А кому не интересно испытать свою находчивость, сообразительность?..
Запевала наш затягивает песню. Весь взвод подхватывает ее. Я пою и в то же время кошу глаза в сторону Василия Ежикова. Как-то чувствует он себя? Вижу, не отстает от всех, поет с азартом. Но Перепелицу не проведешь – притворяется Василий. Кисло ему небось, что перед Максимом оконфузился, в болоте искупался. Теперь наверняка все наоборот повернет. Ведь не его, а меня товарищи вытаскивали из болота…
Вечером в комнате политпросветработы нашей роты вывесили очередной номер стенгазеты. Мне даже и подходить к ней не хотелось. Еще утром просмотрел все заметки. И тут слышу, кто-то из солдат выкрикнул:
– Про Перепелицу опять пишут. Везет же человеку!
Меня точно кто в спину кулаками двинул. Подлетел я к товарищам, протолкался к стенгазете, а у самого, чувствую, глаза потемнели от недовольства. «Чем, думаю, я еще провинился?»
Протиснулся к стенгазете, нашел заметку, в которой обо мне говорилось, и первым долгом на подпись гляжу:
«Рядовой В. Ежиков». Опять он!..
Читаю:
«Сегодня на тактике выполнял я задание командира: разведывал брод. И когда после разведки возвращался с докладом, допустил оплошность – не сумел найти дорогу через болото и попал в трясину. И если бы не рядовой Перепелица, наше отделение не форсировало бы речку в назначенное время…»
Дальше рассказывались все подробности о находчивости Максима Перепелицы, о взаимной выручке солдат.
А над заметкой красными буквами выведен заголовок: «Спасибо, товарищ!»
ТРУДНАЯ ФАМИЛИЯ
С дружком моим Степаном Левадой последнее время что-то неладное творится.
Проснулся я однажды ночью и случайно на кровать Степана глянул. Точно кипятком меня ошпарило. Вижу, под одеялом у Степана огонь. Соскочил я на пол – и к нему. А огня как не бывало, исчез. Степан же спит и сладко посапывает.
Утром рассказываю Леваде, какое чудо приключилось ночью, а он смеется:
– Спросонку и не такое может показаться.
Вроде я поверил Леваде, а на душе все-таки сомнение. Решил присмотреть за Степаном – друг ведь он мне!
Улегся я в следующую ночь на правый бок, чтобы в любую минуту можно было посмотреть на кровать Левады. Но солдату не так легко проснуться без команды, ежели он полдня в поле по-пластунски ползал.
Только перед самым подъемом меня словно кто-то под бок толкнул. Приоткрыл глаза и вижу – тянется ниточка света из-под одеяла, которым с головой накрылся Степан. С минуту я смотрел на эту ниточку, не знал, что мне делать. Вдруг в казарме зажглись плафоны, и дежурный закричал:
– Подъ-е-е-м!
Известно – по этой команде солдата точно сквозняком сдувает с кровати. Вскочил и я, позабыв на миг о таинственном огне… А когда спохватился, Степан как ни в чем не бывало надевал гимнастерку.
Я внимательно осмотрел кровать Левады, но ничего подозрительного не заметил. Точно невзначай столкнул с места подушку – не запрятал ли он под ней электрический фонарь? Нет ничего. Что за напасть? Не превратился же Степан в светлячка!
И решил я насесть на друга и узнать от него, что за фокусы по ночам он выкидывает.
Но поговорить со Степаном не удалось: крепко осерчал я на него.
А дело было так. В перерыве между строевыми занятиями подошли мы с Левадой к ларьку военторга папирос купить. И видим у ларька Зину Звонареву, библиотекаршу нашу. Укладывает она в свою сумочку покупки. Это та самая Зина, которой в Женский день солдаты нашей роты такой букет цветов подарили, что пришлось обе половины двери в библиотеке открывать. Славная она девушка, понимающая. Узнает, какая солдатам книга понравилась, громкую читку устроит. Охотников до хороших книг у нас много! Сидим мы и не дышим – слушаем звонкий голосок Зины. А она такая симпатичная, прямо беда – глаз не оторвешь. Волосы под косынкой как спелое жито, а очи точно васильки – синие, синие.
Даже знаменитый наш молчун Степан Левада и тот как зайдет в библиотеку, вроде его кто подменяет, – откуда только слова у хлопца берутся! И все о книгах да о писателях. Чудо, а не Степан. Академиком скоро станет. Слушает Зина и глаз с него не сводит. Вот до чего ж приятная дивчина! На всех у нее внимания хватает. Но кажется мне, что с Левадой она дружит крепче, чем с другими. Даже из городской библиотеки книги ему приносит, вроде в полковой книг для него мало.
Вот с этой самой Зиной Звонаревой встретились мы у ларька военторговского.
Степан поздоровался как старый знакомый и поднялся на ступеньку ларька, почтовую бумагу начал рассматривать. Ему этого материала много требуется на письма Василинке. Ну, а я поближе к Зине: «Как, мол, живете да что нового?» Она так охотно отвечает, вроде ей очень приятно со мной беседовать.
Мне бы тут только разговор поддерживать на зависть всем солдатам нашего отделения, которые издали наблюдают за этой встречей. А я, дурень, размечтался. Смотрю на эту самую Зину и думаю… да, о Марусе Козак нашей яблонивской думаю! Куда там Зине до Маруси! Та как посмотрит на тебя, даже жаром полыхнет. Покраснеешь, а в сердце что-то теплое шевельнется. Никак в очах у Маруси бесенята сидят. У Зины же глаза спокойные, внимательные. Сама она маленькая, тоненькая, вроде заставил ее наш старшина затянуться ремнем.
За разговором обращаюсь к дяде Саше – продавцу. Меж собой мы «Крючком» его зовем. Старый человек, усы как у Тараса Бульбы, но любит нашего брата поддеть. Говорю ему: «Дайте папирос». – «Каких вам, спрашивает, «Казбек» или «Дукат»? А ведь знает, усатая бестия, что я самые дешевые курю. И захотелось мне тут блеснуть перед Зиной, показать ей, что Максим Перепелица понимает толк в папиросах. «Дайте, говорю, высший сорт – «Казбек», так как до армии я в альпинистах состоял».
Вроде Степана кто шилом под бок кольнул – как напустился он на меня, как стал при всех отчитывать! Ни Зины, ни дяди Саши не стесняется. Хоть сквозь землю провались. Говорит:
– Солдат по средствам своим должен жить! А ты за один-два раза все гроши выбросишь. Сейчас «Казбек» куришь, а потом «Чужие»? Или хочешь показать, что богатый дюже? Как будто никому не известно, что солдат все готовое получает и нет нужды, чтобы деньги у него сотнями водились.
Так он на меня навалился, молчун этот, что я не стерпел и отрубил:
– Откуда такой учитель выискался? А если я совсем хочу бросить курить и напоследок решил коробку хороших папирос изничтожить?..
Левада примолк. Взял почтовой бумаги, папирос, что подешевле, и, сказав Зине и продавцу «до свидания», побежал к отделению, где солдаты уже кончали перекур. А я держу в руках коробку «Казбека» и не знаю, что мне делать.
Зина смотрит на меня синими глазами и улыбается. Потом говорит:
– Раз бросать курить, так бросайте прямо сейчас, – протянула руку, забрала у меня папиросы и отдала их дяде Саше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Запевала наш затягивает песню. Весь взвод подхватывает ее. Я пою и в то же время кошу глаза в сторону Василия Ежикова. Как-то чувствует он себя? Вижу, не отстает от всех, поет с азартом. Но Перепелицу не проведешь – притворяется Василий. Кисло ему небось, что перед Максимом оконфузился, в болоте искупался. Теперь наверняка все наоборот повернет. Ведь не его, а меня товарищи вытаскивали из болота…
Вечером в комнате политпросветработы нашей роты вывесили очередной номер стенгазеты. Мне даже и подходить к ней не хотелось. Еще утром просмотрел все заметки. И тут слышу, кто-то из солдат выкрикнул:
– Про Перепелицу опять пишут. Везет же человеку!
Меня точно кто в спину кулаками двинул. Подлетел я к товарищам, протолкался к стенгазете, а у самого, чувствую, глаза потемнели от недовольства. «Чем, думаю, я еще провинился?»
Протиснулся к стенгазете, нашел заметку, в которой обо мне говорилось, и первым долгом на подпись гляжу:
«Рядовой В. Ежиков». Опять он!..
Читаю:
«Сегодня на тактике выполнял я задание командира: разведывал брод. И когда после разведки возвращался с докладом, допустил оплошность – не сумел найти дорогу через болото и попал в трясину. И если бы не рядовой Перепелица, наше отделение не форсировало бы речку в назначенное время…»
Дальше рассказывались все подробности о находчивости Максима Перепелицы, о взаимной выручке солдат.
А над заметкой красными буквами выведен заголовок: «Спасибо, товарищ!»
ТРУДНАЯ ФАМИЛИЯ
С дружком моим Степаном Левадой последнее время что-то неладное творится.
Проснулся я однажды ночью и случайно на кровать Степана глянул. Точно кипятком меня ошпарило. Вижу, под одеялом у Степана огонь. Соскочил я на пол – и к нему. А огня как не бывало, исчез. Степан же спит и сладко посапывает.
Утром рассказываю Леваде, какое чудо приключилось ночью, а он смеется:
– Спросонку и не такое может показаться.
Вроде я поверил Леваде, а на душе все-таки сомнение. Решил присмотреть за Степаном – друг ведь он мне!
Улегся я в следующую ночь на правый бок, чтобы в любую минуту можно было посмотреть на кровать Левады. Но солдату не так легко проснуться без команды, ежели он полдня в поле по-пластунски ползал.
Только перед самым подъемом меня словно кто-то под бок толкнул. Приоткрыл глаза и вижу – тянется ниточка света из-под одеяла, которым с головой накрылся Степан. С минуту я смотрел на эту ниточку, не знал, что мне делать. Вдруг в казарме зажглись плафоны, и дежурный закричал:
– Подъ-е-е-м!
Известно – по этой команде солдата точно сквозняком сдувает с кровати. Вскочил и я, позабыв на миг о таинственном огне… А когда спохватился, Степан как ни в чем не бывало надевал гимнастерку.
Я внимательно осмотрел кровать Левады, но ничего подозрительного не заметил. Точно невзначай столкнул с места подушку – не запрятал ли он под ней электрический фонарь? Нет ничего. Что за напасть? Не превратился же Степан в светлячка!
И решил я насесть на друга и узнать от него, что за фокусы по ночам он выкидывает.
Но поговорить со Степаном не удалось: крепко осерчал я на него.
А дело было так. В перерыве между строевыми занятиями подошли мы с Левадой к ларьку военторга папирос купить. И видим у ларька Зину Звонареву, библиотекаршу нашу. Укладывает она в свою сумочку покупки. Это та самая Зина, которой в Женский день солдаты нашей роты такой букет цветов подарили, что пришлось обе половины двери в библиотеке открывать. Славная она девушка, понимающая. Узнает, какая солдатам книга понравилась, громкую читку устроит. Охотников до хороших книг у нас много! Сидим мы и не дышим – слушаем звонкий голосок Зины. А она такая симпатичная, прямо беда – глаз не оторвешь. Волосы под косынкой как спелое жито, а очи точно васильки – синие, синие.
Даже знаменитый наш молчун Степан Левада и тот как зайдет в библиотеку, вроде его кто подменяет, – откуда только слова у хлопца берутся! И все о книгах да о писателях. Чудо, а не Степан. Академиком скоро станет. Слушает Зина и глаз с него не сводит. Вот до чего ж приятная дивчина! На всех у нее внимания хватает. Но кажется мне, что с Левадой она дружит крепче, чем с другими. Даже из городской библиотеки книги ему приносит, вроде в полковой книг для него мало.
Вот с этой самой Зиной Звонаревой встретились мы у ларька военторговского.
Степан поздоровался как старый знакомый и поднялся на ступеньку ларька, почтовую бумагу начал рассматривать. Ему этого материала много требуется на письма Василинке. Ну, а я поближе к Зине: «Как, мол, живете да что нового?» Она так охотно отвечает, вроде ей очень приятно со мной беседовать.
Мне бы тут только разговор поддерживать на зависть всем солдатам нашего отделения, которые издали наблюдают за этой встречей. А я, дурень, размечтался. Смотрю на эту самую Зину и думаю… да, о Марусе Козак нашей яблонивской думаю! Куда там Зине до Маруси! Та как посмотрит на тебя, даже жаром полыхнет. Покраснеешь, а в сердце что-то теплое шевельнется. Никак в очах у Маруси бесенята сидят. У Зины же глаза спокойные, внимательные. Сама она маленькая, тоненькая, вроде заставил ее наш старшина затянуться ремнем.
За разговором обращаюсь к дяде Саше – продавцу. Меж собой мы «Крючком» его зовем. Старый человек, усы как у Тараса Бульбы, но любит нашего брата поддеть. Говорю ему: «Дайте папирос». – «Каких вам, спрашивает, «Казбек» или «Дукат»? А ведь знает, усатая бестия, что я самые дешевые курю. И захотелось мне тут блеснуть перед Зиной, показать ей, что Максим Перепелица понимает толк в папиросах. «Дайте, говорю, высший сорт – «Казбек», так как до армии я в альпинистах состоял».
Вроде Степана кто шилом под бок кольнул – как напустился он на меня, как стал при всех отчитывать! Ни Зины, ни дяди Саши не стесняется. Хоть сквозь землю провались. Говорит:
– Солдат по средствам своим должен жить! А ты за один-два раза все гроши выбросишь. Сейчас «Казбек» куришь, а потом «Чужие»? Или хочешь показать, что богатый дюже? Как будто никому не известно, что солдат все готовое получает и нет нужды, чтобы деньги у него сотнями водились.
Так он на меня навалился, молчун этот, что я не стерпел и отрубил:
– Откуда такой учитель выискался? А если я совсем хочу бросить курить и напоследок решил коробку хороших папирос изничтожить?..
Левада примолк. Взял почтовой бумаги, папирос, что подешевле, и, сказав Зине и продавцу «до свидания», побежал к отделению, где солдаты уже кончали перекур. А я держу в руках коробку «Казбека» и не знаю, что мне делать.
Зина смотрит на меня синими глазами и улыбается. Потом говорит:
– Раз бросать курить, так бросайте прямо сейчас, – протянула руку, забрала у меня папиросы и отдала их дяде Саше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54