отлично понимая, он выхватил шпагу и с такой яростью и с такой силой, нимало не задев, впрочем, рук Серафида, вонзил ее Периандру в правое плечо, что острие шпаги вышло через плечо левое, — он пронзил Периандра насквозь, но хорошо, что не наискось.
Ипполита первая заметила этот удар и первая крикнула:
— Ах, изверг, лютый мой враг! За что ты его убил?
Серафид и Рутилио невольно разжали объятия и опустили руки, уже обагренные кровью Периандра, и Периандр упал в объятия Ауристелы, а ей в этот миг изменил голос, нечем стало дышать, в очах недостало слез, голову она уронила на грудь, руки повисли без сил.
От этого удара, более грозного по виду, чем на самом деле, у всех захватило дух, краска сбежала с лиц, заливавшихся смертною бледностью, а смерть, пользуясь тем, как много Периандр теряет крови, начала вытеснять его жизнь, и эта угроза, нависшая над его жизнью, предвещала друзьям его столь же близкий конец; по крайней мере Ауристела испытывала такое чувство, будто жизнь вот-вот вместе с последним вздохом излетит из ее уст.
Серафид и Антоньо бросились к Пирро и, невзирая на его свирепость и на его силу, схватили злодея и с помощью сбежавшихся на шум горожан отвели в тюрьму, а через несколько дней градоправитель приказал повесить его как неисправимого преступника и убийцу, и смерть Пирро освободила Ипполиту, и стала она жить да поживать.
Глава четырнадцатая
Человеку не дано безмятежно радоваться своим радостям — ни одной секунды не может он быть за них спокоен.
Ауристела, раскаявшись в том, что поделилась замыслами своими с Периандром, уже с легким сердцем отправилась его разыскивать; она не сомневалась, что это ее раскаяние благодетельно для Периандра, что оно принесет ему счастье: ведь она считала себя силой, приводящей в движение колесо его Фортуны, тем центром, вокруг которого вращаются его желания. И она не обманывалась, ибо Периандр сам возвращался к ней, дабы подчинить все свои желания желаниям Ауристелы. Но — о коварство изменчивой Фортуны! — за столь короткое время в жизни Ауристелы произошли такие резкие перемены! Она надеялась порадоваться, и вот она плачет; ей хотелось жить, и вот она умирает; она мечтала насладиться лицезрением Периандра, и вот она зрит перед собой его брата, принца Максимина, — он ехал с огромною свитою, разместившейся в нескольких каретах, из Террачины в Рим, и его внимание обратила на себя толпа, окружавшая раненого Периандра; он велел подъехать поближе, но тут от толпы отделился Серафид и поспешил к нему навстречу.
— О принц Максимин! — воскликнул Серафид. — Недобрые вести предстоит вам от меня услышать. Раненый, которого поддерживает прелестная девушка, — это брат ваш Персилес, а девушка — несравненная Сихизмунда, которую вы благодаря своей неутомимости наконец нашли, но нашли в грозный для нее час, в роковую для нее минуту, — видно, не судьба вам праздновать встречу с ними, а судьба — положить их обоих во гроб.
— Не только их, — по всей вероятности, и меня положат вместе с ними, — примолвил Максимин.
Выглянув из кареты, он сейчас узнал своего брата, хотя Периандр был залит и обагрен своею собственною кровью; узнал он и Сихизмунду, несмотря на мертвенную бледность, покрывавшую ее лицо, ибо волнение, согнав с него краску, не исказило его черт, напротив того: если Сихизмунда была прекрасна до этого несчастья, то теперь она стала еще прекраснее, — известно, что иные хорошеют от горя. Максимин сделал шаг — и упал в объятия, но в объятия уже не Ауристелы, а королевы Фрисландской и королевы острова Фуле, за каковую он уже ее почитал; столь внезапные перемены мы склонны приписывать всемогуществу так называемой Фортуны, на самом же деле это есть незыблемая воля небес.
Максимин выехал из Террачины в Рим с целью полечиться у лучших врачей, террачинские же врачи ему предрекали, что он умрет по дороге, — видно, в такого рода пророчествах они были искуснее и опытнее, нежели в лечении; впрочем, излечить перемежающуюся лихорадку редко кому удается.
Итак, перед собором св. Павла, в открытом месте безобразная смерть, выйдя навстречу красавцу Периандру, сразила его и покончила с Максимином, Максимин же, чувствуя, что жить ему остается считанные мгновения, взял правою рукой левую руку своего брата и поднес ее к глазам, потом левою рукой взял его правую руку и вложил ее в правую руку Сихизмунды, после чего, с трудом переводя слабеющее дыхание, прерывающимся голосом заговорил:
— Своею душевною чистотою, милые мои дети, родные мои брат и сестра, вы заслужили то, что я вам сейчас объявлю. Сомкни же мне вежды, брат мой, и закрой мне очи для вечного сна, а другою рукой крепче сожми руку Сихизмунды в знак того, что ты обещаешь принадлежать ей, и да будут свидетелями этой помолвки та кровь, которую ты пролил, и друзья, которые тебя окружают. Ты взойдешь на престол твоих предков и примешь под свой скипетр королевство Сихизмунды. Скорей выздоравливай и владей обоими королевствами неисчислимые годы.
Эти слова Максимина, столь ласковые, столь радостные и вместе столь печальные, оживили Периандра, и во исполнение воли брата он поспешил, пока тот еще не скончался, закрыть ему глаза и голосом, в котором слышались одновременно и радость и грусть, произнес клятву супружеской верности Сихизмунде.
Скоропостижная и столь прискорбная кончина принца поразила присутствовавших; воздух наполнился их стенаниями, землю оросили их слезы. Мертвого Максимина отнесли в собор, а полуживого Персилеса перенесли в карету покойного и повезли в Рим, чтобы там лечить его, и в Риме путешественники наши уже не застали ни Беларминии, ни Делеазир, — оказалось, что они вместе с герцогом отбыли во Францию.
Горько было Арнальду услышать о неожиданном и внезапном замужестве Сихизмунды; еще горше было ему сознавать, что пошло прахом столько лет, в течение коих он оказывал ей всяческие услуги и благодеяния ради того, чтобы в конце концов мирно насладиться несравненною ее красотою. Но особенно надрывало ему душу воспоминание о том, чт? ему нашептывал злоречивый Клодьо, — Арнальд тогда не внял его предостережениям, и вот теперь, на горе Арнальду, они подтвердились. Смятенный, подавленный, ошеломленный, он хотел было удалиться, даже не попрощавшись с Персилесом и Сихизмундой, однако, приняв в соображение, что им надлежит занять королевский престол и что в этом их оправдание, и примирившись на том, что такова, уж видно, его судьба, передумал и пошел к ним. Персилес и Сихизмунда приняли его с отменным радушием и, чтобы хоть как-нибудь вознаградить, предложили ему жениться на младшей сестре Сихизмунды Эусебии, на что Арнальд охотно согласился. Он не задумываясь отправился бы с ними во Фрисландию за невестой, но ему надлежало испросить прежде дозволение у своего отца, ибо при заключении столь важного брачного союза, как, впрочем, и при заключении всякого брачного союза, крайне желательно, чтобы желания детей совпадали с желаниями родителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Ипполита первая заметила этот удар и первая крикнула:
— Ах, изверг, лютый мой враг! За что ты его убил?
Серафид и Рутилио невольно разжали объятия и опустили руки, уже обагренные кровью Периандра, и Периандр упал в объятия Ауристелы, а ей в этот миг изменил голос, нечем стало дышать, в очах недостало слез, голову она уронила на грудь, руки повисли без сил.
От этого удара, более грозного по виду, чем на самом деле, у всех захватило дух, краска сбежала с лиц, заливавшихся смертною бледностью, а смерть, пользуясь тем, как много Периандр теряет крови, начала вытеснять его жизнь, и эта угроза, нависшая над его жизнью, предвещала друзьям его столь же близкий конец; по крайней мере Ауристела испытывала такое чувство, будто жизнь вот-вот вместе с последним вздохом излетит из ее уст.
Серафид и Антоньо бросились к Пирро и, невзирая на его свирепость и на его силу, схватили злодея и с помощью сбежавшихся на шум горожан отвели в тюрьму, а через несколько дней градоправитель приказал повесить его как неисправимого преступника и убийцу, и смерть Пирро освободила Ипполиту, и стала она жить да поживать.
Глава четырнадцатая
Человеку не дано безмятежно радоваться своим радостям — ни одной секунды не может он быть за них спокоен.
Ауристела, раскаявшись в том, что поделилась замыслами своими с Периандром, уже с легким сердцем отправилась его разыскивать; она не сомневалась, что это ее раскаяние благодетельно для Периандра, что оно принесет ему счастье: ведь она считала себя силой, приводящей в движение колесо его Фортуны, тем центром, вокруг которого вращаются его желания. И она не обманывалась, ибо Периандр сам возвращался к ней, дабы подчинить все свои желания желаниям Ауристелы. Но — о коварство изменчивой Фортуны! — за столь короткое время в жизни Ауристелы произошли такие резкие перемены! Она надеялась порадоваться, и вот она плачет; ей хотелось жить, и вот она умирает; она мечтала насладиться лицезрением Периандра, и вот она зрит перед собой его брата, принца Максимина, — он ехал с огромною свитою, разместившейся в нескольких каретах, из Террачины в Рим, и его внимание обратила на себя толпа, окружавшая раненого Периандра; он велел подъехать поближе, но тут от толпы отделился Серафид и поспешил к нему навстречу.
— О принц Максимин! — воскликнул Серафид. — Недобрые вести предстоит вам от меня услышать. Раненый, которого поддерживает прелестная девушка, — это брат ваш Персилес, а девушка — несравненная Сихизмунда, которую вы благодаря своей неутомимости наконец нашли, но нашли в грозный для нее час, в роковую для нее минуту, — видно, не судьба вам праздновать встречу с ними, а судьба — положить их обоих во гроб.
— Не только их, — по всей вероятности, и меня положат вместе с ними, — примолвил Максимин.
Выглянув из кареты, он сейчас узнал своего брата, хотя Периандр был залит и обагрен своею собственною кровью; узнал он и Сихизмунду, несмотря на мертвенную бледность, покрывавшую ее лицо, ибо волнение, согнав с него краску, не исказило его черт, напротив того: если Сихизмунда была прекрасна до этого несчастья, то теперь она стала еще прекраснее, — известно, что иные хорошеют от горя. Максимин сделал шаг — и упал в объятия, но в объятия уже не Ауристелы, а королевы Фрисландской и королевы острова Фуле, за каковую он уже ее почитал; столь внезапные перемены мы склонны приписывать всемогуществу так называемой Фортуны, на самом же деле это есть незыблемая воля небес.
Максимин выехал из Террачины в Рим с целью полечиться у лучших врачей, террачинские же врачи ему предрекали, что он умрет по дороге, — видно, в такого рода пророчествах они были искуснее и опытнее, нежели в лечении; впрочем, излечить перемежающуюся лихорадку редко кому удается.
Итак, перед собором св. Павла, в открытом месте безобразная смерть, выйдя навстречу красавцу Периандру, сразила его и покончила с Максимином, Максимин же, чувствуя, что жить ему остается считанные мгновения, взял правою рукой левую руку своего брата и поднес ее к глазам, потом левою рукой взял его правую руку и вложил ее в правую руку Сихизмунды, после чего, с трудом переводя слабеющее дыхание, прерывающимся голосом заговорил:
— Своею душевною чистотою, милые мои дети, родные мои брат и сестра, вы заслужили то, что я вам сейчас объявлю. Сомкни же мне вежды, брат мой, и закрой мне очи для вечного сна, а другою рукой крепче сожми руку Сихизмунды в знак того, что ты обещаешь принадлежать ей, и да будут свидетелями этой помолвки та кровь, которую ты пролил, и друзья, которые тебя окружают. Ты взойдешь на престол твоих предков и примешь под свой скипетр королевство Сихизмунды. Скорей выздоравливай и владей обоими королевствами неисчислимые годы.
Эти слова Максимина, столь ласковые, столь радостные и вместе столь печальные, оживили Периандра, и во исполнение воли брата он поспешил, пока тот еще не скончался, закрыть ему глаза и голосом, в котором слышались одновременно и радость и грусть, произнес клятву супружеской верности Сихизмунде.
Скоропостижная и столь прискорбная кончина принца поразила присутствовавших; воздух наполнился их стенаниями, землю оросили их слезы. Мертвого Максимина отнесли в собор, а полуживого Персилеса перенесли в карету покойного и повезли в Рим, чтобы там лечить его, и в Риме путешественники наши уже не застали ни Беларминии, ни Делеазир, — оказалось, что они вместе с герцогом отбыли во Францию.
Горько было Арнальду услышать о неожиданном и внезапном замужестве Сихизмунды; еще горше было ему сознавать, что пошло прахом столько лет, в течение коих он оказывал ей всяческие услуги и благодеяния ради того, чтобы в конце концов мирно насладиться несравненною ее красотою. Но особенно надрывало ему душу воспоминание о том, чт? ему нашептывал злоречивый Клодьо, — Арнальд тогда не внял его предостережениям, и вот теперь, на горе Арнальду, они подтвердились. Смятенный, подавленный, ошеломленный, он хотел было удалиться, даже не попрощавшись с Персилесом и Сихизмундой, однако, приняв в соображение, что им надлежит занять королевский престол и что в этом их оправдание, и примирившись на том, что такова, уж видно, его судьба, передумал и пошел к ним. Персилес и Сихизмунда приняли его с отменным радушием и, чтобы хоть как-нибудь вознаградить, предложили ему жениться на младшей сестре Сихизмунды Эусебии, на что Арнальд охотно согласился. Он не задумываясь отправился бы с ними во Фрисландию за невестой, но ему надлежало испросить прежде дозволение у своего отца, ибо при заключении столь важного брачного союза, как, впрочем, и при заключении всякого брачного союза, крайне желательно, чтобы желания детей совпадали с желаниями родителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123