться насилие над его драгоценной личностью, разве что человеку, являющемуся прирожденным и убежденным мазохистом. Еще пару часов назад я даже мысли не могла допустить о том, что кто-либо будет мне что-то диктовать из области морали и этики и вообще учить жить. Этого не могло быть просто потому, что не могло быть никогда. Но на практике и в данную конкретную минуту я понимала - вздумай он надеть на меня ошейник и повести в ресторан на поводке, я бы и это проглотила. Тогда. Справедливости ради замечу, что больше никогда и ни у кого подобные номера со мной не проходили, хотя бы потому, что у меня хватало чувства юмора для правильного выстраивания той или иной ситуации. Но ведь точно подмечено: кто в армии служил, тот в цирке не смеется. К сожалению, я это поняла много позже, когда узнала массу новых и не всегда приятных вещей.
- Вас устраивает ваша работа. Майя? - спросил меня Владимир Николаевич, когда мы уже сидели в ресторане, чем-то напоминавшем отдельную кабинку, официант уставлял стол блюдами, из всего, что подавалось, мне удалось опознать только помидоры. - Не хотите перейти в другую газету?
Это уже становилось интересным. Лечат, купают, катают на машине, кормят, да ещё предлагают новую работу. И все это - просто так, по доброте душевной? Или за то, что мне все-таки удалось не повредить его лимузин? Если так, то он, по-моему, чрезмерно привязан к своему "железному коню".
- Куда, например? - осведомилась я, прожевывая кусок чего-то невероятно вкусного. - В "Правду"? В "Известия"?
- Ну, это вы хватили. Туда маленьких девочек, тем более рыжих, не берут. В "Труд", например?
- Курьером? - невинно спросила я.
Господи, да какая разница - куда и кем? Все равно я обязана отработать два года в родной газете, куда меня распределили. Можно подумать, что человек с Луны свалился: понятия не имеет о советском трудовом законодательстве.
- Майя, не испытывайте моего терпения - оно небезгранично. Вы же понимаете, что я вам это предлагаю не ради ваших прекрасных глаз. Я знаком с вашими работами, они вполне профессиональны, а в вашей газете вы просто засохнете от невостребованности. Пока я могу, я хотел бы помочь вам пробиться туда, куда вы без моей - или чьей-то ещё - помощи никогда не попадете. Давайте смотреть правде в глаза.
- Давайте, - охотно согласилась я. - Страсть как люблю смотреть в глаза именно правде. А про такую штуку, как распределение, вы что-нибудь слышали? Даже если вы по блату и можете запихнуть меня в более приличную газету, то как бы не факт, что мое теперешнее начальство с этим согласится. То есть факт, что у меня просто будут серьезные неприятности.
- Пусть вас это не волнует.
- То есть как? - обалдела я.
- А так. Это мой бизнес, а не ваш. От вас требуется только принципиальное согласие. И... оказать мне кое-какое небольшое одолжение впоследствии.
Туман у меня в голове стал медленно рассеиваться. Дурочка я, дурочка, меня же элементарно вербуют, могла бы сообразить и раньше, кто, откуда и зачем. И даже не стараются это слишком красиво обставить: невелика рыбка, клюнет и на голый крючок, наживку, судя по всему, искать некогда. Ну что ж, долг каждого советского человека... Я набрала в грудь побольше воздуха, чтобы выпалить эту замечательную тираду, и тут почувствовала, что из глаз у меня покатились слезы. Самые что ни на есть взаправдашние.
Я чувствовала, что веду себя позорно, и ничего, кроме насмешки, не заслуживаю. Да и чего бы другого я заслуживала, если последовать недавнему совету и ещё раз посмотреть правде в глаза? Вижу человека третий раз в жизни, фактически ничего о нем не знаю, кроме того, что он - какой-то там высокий чин с персональной машиной, и на тебе!
Поделом мне и ещё мало! Купаться ей понравилось! На лимузинах раскатывать! Со взрослым, умным мужчиной разговоры разговаривать! И в голову мою прелестную даже не влетело, с какого перепугу такой человек будет тратить на меня время. Что такого интересного он мог от меня услышать? Чем я могла его привлечь? Внешностью, что ли, своей неотразимой? "Чистейшим образцом чистейшей прелести" в сочетании со скульптурными формами? Ох какая же я действительно дура! Только Белоконя и стою в базарный день, если не торговаться...
Я почувствовала легкое прикосновение к своей руке и робко взглянула на своего собеседника. Взглянула - и обомлела, третий раз за этот вечер. Оказывается, он снял свои затемненные очки, с которыми, по-моему, даже в воде не расставался, и теперь смотрел на меня огромными черными глазами. Да ещё в обрамлении таких ресниц, за которые любая девушка отдала бы бессмертную душу, просто не сходя с места. Зачем все это прятать? Мужчины все-таки странный народ! И тут я услышала такое, чего не ожидала услышать ни при какой погоде:
- Котенок! Глупый, рыжий котенок! Я действительно хочу помочь тебе встать на ноги. Одна ты пропадешь со своими Севочками-веревочками, тебя просто затопчут. А ты решила, что я... Дурочка ты, дурочка, да какой же из тебя агент!
Тут я почему-то обиделась, хотя амплуа агента, пусть даже и тайного, прельщало меня меньше всего на свете. Женская логика - действительно непостижимая штука, правы мужчины. Но в следующую секунду мое сердце снова рухнуло куда-то вниз, а дыхание замерло. Ну и что, что только третья встреча? Бывает ведь и любовь с первого взгляда... Любовь?
Я схватилась за сигарету, точно за спасательный круг. Как вообще в мою беспутную голову залетело это понятие? Откуда? Что сделал этот непостижимый человек, чтобы я потеряла чувство реальности? Чувство самосохранения, чувство юмора, наконец? Ведь это смешно - посмотреть мужику в глаза и бесповоротно обалдеть. Но... Но, черт бы его побрал, глаза у него были точь - в - точь, как у моего обожаемого литературного персонажа, графа де ла Фер, благородного Атоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
- Мы, кажется, собирались ужинать? - сухо спросил он.
- Помимо этого, мы собирались заключить пакт о ненападении, - снова попыталась пошутить я. - Владимир Николаевич, а вы уверены, что я вообще имею право находиться рядом с вами? Даже ради того, чтобы меня оценили по достоинству. А за феминистские глупости прошу прощения. Только давайте ещё чуть-чуть посидим, ладно? А то я так испугалась, что у меня ноги подкашиваются.
Это было враньем, но лишь наполовину. Ноги у меня действительно подкашивались, но не от страха, а от ощущения, что этот человек почему-то вдруг установил надо мной совершенно невероятную власть. Практически не прикасаясь ко мне пальцем. И в следующий момент он это подтвердил: чуть-чуть притянул меня к себе и тут же убрал руки. Ни тогда, ни потом мне не удавалось втереть ему очки. И тогда, и потом, и всегда он понимал меня лучше, чем я сама себя понимала.
Кажется, это Лермонтов сказал: "Странная вещь - сердце человеческое вообще и женское - в особенности". Теоретически мало кому может понравиться насилие над его драгоценной личностью, разве что человеку, являющемуся прирожденным и убежденным мазохистом. Еще пару часов назад я даже мысли не могла допустить о том, что кто-либо будет мне что-то диктовать из области морали и этики и вообще учить жить. Этого не могло быть просто потому, что не могло быть никогда. Но на практике и в данную конкретную минуту я понимала - вздумай он надеть на меня ошейник и повести в ресторан на поводке, я бы и это проглотила. Тогда. Справедливости ради замечу, что больше никогда и ни у кого подобные номера со мной не проходили, хотя бы потому, что у меня хватало чувства юмора для правильного выстраивания той или иной ситуации. Но ведь точно подмечено: кто в армии служил, тот в цирке не смеется. К сожалению, я это поняла много позже, когда узнала массу новых и не всегда приятных вещей.
- Вас устраивает ваша работа. Майя? - спросил меня Владимир Николаевич, когда мы уже сидели в ресторане, чем-то напоминавшем отдельную кабинку, официант уставлял стол блюдами, из всего, что подавалось, мне удалось опознать только помидоры. - Не хотите перейти в другую газету?
Это уже становилось интересным. Лечат, купают, катают на машине, кормят, да ещё предлагают новую работу. И все это - просто так, по доброте душевной? Или за то, что мне все-таки удалось не повредить его лимузин? Если так, то он, по-моему, чрезмерно привязан к своему "железному коню".
- Куда, например? - осведомилась я, прожевывая кусок чего-то невероятно вкусного. - В "Правду"? В "Известия"?
- Ну, это вы хватили. Туда маленьких девочек, тем более рыжих, не берут. В "Труд", например?
- Курьером? - невинно спросила я.
Господи, да какая разница - куда и кем? Все равно я обязана отработать два года в родной газете, куда меня распределили. Можно подумать, что человек с Луны свалился: понятия не имеет о советском трудовом законодательстве.
- Майя, не испытывайте моего терпения - оно небезгранично. Вы же понимаете, что я вам это предлагаю не ради ваших прекрасных глаз. Я знаком с вашими работами, они вполне профессиональны, а в вашей газете вы просто засохнете от невостребованности. Пока я могу, я хотел бы помочь вам пробиться туда, куда вы без моей - или чьей-то ещё - помощи никогда не попадете. Давайте смотреть правде в глаза.
- Давайте, - охотно согласилась я. - Страсть как люблю смотреть в глаза именно правде. А про такую штуку, как распределение, вы что-нибудь слышали? Даже если вы по блату и можете запихнуть меня в более приличную газету, то как бы не факт, что мое теперешнее начальство с этим согласится. То есть факт, что у меня просто будут серьезные неприятности.
- Пусть вас это не волнует.
- То есть как? - обалдела я.
- А так. Это мой бизнес, а не ваш. От вас требуется только принципиальное согласие. И... оказать мне кое-какое небольшое одолжение впоследствии.
Туман у меня в голове стал медленно рассеиваться. Дурочка я, дурочка, меня же элементарно вербуют, могла бы сообразить и раньше, кто, откуда и зачем. И даже не стараются это слишком красиво обставить: невелика рыбка, клюнет и на голый крючок, наживку, судя по всему, искать некогда. Ну что ж, долг каждого советского человека... Я набрала в грудь побольше воздуха, чтобы выпалить эту замечательную тираду, и тут почувствовала, что из глаз у меня покатились слезы. Самые что ни на есть взаправдашние.
Я чувствовала, что веду себя позорно, и ничего, кроме насмешки, не заслуживаю. Да и чего бы другого я заслуживала, если последовать недавнему совету и ещё раз посмотреть правде в глаза? Вижу человека третий раз в жизни, фактически ничего о нем не знаю, кроме того, что он - какой-то там высокий чин с персональной машиной, и на тебе!
Поделом мне и ещё мало! Купаться ей понравилось! На лимузинах раскатывать! Со взрослым, умным мужчиной разговоры разговаривать! И в голову мою прелестную даже не влетело, с какого перепугу такой человек будет тратить на меня время. Что такого интересного он мог от меня услышать? Чем я могла его привлечь? Внешностью, что ли, своей неотразимой? "Чистейшим образцом чистейшей прелести" в сочетании со скульптурными формами? Ох какая же я действительно дура! Только Белоконя и стою в базарный день, если не торговаться...
Я почувствовала легкое прикосновение к своей руке и робко взглянула на своего собеседника. Взглянула - и обомлела, третий раз за этот вечер. Оказывается, он снял свои затемненные очки, с которыми, по-моему, даже в воде не расставался, и теперь смотрел на меня огромными черными глазами. Да ещё в обрамлении таких ресниц, за которые любая девушка отдала бы бессмертную душу, просто не сходя с места. Зачем все это прятать? Мужчины все-таки странный народ! И тут я услышала такое, чего не ожидала услышать ни при какой погоде:
- Котенок! Глупый, рыжий котенок! Я действительно хочу помочь тебе встать на ноги. Одна ты пропадешь со своими Севочками-веревочками, тебя просто затопчут. А ты решила, что я... Дурочка ты, дурочка, да какой же из тебя агент!
Тут я почему-то обиделась, хотя амплуа агента, пусть даже и тайного, прельщало меня меньше всего на свете. Женская логика - действительно непостижимая штука, правы мужчины. Но в следующую секунду мое сердце снова рухнуло куда-то вниз, а дыхание замерло. Ну и что, что только третья встреча? Бывает ведь и любовь с первого взгляда... Любовь?
Я схватилась за сигарету, точно за спасательный круг. Как вообще в мою беспутную голову залетело это понятие? Откуда? Что сделал этот непостижимый человек, чтобы я потеряла чувство реальности? Чувство самосохранения, чувство юмора, наконец? Ведь это смешно - посмотреть мужику в глаза и бесповоротно обалдеть. Но... Но, черт бы его побрал, глаза у него были точь - в - точь, как у моего обожаемого литературного персонажа, графа де ла Фер, благородного Атоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72