— зароптали люди молодого Лэна. — Даже не поклонился при встрече с господином!
Яйцо собрался было им возразить, но его опередил сам Лэн:
— От монахов не требуется соблюдение этикета. Позвольте узнать ваше почтенное имя и место, где вы живете?
— Зовут меня хэшаном Яйцо, а живу я постоянно при храме Утренней зари. Сейчас же, когда я странствую, жить приходится где выпадет. А то и просто, как говорят, вкушать ветер и почивать на росе.
— Бывают же встречи, точно сама судьба уготовила их! — воскликнул молодой Лэн. — Недалеко отсюда находится мое поместье, и мне хотелось бы пригласить вас. Надеюсь, вы не откажетесь?
— Премного благодарен за милость! — отвечал Яйцо.
Молодой Лэн сел на коня и поехал вперед, а слугам приказал сопровождать гостя.
Дорогой двое слуг, сопровождавших молодого хэшана, рассказывали ему:
— Наш господин в учение Будды не верит и признает только даосов. Не было еще случая, чтобы он подал милостыню буддийскому монаху! Просто удивительно, что он пригласил вас к себе в поместье.
— Кто такой ваш господин? — поинтересовался Яйцо.
— Его фамилия Лэн, — отвечали слуги, — от слова «лэн», что значит «холод», от которого все страдают. Прежде наш старый господин состоял членом придворной Ханьлиньской академии. И сын его, а наш молодой господин, жил при нем, но недавно женился и переехал жить в поместье.
За разговорами не заметили, как добрались до усадьбы, которая действительно соответствовала имени ее владельца — от строений так и веяло холодом.
Хэшана Яйцо провели в зал, где его церемонно приветствовал молодой Лэн. Пригласив гостя сесть, юноша стал расспрашивать его:
— Как давно вы покинули родной дом? Сколько вам лет? С виду вы так молоды...
— Бедному монаху довелось прожить на свете всего девятнадцать лет, — скромно отвечал Яйцо. — Из дому ушел еще в детстве.
— А какое имя вы носили в миру? Неужто — Яйцо?
— Я вырос среди монахов; что было в миру — не помню.
— Мне пришлось слышать, — продолжал молодой Лэн, — что всякому, кто нарушает волю Цветастого зонта, суждено стать монахом — либо даосским, либо буддийским. То, что вы постриглись в раннем детстве, это весьма похвально, ибо доказывает, что у вас счастливая судьба. Стало быть, вам нынче исполнилось девятнадцать? Позвольте узнать, в какой день какого месяца вы родились?
— Я был еще слишком мал, когда попал в храм, и поэтому наверное ничего не могу сказать. Однако, думается, родился я в одиннадцатом месяце, часа же и дня — не знаю.
Разговор был прерван появлением слуги.
— Куда прикажете подать угощение?
Молодой Лэн на минуту задумался:
— Подавай в лодку Сбора лотосов. — И затем обратился к молодому хэшану: — Прошу вас к столу.
— Премного благодарен, — поблагодарил Яйцо.
— Ах да! — спохватился хозяин. — Забыл спросить, могу ли я предложить вам немного вина и скоромного?
— На это у нас строгого запрета нет, — сказал Яйцо.
— Теперь мне понятно, почему вы такой здоровый! — засмеялся молодой Лэн. — Прямо-таки деревенский мужик!
Он обернулся к слугам и приказал подать к столу рыбных и мясных блюд, разогреть чайник лучшего вина, а сам извинился перед гостем:
— Извините, что покидаю вас. Меня ждут кое-какие мирские дела.
— Не стоит извиняться, я и так вам очень благодарен, — ответил Яйцо и, простившись с хозяином, последовал за слугами. Его провели в сад, посреди которого был вырыт просторный рыбный пруд. В самом центре пруда высился павильон, напоминавший очертаниями огромную лодку. Вокруг павильона из воды густо поднимались лотосы. Дело было осенью, лотосы уже отцвели, и их листья вяло покачивались над водой.
От крытой террасы на берегу пруда прямо к воде вели каменные ступени, у подножия которых была привязана маленькая лодочка. Слуга отвязал лодочку, перевез на ней гостя в павильон, а сам отплыл обратно.
Оглядев павильон, Яйцо убедился в том, что он действительно напоминает большую увеселительную лодку, разделенную перегородками на три отсека. Перед входом в каждый из отсеков стоял экран. Первый отсек, поменьше, служил как бы прихожей. В глубине второго виднелись стол со стульями, по бокам шли красные перила, а с потолка свисали занавеси из пятнистого бамбука. В третьем отсеке, служившем спальней, стояла тахта и были прорублены окна.
«Если он пригласил меня, чтобы угостить, то он мог это сделать в любом другом месте, — подумал Яйцо. — К чему было плыть на середину пруда? Или боялся, что я сбегу, не приняв его милостей? А может, не веря в учение Будды, он ненавидит и буддийских монахов и потому завлек меня в ловушку, чтобы уморить голодом?»
Однако последнее сомнение отпало в тот же миг, как только к павильону подплыли в лодке слуги с коробами для снеди. Они быстро расставили на столе чашки с закусками, большой чайник с вином и оловянное блюдо с вареным рисом.
Яйцо не стал скромничать и с жадностью набросился на еду. Как только он поел, слуги убрали посуду, вытерли стол и собрались уходить.
— Где же ваш господин? — спросил у них Яйцо. — Перед тем как уйти, мне хотелось бы проститься с ним.
— Господин сказал, что намерен оставить вас переночевать, — ответили слуги, сели в лодку и уплыли.
«Зачем ему вздумалось оставлять меня на ночь?» — недоумевал Яйцо.
С наступлением сумерек опять появились двое слуг: один принес постельные принадлежности, другой — чай и сладости.
«Что ж, кажется, я сегодня переночую неплохо, — подумал Яйцо. — Ну, а что делать дальше — решу завтра».
На следующее утро те же двое слуг привезли в павильон завтрак.
— Больше не могу задаром есть и пить, — поев, сказал им Яйцо. — Мне сегодня же надо уйти.
— Господин еще хочет встретиться с вами и кое о чем поговорить, — ответили слуги. — Но сейчас он очень занят и потому велел хорошенько о вас заботиться. Так что уж поживите у него немного, бояться вам нечего.
— Если ему так уж хочется со мной поговорить, так хоть скажите — о чем? Тогда я не буду беспокоиться.
— Откуда нам знать, что у господина на уме? — отвечали люди. — Может, вам ночью одному скучно? Так вы скажите, и вам пришлют женщину для развлечения. В прошлом году наш господин, тоже в этом павильоне, принимал одного праведного даоса и подолгу беседовал с ним о каком-то извлечении темных сил и пополнении светлых. А чтобы наставник не скучал, для него все это время держали несколько певичек.
— Одиночества я не страшусь и запрета на прелюбодеяние никогда не нарушу! — решительно заявил Яйцо. — Единственно, о чем я хотел бы попросить, — пусть господин ваш, раз уж он так добр, позволит мне хоть немного гулять по саду.
— Это не совсем удобно, — замялись слуги. — Видите домик — вон на той стороне? В нем живет молодая наложница господина, и ее служанки часто приходят в сад за цветами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Яйцо собрался было им возразить, но его опередил сам Лэн:
— От монахов не требуется соблюдение этикета. Позвольте узнать ваше почтенное имя и место, где вы живете?
— Зовут меня хэшаном Яйцо, а живу я постоянно при храме Утренней зари. Сейчас же, когда я странствую, жить приходится где выпадет. А то и просто, как говорят, вкушать ветер и почивать на росе.
— Бывают же встречи, точно сама судьба уготовила их! — воскликнул молодой Лэн. — Недалеко отсюда находится мое поместье, и мне хотелось бы пригласить вас. Надеюсь, вы не откажетесь?
— Премного благодарен за милость! — отвечал Яйцо.
Молодой Лэн сел на коня и поехал вперед, а слугам приказал сопровождать гостя.
Дорогой двое слуг, сопровождавших молодого хэшана, рассказывали ему:
— Наш господин в учение Будды не верит и признает только даосов. Не было еще случая, чтобы он подал милостыню буддийскому монаху! Просто удивительно, что он пригласил вас к себе в поместье.
— Кто такой ваш господин? — поинтересовался Яйцо.
— Его фамилия Лэн, — отвечали слуги, — от слова «лэн», что значит «холод», от которого все страдают. Прежде наш старый господин состоял членом придворной Ханьлиньской академии. И сын его, а наш молодой господин, жил при нем, но недавно женился и переехал жить в поместье.
За разговорами не заметили, как добрались до усадьбы, которая действительно соответствовала имени ее владельца — от строений так и веяло холодом.
Хэшана Яйцо провели в зал, где его церемонно приветствовал молодой Лэн. Пригласив гостя сесть, юноша стал расспрашивать его:
— Как давно вы покинули родной дом? Сколько вам лет? С виду вы так молоды...
— Бедному монаху довелось прожить на свете всего девятнадцать лет, — скромно отвечал Яйцо. — Из дому ушел еще в детстве.
— А какое имя вы носили в миру? Неужто — Яйцо?
— Я вырос среди монахов; что было в миру — не помню.
— Мне пришлось слышать, — продолжал молодой Лэн, — что всякому, кто нарушает волю Цветастого зонта, суждено стать монахом — либо даосским, либо буддийским. То, что вы постриглись в раннем детстве, это весьма похвально, ибо доказывает, что у вас счастливая судьба. Стало быть, вам нынче исполнилось девятнадцать? Позвольте узнать, в какой день какого месяца вы родились?
— Я был еще слишком мал, когда попал в храм, и поэтому наверное ничего не могу сказать. Однако, думается, родился я в одиннадцатом месяце, часа же и дня — не знаю.
Разговор был прерван появлением слуги.
— Куда прикажете подать угощение?
Молодой Лэн на минуту задумался:
— Подавай в лодку Сбора лотосов. — И затем обратился к молодому хэшану: — Прошу вас к столу.
— Премного благодарен, — поблагодарил Яйцо.
— Ах да! — спохватился хозяин. — Забыл спросить, могу ли я предложить вам немного вина и скоромного?
— На это у нас строгого запрета нет, — сказал Яйцо.
— Теперь мне понятно, почему вы такой здоровый! — засмеялся молодой Лэн. — Прямо-таки деревенский мужик!
Он обернулся к слугам и приказал подать к столу рыбных и мясных блюд, разогреть чайник лучшего вина, а сам извинился перед гостем:
— Извините, что покидаю вас. Меня ждут кое-какие мирские дела.
— Не стоит извиняться, я и так вам очень благодарен, — ответил Яйцо и, простившись с хозяином, последовал за слугами. Его провели в сад, посреди которого был вырыт просторный рыбный пруд. В самом центре пруда высился павильон, напоминавший очертаниями огромную лодку. Вокруг павильона из воды густо поднимались лотосы. Дело было осенью, лотосы уже отцвели, и их листья вяло покачивались над водой.
От крытой террасы на берегу пруда прямо к воде вели каменные ступени, у подножия которых была привязана маленькая лодочка. Слуга отвязал лодочку, перевез на ней гостя в павильон, а сам отплыл обратно.
Оглядев павильон, Яйцо убедился в том, что он действительно напоминает большую увеселительную лодку, разделенную перегородками на три отсека. Перед входом в каждый из отсеков стоял экран. Первый отсек, поменьше, служил как бы прихожей. В глубине второго виднелись стол со стульями, по бокам шли красные перила, а с потолка свисали занавеси из пятнистого бамбука. В третьем отсеке, служившем спальней, стояла тахта и были прорублены окна.
«Если он пригласил меня, чтобы угостить, то он мог это сделать в любом другом месте, — подумал Яйцо. — К чему было плыть на середину пруда? Или боялся, что я сбегу, не приняв его милостей? А может, не веря в учение Будды, он ненавидит и буддийских монахов и потому завлек меня в ловушку, чтобы уморить голодом?»
Однако последнее сомнение отпало в тот же миг, как только к павильону подплыли в лодке слуги с коробами для снеди. Они быстро расставили на столе чашки с закусками, большой чайник с вином и оловянное блюдо с вареным рисом.
Яйцо не стал скромничать и с жадностью набросился на еду. Как только он поел, слуги убрали посуду, вытерли стол и собрались уходить.
— Где же ваш господин? — спросил у них Яйцо. — Перед тем как уйти, мне хотелось бы проститься с ним.
— Господин сказал, что намерен оставить вас переночевать, — ответили слуги, сели в лодку и уплыли.
«Зачем ему вздумалось оставлять меня на ночь?» — недоумевал Яйцо.
С наступлением сумерек опять появились двое слуг: один принес постельные принадлежности, другой — чай и сладости.
«Что ж, кажется, я сегодня переночую неплохо, — подумал Яйцо. — Ну, а что делать дальше — решу завтра».
На следующее утро те же двое слуг привезли в павильон завтрак.
— Больше не могу задаром есть и пить, — поев, сказал им Яйцо. — Мне сегодня же надо уйти.
— Господин еще хочет встретиться с вами и кое о чем поговорить, — ответили слуги. — Но сейчас он очень занят и потому велел хорошенько о вас заботиться. Так что уж поживите у него немного, бояться вам нечего.
— Если ему так уж хочется со мной поговорить, так хоть скажите — о чем? Тогда я не буду беспокоиться.
— Откуда нам знать, что у господина на уме? — отвечали люди. — Может, вам ночью одному скучно? Так вы скажите, и вам пришлют женщину для развлечения. В прошлом году наш господин, тоже в этом павильоне, принимал одного праведного даоса и подолгу беседовал с ним о каком-то извлечении темных сил и пополнении светлых. А чтобы наставник не скучал, для него все это время держали несколько певичек.
— Одиночества я не страшусь и запрета на прелюбодеяние никогда не нарушу! — решительно заявил Яйцо. — Единственно, о чем я хотел бы попросить, — пусть господин ваш, раз уж он так добр, позволит мне хоть немного гулять по саду.
— Это не совсем удобно, — замялись слуги. — Видите домик — вон на той стороне? В нем живет молодая наложница господина, и ее служанки часто приходят в сад за цветами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125