Бог, наблюдая за
развитием человека, наверное, испытывал такую же печаль и собственную
незначительность, как и Лабиринт, наблюдающий за своими созданиями,
изменяющимися и развивающимися для того, чтобы выжить.
То, что его музыкальные создания выживут, уже ничего не значило для
него, потому что он создавал их для того, чтобы уберечь прекрасное от
осквернения и гибели, а на его собственных глазах проявился совершенно
другой процесс. Док Лабиринт взглянул на меня, его лицо было исполнено
печали. Он обеспечил им выживание, но тем самым был уничтожен всякий смысл
и ценность того, что должно было быть сохранено. Я попытался улыбнуться
ему, но он быстро отвел взгляд.
- Не переживайте так сильно, - сказал я. - В действительности в
зверьке вагнере не произошло больших изменений. Неужели в самом Вагнере не
проявлялись грубость и темперамент? Разве в нем не было склонности к
насилию...
Я запнулся. Доктор Лабиринт отскочил, резко отстранив свою руку от
травы. Он ухватил себя за запястье и согнулся от боли.
- В чем дело? - поспешил я к нему на помощь.
Он с дрожью отвел свою небольшую старую руку от меня.
- Что случилось? В чем дело?
Я повернул его руку к себе. Она вся была покрыта отметинами красных
порезов, распухавших на глазах. Его что-то ужалило или укусило в траве.
Пиная ногой траву, я попытался обнаружить, что же это было. Я заметил
шевеление травы и маленький золотистый шарик, быстро удаляющийся в
направлении зарослей. Он был весь подобно крапиве покрыт шипами.
- Хватайте его! - закричал Лабиринт. - Быстрее!
Я поспешил за существом, вооружившись носовым платком, чтобы
уберечься от шипов. Шарик яростно полз вперед, стараясь скрыться, но я с
помощью своего носового платка в конце концов поймал его.
Пока я поднимался на ноги со своей добычей, Лабиринт наблюдал за моим
трепыхающимся платком.
- Я с трудом могу поверить во все это, - сказал он. - Нам лучше будет
вернуться домой.
- А это что такое?
- Это один из жуков бахов. Но очень сильно изменившийся...
Мы пустились в обратный путь к дому, нащупывая тропинку в темноте. Я
шел первым, раздвигая ветки, а Лабиринт грустно и сосредоточенно следовал
за мной, время от времени ощупывая свою руку.
Мы вошли во двор и подошли к крыльцу заднего входа в дом. Лабиринт
открыл дверь и мы вошли на кухню. Он зажег огонь и поспешил к раковине,
чтобы обмыть свою руку.
Я взял в буфете пустой кувшин и осторожно опустил в него жука баха.
Как только я закрыл крышку жук сделал несколько пробных движений. Я сел за
стол. Мы оба молчали, Лабиринт поливал холодной водой свою распухшую руку,
а я за столом наблюдал как золотой шарик в кувшине ищет возможности
улизнуть.
- Ну что ж? - наконец произнес я.
- Нет никаких сомнений, - Лабиринт подошел к столу и уселся напротив
меня. - Происходят какие-то метаморфозы. Главное то, что у него с самого
начала не было ядовитых шипов. Вы знаете, очень хорошо, что я играл роль
Ноя предельно осторожно.
- Что вы имеете в виду?
- Я их всех сделал стерильными. Они не могут воспроизводиться. У них
не будет потомства и когда они умрут, на этом все и завершится.
- Должен заметить, меня радует, что вы подумали об этом.
- Я хотел бы послушать, - пробормотал Лабиринт, - как все будет
звучать при обратном превращении.
- О чем вы?
- О шарике, о жуке бахе. Это будет настоящий эксперимент, не правда
ли? Я введу его обратно в Машину и мы посмотрим на результат. Не желаете
ли поучаствовать?
- Я согласен со всем, о чем вы говорили, доктор, - сказал я. - Но не
возлагайте на все это слишком больших надежд.
Он осторожно взял кувшин и по крутой сумрачной лестнице мы
направились вниз в подвал. Я различил возвышающуюся в углу среди корыт для
стирки белья огромную колонну из тусклого металла. Все это пробудило во
мне странные ощущения. Это и была Музыкальная Машина.
- Так вот она какая! - произнес я.
- Да, это она и есть.
Лабиринт начал поворачивать рычажки и на некоторое время полностью
сосредоточился на этом. Затем он взял кувшин и поднес к камере Машины.
Осторожно сняв крышку, он вытряхнул жука баха прямо в камеру Машины и
затем тщательно прикрыл крышку.
- Ну что ж, начнем, - сказал он, опустив рычажок, и Машина начала
работать. Лабиринт сложил руки и мы застыли в ожидании. Солнце
окончательно скрылось за горизонтом и за окном уже наступила ночь.
Наконец, индикатор на панели Машины моргнул красным светом. Доктор перевел
рычажки, отключая Машину и мы замерли в молчании, не желая оспаривать
первенство в праве открыть камеру.
- Ну что ж? - наконец произнес я. - Кто из нас первый посмотрит что
получилось?
Лабиринт промолчал. Он подошел к Машине и отодвинул задвижку камеры.
Его пальцы появились с тонким листком бумаги, испещренной нотными
символами. Он передал его мне.
- Вот результат, - только и сказал. - Пойдемте наверх и попытаемся
сыграть то, что получилось.
Мы вернулись наверх, прошли в музыкальную комнату, Лабиринт сел за
большой рояль и я вручил ему полученную партитуру. Он открыл ее, некоторое
время с напряженным и бесстрастным лицом изучал, а затем начал играть.
Я слушал музыку. Она была мерзкой. Я никогда ранее не слышал ничего
подобного. Это была дьявольская какофония, без смысла и содержания, за
исключением разве что чего-то неземного, насыщающего ее чем-то, не
заложенным в нее изначально. Только с большими усилиями я мог узнать в ней
то, что было когда-то фугой Баха, частью самого совершенного и ценимого
произведения.
- Что ж, все ясно, - произнес Лабиринт.
Он встал, взял партитуру в руки и разорвал ее на мелкие кусочки.
Пока мы шли к моему автомобилю, я попытался вслух проанализировать:
- Я думаю, что борьба за выживание наиболее выраженная черта
человеческой натуры. Мораль и этика отступают перед ней.
Лабиринт одобрительно кивнул:
- Возможно, единственное, что может быть сделано, так это лишь
спасение их самих - морали и этики.
- Время рассудит, - произнес я. - Возможно, что даже после неудачи с
этим методом, найдется что-либо иное, то, что мы не можем предсказать или
предвидеть сейчас, то, что появится завтра.
Я пожелал ему доброй ночи и сел в свою машину. Стояла кромешная тьма.
Ночь полностью вступила в свои права. Я включил фары и двинулся по дороге.
Нигде не было видно других машин. Я был один и мне было очень холодно.
На перекрестке я задержался, переключая скорость. Неожиданно на краю
дороги, у самого бордюра, возле подножия огромного платана, в темноте,
что-то зашевелилось.
1 2 3 4
развитием человека, наверное, испытывал такую же печаль и собственную
незначительность, как и Лабиринт, наблюдающий за своими созданиями,
изменяющимися и развивающимися для того, чтобы выжить.
То, что его музыкальные создания выживут, уже ничего не значило для
него, потому что он создавал их для того, чтобы уберечь прекрасное от
осквернения и гибели, а на его собственных глазах проявился совершенно
другой процесс. Док Лабиринт взглянул на меня, его лицо было исполнено
печали. Он обеспечил им выживание, но тем самым был уничтожен всякий смысл
и ценность того, что должно было быть сохранено. Я попытался улыбнуться
ему, но он быстро отвел взгляд.
- Не переживайте так сильно, - сказал я. - В действительности в
зверьке вагнере не произошло больших изменений. Неужели в самом Вагнере не
проявлялись грубость и темперамент? Разве в нем не было склонности к
насилию...
Я запнулся. Доктор Лабиринт отскочил, резко отстранив свою руку от
травы. Он ухватил себя за запястье и согнулся от боли.
- В чем дело? - поспешил я к нему на помощь.
Он с дрожью отвел свою небольшую старую руку от меня.
- Что случилось? В чем дело?
Я повернул его руку к себе. Она вся была покрыта отметинами красных
порезов, распухавших на глазах. Его что-то ужалило или укусило в траве.
Пиная ногой траву, я попытался обнаружить, что же это было. Я заметил
шевеление травы и маленький золотистый шарик, быстро удаляющийся в
направлении зарослей. Он был весь подобно крапиве покрыт шипами.
- Хватайте его! - закричал Лабиринт. - Быстрее!
Я поспешил за существом, вооружившись носовым платком, чтобы
уберечься от шипов. Шарик яростно полз вперед, стараясь скрыться, но я с
помощью своего носового платка в конце концов поймал его.
Пока я поднимался на ноги со своей добычей, Лабиринт наблюдал за моим
трепыхающимся платком.
- Я с трудом могу поверить во все это, - сказал он. - Нам лучше будет
вернуться домой.
- А это что такое?
- Это один из жуков бахов. Но очень сильно изменившийся...
Мы пустились в обратный путь к дому, нащупывая тропинку в темноте. Я
шел первым, раздвигая ветки, а Лабиринт грустно и сосредоточенно следовал
за мной, время от времени ощупывая свою руку.
Мы вошли во двор и подошли к крыльцу заднего входа в дом. Лабиринт
открыл дверь и мы вошли на кухню. Он зажег огонь и поспешил к раковине,
чтобы обмыть свою руку.
Я взял в буфете пустой кувшин и осторожно опустил в него жука баха.
Как только я закрыл крышку жук сделал несколько пробных движений. Я сел за
стол. Мы оба молчали, Лабиринт поливал холодной водой свою распухшую руку,
а я за столом наблюдал как золотой шарик в кувшине ищет возможности
улизнуть.
- Ну что ж? - наконец произнес я.
- Нет никаких сомнений, - Лабиринт подошел к столу и уселся напротив
меня. - Происходят какие-то метаморфозы. Главное то, что у него с самого
начала не было ядовитых шипов. Вы знаете, очень хорошо, что я играл роль
Ноя предельно осторожно.
- Что вы имеете в виду?
- Я их всех сделал стерильными. Они не могут воспроизводиться. У них
не будет потомства и когда они умрут, на этом все и завершится.
- Должен заметить, меня радует, что вы подумали об этом.
- Я хотел бы послушать, - пробормотал Лабиринт, - как все будет
звучать при обратном превращении.
- О чем вы?
- О шарике, о жуке бахе. Это будет настоящий эксперимент, не правда
ли? Я введу его обратно в Машину и мы посмотрим на результат. Не желаете
ли поучаствовать?
- Я согласен со всем, о чем вы говорили, доктор, - сказал я. - Но не
возлагайте на все это слишком больших надежд.
Он осторожно взял кувшин и по крутой сумрачной лестнице мы
направились вниз в подвал. Я различил возвышающуюся в углу среди корыт для
стирки белья огромную колонну из тусклого металла. Все это пробудило во
мне странные ощущения. Это и была Музыкальная Машина.
- Так вот она какая! - произнес я.
- Да, это она и есть.
Лабиринт начал поворачивать рычажки и на некоторое время полностью
сосредоточился на этом. Затем он взял кувшин и поднес к камере Машины.
Осторожно сняв крышку, он вытряхнул жука баха прямо в камеру Машины и
затем тщательно прикрыл крышку.
- Ну что ж, начнем, - сказал он, опустив рычажок, и Машина начала
работать. Лабиринт сложил руки и мы застыли в ожидании. Солнце
окончательно скрылось за горизонтом и за окном уже наступила ночь.
Наконец, индикатор на панели Машины моргнул красным светом. Доктор перевел
рычажки, отключая Машину и мы замерли в молчании, не желая оспаривать
первенство в праве открыть камеру.
- Ну что ж? - наконец произнес я. - Кто из нас первый посмотрит что
получилось?
Лабиринт промолчал. Он подошел к Машине и отодвинул задвижку камеры.
Его пальцы появились с тонким листком бумаги, испещренной нотными
символами. Он передал его мне.
- Вот результат, - только и сказал. - Пойдемте наверх и попытаемся
сыграть то, что получилось.
Мы вернулись наверх, прошли в музыкальную комнату, Лабиринт сел за
большой рояль и я вручил ему полученную партитуру. Он открыл ее, некоторое
время с напряженным и бесстрастным лицом изучал, а затем начал играть.
Я слушал музыку. Она была мерзкой. Я никогда ранее не слышал ничего
подобного. Это была дьявольская какофония, без смысла и содержания, за
исключением разве что чего-то неземного, насыщающего ее чем-то, не
заложенным в нее изначально. Только с большими усилиями я мог узнать в ней
то, что было когда-то фугой Баха, частью самого совершенного и ценимого
произведения.
- Что ж, все ясно, - произнес Лабиринт.
Он встал, взял партитуру в руки и разорвал ее на мелкие кусочки.
Пока мы шли к моему автомобилю, я попытался вслух проанализировать:
- Я думаю, что борьба за выживание наиболее выраженная черта
человеческой натуры. Мораль и этика отступают перед ней.
Лабиринт одобрительно кивнул:
- Возможно, единственное, что может быть сделано, так это лишь
спасение их самих - морали и этики.
- Время рассудит, - произнес я. - Возможно, что даже после неудачи с
этим методом, найдется что-либо иное, то, что мы не можем предсказать или
предвидеть сейчас, то, что появится завтра.
Я пожелал ему доброй ночи и сел в свою машину. Стояла кромешная тьма.
Ночь полностью вступила в свои права. Я включил фары и двинулся по дороге.
Нигде не было видно других машин. Я был один и мне было очень холодно.
На перекрестке я задержался, переключая скорость. Неожиданно на краю
дороги, у самого бордюра, возле подножия огромного платана, в темноте,
что-то зашевелилось.
1 2 3 4