матрас, одеяла, кухонную утварь. Позже он уже ни разу не осмелился переступить порог дома. И до конца дней оставался здесь — нищим, в двух шагах от своего добра…
— Какого добра? — поинтересовался Жюльен.
— Ах да, — вздохнула Клер. — Ты ведь ничего не знаешь. Когда стало ясно, что война неизбежна, дед начал делать запасы разных продуктов в невероятных количествах, словно ему предстояло выдержать осаду. В момент моего отъезда все это находилось в погребе и на чердаке. Растительное масло, окорока, консервы, вино — сотни бутылок превосходного вина. Еще сахар, кофе, шоколад, банки варенья, колбасы… Бог ты мой, там столько всего скопилось, что на чердаке не видно было балок.
Она перечислила все эти сказочные вещи на одном дыхании, почти испуганно, шепотом, не сводя глаз с увитого плющом дома, и взгляд Жюльена тоже невольно устремился на стены, словно пытаясь проникнуть внутрь.
— Сейчас-то все уже давно сгнило, — нерешительно проговорил мальчик, чтобы немного себя ободрить.
— Вряд ли все, — ответила мать. — Многое должно остаться. Сахар, например, как и соль, очень долго хранится.
И, словно спохватившись, прикрыла рот ладонью:
— Безумие говорить с тобой об этом! На твоем месте я бы восприняла это как намек на то, что было бы неплохо пробраться в дом. Не нужно, слышишь! Ни в коем случае. Поклянись, что не пойдешь туда. Поклянись!
Клер обняла сына за плечи и в порыве безотчетного страха притянула к себе. Жюльен почувствовал влажную, нежную кожу, выпуклость груди, откуда доносились глухие удары. Смутившись, мальчик подумал о том, что он слишком взрослый для таких нежностей. Он не настолько невинен, чтобы у него при этом не возникало никаких задних мыслей. Высвободившись, Жюльен рассмеялся:
— Ты меня задушишь! — И без промедления дал обещание, что не переступит порог дома.
Клер вроде бы успокоилась, но пламя страха в глазах не погасло.
— Однажды утром, — начала она, еще больше понизив голос, — помню, только рассвело, я его видела… твоего деда. Он что-то закапывал в саду.
— Что закапывал?
— Не знаю. Баки для кипячения белья или большие жестяные банки, обернутые в промасленную ткань. Запасы на случай войны. Знаешь, тогда многие зарывали в землю золотые монеты, ружья с патронами, консервы.
— Ты смогла бы узнать место?
— Нет… С тех пор все изменилось. Нужно, чтобы я была в доме и стояла, как тогда, возле окна в моей комнате. Не исключено, что это как раз за колючей проволокой.
Она замолчала, по ее телу пробежала дрожь. Теперь, когда они не работали, а просто стояли, все больше давал знать о себе напоенный солью свежий ветер, дувший со стороны моря, силу которого не удавалось обуздать и плотной стене леса. Зарытые в землю луидоры, а возможно, и слитки — это вполне в духе Адмирала. Но где оно теперь, сокровище? Посреди минного поля? На память Жюльену пришла басня о пахаре и его сыновьях . Он почувствовал, как на запястье сомкнулись пальцы Клер.
— Ты дал обещание, — напомнила она. — Я вела с тобой разговор, как со взрослым. Не заставляй меня об этом пожалеть. Больше у твоей матери никого нет… Если придется говорить с тобой, как с маленьким, следя за каждым словом, я сойду с ума, понимаешь? Ты уже не ребенок, детство кончилось. Сделай так, чтобы я могла обращаться к тебе, как к мужчине.
Жюльен кивнул. Он понял, что она хотела сказать, и поклялся, что не станет думать о кладе Адмирала, хотя это и не легко.
— А ты-то веришь в существование золота?
— Верю, — подтвердила мать. — Дед часто рассуждал о том, что при немцах несложно будет обменять золото, в то время как банкноты превратятся в мусор… но, знаешь, лучше поскорее выкинь все это из головы. Раз я его видела, могли видеть и другие — слуги, например, или какой-нибудь бродяга, промышлявший в лесу… После его смерти ничто не мешало им выкопать клад.
— Если только он не на Вороньем поле, — заметил мальчик. — Они ни за что не осмелились бы перелезть через колючую проволоку.
Мать сделала неопределенный жест рукой и попыталась улыбнуться:
— Поживем — увидим! А пока давай поторопимся с уборкой, если мы не хотим провести ночь на улице.
Они оттащили подальше от двери матрасы и подожгли их, не сомневаясь, что там кишмя кишат паразиты, которые скорее всего существовали лишь в их воображении. Вверх взметнулись желтые языки пламени, окутанные черным едким дымом, но этот костер словно придал им сил. Затем не меньше часа Жюльен ходил от колодца к хижине и обратно, таская наполненные до краев ведра с водой, отчего ладони сразу покрылись мозолями. Мать, подобрав юбку, со слипшимися от пота волосами, изо всех сил драила большой нейлоновой щеткой стены и пол. Вскоре в хижине приятно запахло мокрой древесиной. Жюльен принялся за мытье посуды, удаляя жир с утвари и котелков с помощью песка и дочиста ополаскивая их водой. Потом он наполнил большой чан и развел костер между несколькими камнями, что оказалось куда труднее, чем это описывалось в приключенческих романах: потребовалось немало усилий и огромное количество спичек.
Время шло, а они ничего не замечали. Когда стало смеркаться, при мысли, что они будут вынуждены ночевать под открытым небом, их охватила настоящая трудовая лихорадка. Стояла теплая погода, и никакой трагедии бы не было, но оба в глубине души испытывали непреодолимое желание довести уборку до конца и вступить во владение хижиной, словно от этого зависело их будущее: вот почему они продолжали работать с удвоенной энергией. В полуразвалившейся риге Жюльен нашел пучки соломы, которые перенес в новое жилище. Мать устелила ею еще влажный пол, как это делалось в Средние века, и соорудила лежанку, на которой они могли улечься вдвоем. Глядя на импровизированную постель, мальчик невольно подумал о кроватях, матрасах, одеялах и льняных простынях, хранившихся в доме. Да там их хватило бы на целую гостиницу, ибо дверцы шкафов еле закрывались под напором перин, подушек, пуховых одеял и валиков. А уж одежды-то, одежды! Сотни курток, рубашек, платьев, которые могли им сгодиться, особенно сейчас, когда оба были в грязи с головы до пят. Но, спохватившись, Жюльен прогнал глупые мысли. Во-первых, он дал обещание, а во-вторых, бомба-то действительно существовала. Опасная соседка, с ней шутки плохи! Правда, летом рай и в шалаше, а вот с наступлением зимы, когда придется жить в помещении, которое невозможно протопить, дело грозит принять иной оборот.
Войдя в ригу за очередным пучком соломы, Жюльен вздрогнул при виде сгорбленной человеческой фигуры, на которую он сначала не обратил внимания. Присмотревшись, он понял, что в самой глубине постройки на гвозде висит дедовский черный плащ, преображавший его в друида , когда тот отправлялся разгуливать по своим владениям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— Какого добра? — поинтересовался Жюльен.
— Ах да, — вздохнула Клер. — Ты ведь ничего не знаешь. Когда стало ясно, что война неизбежна, дед начал делать запасы разных продуктов в невероятных количествах, словно ему предстояло выдержать осаду. В момент моего отъезда все это находилось в погребе и на чердаке. Растительное масло, окорока, консервы, вино — сотни бутылок превосходного вина. Еще сахар, кофе, шоколад, банки варенья, колбасы… Бог ты мой, там столько всего скопилось, что на чердаке не видно было балок.
Она перечислила все эти сказочные вещи на одном дыхании, почти испуганно, шепотом, не сводя глаз с увитого плющом дома, и взгляд Жюльена тоже невольно устремился на стены, словно пытаясь проникнуть внутрь.
— Сейчас-то все уже давно сгнило, — нерешительно проговорил мальчик, чтобы немного себя ободрить.
— Вряд ли все, — ответила мать. — Многое должно остаться. Сахар, например, как и соль, очень долго хранится.
И, словно спохватившись, прикрыла рот ладонью:
— Безумие говорить с тобой об этом! На твоем месте я бы восприняла это как намек на то, что было бы неплохо пробраться в дом. Не нужно, слышишь! Ни в коем случае. Поклянись, что не пойдешь туда. Поклянись!
Клер обняла сына за плечи и в порыве безотчетного страха притянула к себе. Жюльен почувствовал влажную, нежную кожу, выпуклость груди, откуда доносились глухие удары. Смутившись, мальчик подумал о том, что он слишком взрослый для таких нежностей. Он не настолько невинен, чтобы у него при этом не возникало никаких задних мыслей. Высвободившись, Жюльен рассмеялся:
— Ты меня задушишь! — И без промедления дал обещание, что не переступит порог дома.
Клер вроде бы успокоилась, но пламя страха в глазах не погасло.
— Однажды утром, — начала она, еще больше понизив голос, — помню, только рассвело, я его видела… твоего деда. Он что-то закапывал в саду.
— Что закапывал?
— Не знаю. Баки для кипячения белья или большие жестяные банки, обернутые в промасленную ткань. Запасы на случай войны. Знаешь, тогда многие зарывали в землю золотые монеты, ружья с патронами, консервы.
— Ты смогла бы узнать место?
— Нет… С тех пор все изменилось. Нужно, чтобы я была в доме и стояла, как тогда, возле окна в моей комнате. Не исключено, что это как раз за колючей проволокой.
Она замолчала, по ее телу пробежала дрожь. Теперь, когда они не работали, а просто стояли, все больше давал знать о себе напоенный солью свежий ветер, дувший со стороны моря, силу которого не удавалось обуздать и плотной стене леса. Зарытые в землю луидоры, а возможно, и слитки — это вполне в духе Адмирала. Но где оно теперь, сокровище? Посреди минного поля? На память Жюльену пришла басня о пахаре и его сыновьях . Он почувствовал, как на запястье сомкнулись пальцы Клер.
— Ты дал обещание, — напомнила она. — Я вела с тобой разговор, как со взрослым. Не заставляй меня об этом пожалеть. Больше у твоей матери никого нет… Если придется говорить с тобой, как с маленьким, следя за каждым словом, я сойду с ума, понимаешь? Ты уже не ребенок, детство кончилось. Сделай так, чтобы я могла обращаться к тебе, как к мужчине.
Жюльен кивнул. Он понял, что она хотела сказать, и поклялся, что не станет думать о кладе Адмирала, хотя это и не легко.
— А ты-то веришь в существование золота?
— Верю, — подтвердила мать. — Дед часто рассуждал о том, что при немцах несложно будет обменять золото, в то время как банкноты превратятся в мусор… но, знаешь, лучше поскорее выкинь все это из головы. Раз я его видела, могли видеть и другие — слуги, например, или какой-нибудь бродяга, промышлявший в лесу… После его смерти ничто не мешало им выкопать клад.
— Если только он не на Вороньем поле, — заметил мальчик. — Они ни за что не осмелились бы перелезть через колючую проволоку.
Мать сделала неопределенный жест рукой и попыталась улыбнуться:
— Поживем — увидим! А пока давай поторопимся с уборкой, если мы не хотим провести ночь на улице.
Они оттащили подальше от двери матрасы и подожгли их, не сомневаясь, что там кишмя кишат паразиты, которые скорее всего существовали лишь в их воображении. Вверх взметнулись желтые языки пламени, окутанные черным едким дымом, но этот костер словно придал им сил. Затем не меньше часа Жюльен ходил от колодца к хижине и обратно, таская наполненные до краев ведра с водой, отчего ладони сразу покрылись мозолями. Мать, подобрав юбку, со слипшимися от пота волосами, изо всех сил драила большой нейлоновой щеткой стены и пол. Вскоре в хижине приятно запахло мокрой древесиной. Жюльен принялся за мытье посуды, удаляя жир с утвари и котелков с помощью песка и дочиста ополаскивая их водой. Потом он наполнил большой чан и развел костер между несколькими камнями, что оказалось куда труднее, чем это описывалось в приключенческих романах: потребовалось немало усилий и огромное количество спичек.
Время шло, а они ничего не замечали. Когда стало смеркаться, при мысли, что они будут вынуждены ночевать под открытым небом, их охватила настоящая трудовая лихорадка. Стояла теплая погода, и никакой трагедии бы не было, но оба в глубине души испытывали непреодолимое желание довести уборку до конца и вступить во владение хижиной, словно от этого зависело их будущее: вот почему они продолжали работать с удвоенной энергией. В полуразвалившейся риге Жюльен нашел пучки соломы, которые перенес в новое жилище. Мать устелила ею еще влажный пол, как это делалось в Средние века, и соорудила лежанку, на которой они могли улечься вдвоем. Глядя на импровизированную постель, мальчик невольно подумал о кроватях, матрасах, одеялах и льняных простынях, хранившихся в доме. Да там их хватило бы на целую гостиницу, ибо дверцы шкафов еле закрывались под напором перин, подушек, пуховых одеял и валиков. А уж одежды-то, одежды! Сотни курток, рубашек, платьев, которые могли им сгодиться, особенно сейчас, когда оба были в грязи с головы до пят. Но, спохватившись, Жюльен прогнал глупые мысли. Во-первых, он дал обещание, а во-вторых, бомба-то действительно существовала. Опасная соседка, с ней шутки плохи! Правда, летом рай и в шалаше, а вот с наступлением зимы, когда придется жить в помещении, которое невозможно протопить, дело грозит принять иной оборот.
Войдя в ригу за очередным пучком соломы, Жюльен вздрогнул при виде сгорбленной человеческой фигуры, на которую он сначала не обратил внимания. Присмотревшись, он понял, что в самой глубине постройки на гвозде висит дедовский черный плащ, преображавший его в друида , когда тот отправлялся разгуливать по своим владениям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88