Не смотри на меня так странно. Дорогая моя, есть края, где женщины, решив отказаться от неудачной любви или бороться с каким-нибудь глубоким чувством и победить его, уходят в безнадежное уединение и навсегда отрекаются от мира, земной любви и надежд. Тогда эти женщины принимают имя, столь дорогое нам с тобой, и называют друг друга «сестрами». Но есть и другие сестры, Грейс: они живут в широком, не огражденном стенами мире, под вольным небом, в людных местах и, погруженные в суету жизни, стараясь помогать людям, ободрять их и делать добро, приобретают тот же опыт, что и первые, и хотя сердца их по-прежнему свежи и юны и открыты для счастья и путей к счастью, они могут сказать, что битва для них давно кончилась, победа давно одержана. И одна из них – я! Понимаешь ты меня теперь?
Грейс все так же пристально смотрела на нее, не отвечая ни слова.
– О Грейс, милая Грейс, – промолвила Мэрьон, еще нежней и ласковей прижимаясь к груди, от которой была отторгнута так долго, – не будь ты счастливой женой и матерью, не будь у меня здесь маленькой тезки, не будь Элфред – мой милый брат – твоим любимым мужем, откуда снизошло бы ко мне то блаженство, которое я чувствую теперь? Но какой я ушла отсюда, такой и вернулась. Сердце мое не знало иной любви, и руки своей я не отдавала никому. Я девушка, я все та же твоя незамужняя и не помолвленная сестра, твоя родная, преданная Мэрьон, которая любит тебя одну, Грейс, любит безраздельно!
Теперь Грейс поняла сестру. Лицо ее разгладилось, она облегченно зарыдала и, бросившись Мэрьон на шею, все плакала и плакала и ласкала ее, как ребенка.
Немного успокоившись, они увидели, что доктор и его сестра, добрая тетя Марта, стоят поблизости вместе с Элфредом.
– Сегодня печальный день для меня, – проговорила добрая тетя Марта, улыбаясь сквозь слезы и целуя племянниц. – Я принесла счастье всем вам, но потеряла свою дорогую подругу; а что вы можете дать мне взамен моей Мэрьон?
– Обращенного брата, – ответил доктор.
– Да, это, конечно, чего-нибудь стоит, – сказала тетя Марта, – в таком фарсе, как…
– Пожалуйста, не надо, – произнес доктор покаянным тоном.
– Хорошо, не буду! – согласилась тетя Марта. – Но я считаю себя обиженной. Не знаю, что со мной будет без моей Мэрьон, после того как мы с нею прожили вместе целых шесть лет.
– Переезжай сюда и живи с нами, – ответил доктор. – Теперь мы не будем ссориться, Марта.
– А то выходите замуж, тетушка, – сказал Элфред.
– И верно, – подхватила старушка, – пожалуй, не сделать ли предложение Майклу Уордну, который, как я слышала, вернулся домой и после долгого отсутствия изменился к лучшему во всех отношениях. Но вот беда – я знала его еще мальчишкой, а сама я в то время была уже не первой молодости, так что он, чего доброго, не ответит мне взаимностью! Поэтому лучше уж мне поселиться у Мэрьон, когда она выйдет замуж, а до тех пор (могу вас уверить, что ждать придется недолго) я буду жить одна. Что ты на это скажешь, братец?
– Мне очень хочется сказать, что наш мир совершенно нелеп, и в нем нет ничего серьезного, – заметил бедный старый доктор.
– Можешь хоть двадцать раз утверждать это под присягой, Энтони, – возразила ему сестра, – никто не поверит, если посмотрит тебе в глаза.
– Зато наш мир полон любящих сердец! – сказал доктор, обнимая младшую дочь и склоняясь над нею, чтобы обнять Грейс, так как он был не в силах различить сестер, – и это серьезный мир, несмотря на всю его глупость, в том числе и мою, а моей глупостью можно было бы наводнить весь земной шар. И всякий раз, как над этим миром восходит солнце, оно видит тысячи бескровных битв, которые искупают несчастье и зло, царящие на полях кровавых битв; а мы должны осторожно судить о мире, да простит нам небо, ибо мир полон священных тайн, и один лишь создатель его знает, что таится в глубине его самого скромного образа и подобия!
Вряд ли неискусное мое перо доставит вам более полное удовольствие, если я опишу подробно и представлю вашему взору блаженство этой семьи, некогда распавшейся, а теперь воссоединенной. Поэтому я не стану рассказывать, как смиренно вспоминал бедный доктор о горе, которое он испытал, когда потерял Мэрьон, и не буду говорить о том, какой серьезной ему теперь казалась жизнь, в которой каждый человек наделен крепко укоренившейся в нем любовью, а также о том, что такой пустяк, как выпадение одной ничтожной единицы из огромного нелепого итога поразило доктора в самое сердце. Не буду рассказывать и о том, как сестра, сострадая его отчаянию, давно уже мало-помалу открыла ему правду, помогла понять сердце дочери, добровольно ушедшей в изгнание, и привела его к этой дочери.
Не расскажу и о том, как Элфреду Хитфилду сказали правду в этом году, как Мэрьон увиделась с ним и обещала ему, как брату, что в день ее рождения Грейс, наконец, узнает все из ее уст.
– Простите, доктор, – сказал мистер Сничи, заглянув в сад, – нельзя ли мне войти?
Но он не стал дожидаться ответа, а подошел прямо к Мэрьон и радостно поцеловал ей руку.
– Будь мистер Крегс еще жив, дорогая мисс Мэрьон, – сказал мистер Сничи, – он проявил бы большой интерес к этому событию. Быть может, он подумал бы, мистер Элфред, что наша жизнь, пожалуй, не так проста, как он полагал, и что не худо бы нам упрощать ее по мере сил – ведь мистера Крегса нетрудно было убедить, сэр. Он охотно поддавался убеждению. Но если он охотно поддавался убеждению, то я… Впрочем, это слабость. Миссис Сничи, душенька (на этот призыв из-за двери появилась миссис Сничи), вы среди старых друзей.
Миссис Сничи, поздравив всех присутствующих, отвела своего супруга в сторону.
– На минуту, мистер Сничи! – сказала она. – Не в моем характере тревожить прах усопших.
– Совершенно верно, душенька, – подтвердил ее супруг.
– Мистер Крегс…
– Да, душенька, он скончался, – сказал Сничи.
– Но я спрашиваю вас, – продолжала его супруга, – помните ли вы тот день, когда здесь устроили вечеринку? Только об этом я и спрашиваю. Если вы его не забыли, и если память не изменила вам окончательно, мистер Сничи, и если вы не совсем ослеплены своей привязанностью, я прошу вас сопоставить сегодняшний день с тем днем, прошу вспомнить, как я тогда просила и умоляла вас на коленях…
– Уж и на коленях, душенька! – усомнился мистер Сничи.
– Да, – подтвердила миссис Сничи убежденным тоном, – и вы это знаете. Я умоляла вас остерегаться этого человека… обратить внимание на его глаза… а теперь я прошу вас сказать, была я права или нет, и знал ли он в то время тайны, о которых не хотел говорить вам, или не знал?
– Миссис Сничи, – шепнул ей на ухо супруг – а вы, сударыня, тогда заметили что-нибудь в моем взгляде?
– Нет! – резко проговорила миссис Спичи. – Не обольщайтесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Грейс все так же пристально смотрела на нее, не отвечая ни слова.
– О Грейс, милая Грейс, – промолвила Мэрьон, еще нежней и ласковей прижимаясь к груди, от которой была отторгнута так долго, – не будь ты счастливой женой и матерью, не будь у меня здесь маленькой тезки, не будь Элфред – мой милый брат – твоим любимым мужем, откуда снизошло бы ко мне то блаженство, которое я чувствую теперь? Но какой я ушла отсюда, такой и вернулась. Сердце мое не знало иной любви, и руки своей я не отдавала никому. Я девушка, я все та же твоя незамужняя и не помолвленная сестра, твоя родная, преданная Мэрьон, которая любит тебя одну, Грейс, любит безраздельно!
Теперь Грейс поняла сестру. Лицо ее разгладилось, она облегченно зарыдала и, бросившись Мэрьон на шею, все плакала и плакала и ласкала ее, как ребенка.
Немного успокоившись, они увидели, что доктор и его сестра, добрая тетя Марта, стоят поблизости вместе с Элфредом.
– Сегодня печальный день для меня, – проговорила добрая тетя Марта, улыбаясь сквозь слезы и целуя племянниц. – Я принесла счастье всем вам, но потеряла свою дорогую подругу; а что вы можете дать мне взамен моей Мэрьон?
– Обращенного брата, – ответил доктор.
– Да, это, конечно, чего-нибудь стоит, – сказала тетя Марта, – в таком фарсе, как…
– Пожалуйста, не надо, – произнес доктор покаянным тоном.
– Хорошо, не буду! – согласилась тетя Марта. – Но я считаю себя обиженной. Не знаю, что со мной будет без моей Мэрьон, после того как мы с нею прожили вместе целых шесть лет.
– Переезжай сюда и живи с нами, – ответил доктор. – Теперь мы не будем ссориться, Марта.
– А то выходите замуж, тетушка, – сказал Элфред.
– И верно, – подхватила старушка, – пожалуй, не сделать ли предложение Майклу Уордну, который, как я слышала, вернулся домой и после долгого отсутствия изменился к лучшему во всех отношениях. Но вот беда – я знала его еще мальчишкой, а сама я в то время была уже не первой молодости, так что он, чего доброго, не ответит мне взаимностью! Поэтому лучше уж мне поселиться у Мэрьон, когда она выйдет замуж, а до тех пор (могу вас уверить, что ждать придется недолго) я буду жить одна. Что ты на это скажешь, братец?
– Мне очень хочется сказать, что наш мир совершенно нелеп, и в нем нет ничего серьезного, – заметил бедный старый доктор.
– Можешь хоть двадцать раз утверждать это под присягой, Энтони, – возразила ему сестра, – никто не поверит, если посмотрит тебе в глаза.
– Зато наш мир полон любящих сердец! – сказал доктор, обнимая младшую дочь и склоняясь над нею, чтобы обнять Грейс, так как он был не в силах различить сестер, – и это серьезный мир, несмотря на всю его глупость, в том числе и мою, а моей глупостью можно было бы наводнить весь земной шар. И всякий раз, как над этим миром восходит солнце, оно видит тысячи бескровных битв, которые искупают несчастье и зло, царящие на полях кровавых битв; а мы должны осторожно судить о мире, да простит нам небо, ибо мир полон священных тайн, и один лишь создатель его знает, что таится в глубине его самого скромного образа и подобия!
Вряд ли неискусное мое перо доставит вам более полное удовольствие, если я опишу подробно и представлю вашему взору блаженство этой семьи, некогда распавшейся, а теперь воссоединенной. Поэтому я не стану рассказывать, как смиренно вспоминал бедный доктор о горе, которое он испытал, когда потерял Мэрьон, и не буду говорить о том, какой серьезной ему теперь казалась жизнь, в которой каждый человек наделен крепко укоренившейся в нем любовью, а также о том, что такой пустяк, как выпадение одной ничтожной единицы из огромного нелепого итога поразило доктора в самое сердце. Не буду рассказывать и о том, как сестра, сострадая его отчаянию, давно уже мало-помалу открыла ему правду, помогла понять сердце дочери, добровольно ушедшей в изгнание, и привела его к этой дочери.
Не расскажу и о том, как Элфреду Хитфилду сказали правду в этом году, как Мэрьон увиделась с ним и обещала ему, как брату, что в день ее рождения Грейс, наконец, узнает все из ее уст.
– Простите, доктор, – сказал мистер Сничи, заглянув в сад, – нельзя ли мне войти?
Но он не стал дожидаться ответа, а подошел прямо к Мэрьон и радостно поцеловал ей руку.
– Будь мистер Крегс еще жив, дорогая мисс Мэрьон, – сказал мистер Сничи, – он проявил бы большой интерес к этому событию. Быть может, он подумал бы, мистер Элфред, что наша жизнь, пожалуй, не так проста, как он полагал, и что не худо бы нам упрощать ее по мере сил – ведь мистера Крегса нетрудно было убедить, сэр. Он охотно поддавался убеждению. Но если он охотно поддавался убеждению, то я… Впрочем, это слабость. Миссис Сничи, душенька (на этот призыв из-за двери появилась миссис Сничи), вы среди старых друзей.
Миссис Сничи, поздравив всех присутствующих, отвела своего супруга в сторону.
– На минуту, мистер Сничи! – сказала она. – Не в моем характере тревожить прах усопших.
– Совершенно верно, душенька, – подтвердил ее супруг.
– Мистер Крегс…
– Да, душенька, он скончался, – сказал Сничи.
– Но я спрашиваю вас, – продолжала его супруга, – помните ли вы тот день, когда здесь устроили вечеринку? Только об этом я и спрашиваю. Если вы его не забыли, и если память не изменила вам окончательно, мистер Сничи, и если вы не совсем ослеплены своей привязанностью, я прошу вас сопоставить сегодняшний день с тем днем, прошу вспомнить, как я тогда просила и умоляла вас на коленях…
– Уж и на коленях, душенька! – усомнился мистер Сничи.
– Да, – подтвердила миссис Сничи убежденным тоном, – и вы это знаете. Я умоляла вас остерегаться этого человека… обратить внимание на его глаза… а теперь я прошу вас сказать, была я права или нет, и знал ли он в то время тайны, о которых не хотел говорить вам, или не знал?
– Миссис Сничи, – шепнул ей на ухо супруг – а вы, сударыня, тогда заметили что-нибудь в моем взгляде?
– Нет! – резко проговорила миссис Спичи. – Не обольщайтесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26