Ты не понимаешь. Можно хорошо относиться к человеку, можно быть готовой прожить с ним всю жизнь, но иногда появляется парень - не парень, а мужик, да - от взгляда которого у тебя начинает что-то сладко ныть внутри, и в животе огонь разгорается, и ноги слабеют. Потому что он смотрит на тебя с таким желанием, что в тебе возникает отклик. И это... будто вот такую вибрирующую мелодию слышишь. Или над пропастью ходишь. Иногда, понимаешь, надо с кем-то другим пройтись над пропастью, чтобы спокойно и ровно любить того, с кем собираешься прожить всю жизнь.
... - Ты... - Вика, в ванне, задохнулась от гнева и брызнула душистой пеной на белый кафель. - Ты говорила не своими словами. Словами этого студента, да?
По кафелю стекали радужные разводы, и сквозь эти разводы до Вики доносился отчаянный, обдирающийся о воздух, крик: "Ааа..."
... - А Стас? - это Вика уже говорила Катьке - пока живой Катьке. - Он как будет относиться, к этим... - она вложила в свой голос столько яда, сколько смогла, но Катька, при всей её "продвинутости", этого яда не прочувствовала. - Он как будет относиться к этим... заходам над пропастью? Если, конечно...
- Если мы поженимся? Он поймет! А скорей, он станет таким мужиком, что с ним самим будешь как над пропастью! Ты не понимаешь, что это такое - быть с мужчиной, а это именно вот так! - Катька открыла окно и встала на подоконник. - Вот такое чувство, как стоять здесь! И страшно, и сладко, и голова кружится, и где-то внутри так тянет, как будто... Как будто, да, в тебя входит что-то теплое и твердое, мужское... И, насев на него, как на опору, ты не боишься висеть над пропастью.
- Ты что? - Вика подскочила. - Ведь если и вправду голова закружится...
- Не закружится, - бесшабашно отозвалась Катька. - Пока рядом есть кто-то, кто поймет, пригреет и простит.
Катька словно двоилась теперь в глазах у Вики, и это двойное изображение покачивалось, как раздвоенное пламя.
- Не упади! - и Вика сделала быстрое движение вперед...
- Я её не толкала, - прошептала Вика, глядя в белую кафельную стену. Это она сама!
Вопль стоял в её ушах, а она вспоминала, как, убедившись за несколько секунд, что никто её видеть не мог и никаких следов своего пребывания она не оставила, она накинула дубленку, выскочила из квартиры и понеслась по лестницам вниз...
- Я её не толкала, - опять прошептала она. - Я лишь... Я сама была, как над пропастью.
Она вынула затычку ванны и смотрела, как вода, струйками и водоворотиками, уносится прочь, в отверстие сливной трубы, оставляя после себя разбросанные тут и там клочья и сугробы душистой хвойной пены, быстро тающие... В этих тающих сугробах и в этом окутывающем её хвойном запахе ей опять привиделось, как они целовались со Стасиком, и там, на взгорке, и перед самым расставанием, в подъезде возле их квартала...
- Как быть с деньгами? - спросил он.
- Возьми ты, - ответила она. - Потом пересчитаем.
- Не хочешь хотя бы поделить пополам?
- Нет. Мои предки, наверно, на ушах стоят, что меня уже сутки не было. У меня они сразу деньги обнаружат, когда мордовать начнут... и хрен знает что подумают. А главное, отнимут. А ты парень, у тебя никто шуровать в сумке не будет.
Это был логический довод. А вне логики она чувствовала: если сейчас она доверит ему все деньги, то этим доверием ещё крепче привяжет его к себе. И вообще, на данный момент он был для неё первым и единственным. Если бы понадобилось, то ради него она убила бы ещё раз... Она поймала себя на том, что ей нравится мысль, что они могут ещё кого-нибудь убить - вместе.
Стасик кивнул, соглашаясь с ней.
Последние струйки воды стекали в сливное отверстие. Она взяла маникюрные ножницы, аккуратно провела по запястьям, вспоминая Стасика с его рассказами о замыслах самоубийства, улыбнулась, положила ножницы на место. Вылезла из ванны, вытерлась большим махровым полотенцем и, завернувшись в длинный, до пят халат, потопала к себе в комнату.
Из соседней комнаты доносился ровный голос диктора: родители смотрели телевизор. Она мельком увидела их фигуры перед освещенным экраном.
Прихватив к себе в комнату телефон на длинном шнуре, она с удовольствием вытянулась на кровати и набрала номер Стасика.
- Это ты? - обрадовался он. - А я тебе звонил... Тебе не передавали?
- Я в ванной была, - ответила Вика. - И вообще, предки со мной не разговаривают. Не успела я порог переступить, как мать мне такую затрещину отвесила, что чуть челюсть не своротила, - Вика опять потрогала припухшую скулу. - И шлюхой ругали меня, и другими словами, и за шиворот трясли... Так что хорошо, что все деньги у тебя остались. А у тебя как дела?
- Нормально, - сказал Стасик. - Я деньги пересчитал. Там больше двадцати тысяч. И ты знаешь, что мы не все нашли?
На стене в комнате Стасика висел огромный настенный календарь с репродукцией "Страшного Суда" Босха - сувенир из музея в Вене, где его родители были по турпутевке. Сейчас он созерцал, не вникая, ту часть, где некий аспид жалил распутницу раздвоенным змеиным языком в самое сокровенное место, а другую прелестницу, разлегшуюся на роскошной красной кровати, осаждали два других жутких создания - нечто вроде панцирных жаб или жабоподобных раков с механическими наростами. Родители были против, чтобы Стасик вешал календарь у себя, но Стасик настоял, объяснив родителям, что эта картинка по стилю - точный хард-рок, и самая убойная музыка под неё лучше воспринимается.
- Откуда тебе известно? - спросила Вика.
- Сейчас по телевизору видел, в сводке происшествий. Арестовали двух бомжей с крупной суммой денег, и выяснили, что они проникли в такой-то дом и убили хозяина и его собаку. Кадры дома показали, понимаешь? И сообщили, Стасик хихикнул, - что бомжи сперва утверждали, будто залезли в дом, увидев, что собака во дворе мертвой валяется, и хозяина уже мертвым застали, а деньги нашли, когда стали шуровать где ни попадя, но потом быстро сознались и даже показали прорубь, в которую выкинули пистолеты. Представляю, как их в милиции обработали... А еще, мол, по утверждению следователя, хозяин дома убит из оружия, имеющего отношение к криминальным разборкам, поэтому они ещё будут разбираться, насколько эти бомжи действительно бомжи, а насколько прикидываются.
- В общем, эти бомжи будут отдуваться за все, - хмыкнула Вика. - Не сказали, сколько при них было денег?
- Пятьдесят пять тысяч.
- Да-а... - протянула Вика. - Жалко, мы их не нашли.
- Наоборот, повезло нам! Если бы просто нашли труп, да стали по всему дому собирать отпечатки пальцев и все остальное... А так - никто ничего искать не будет. Можно считать, мы уплатили эти пятьдесят пять тысяч за то, чтобы спокойно жить с нашими двадцатью!
- Тоже верно, - согласилась Вика. - Но, вообще, с этими деньгами нам надо быть очень осторожными.
- Еще как осторожными!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
... - Ты... - Вика, в ванне, задохнулась от гнева и брызнула душистой пеной на белый кафель. - Ты говорила не своими словами. Словами этого студента, да?
По кафелю стекали радужные разводы, и сквозь эти разводы до Вики доносился отчаянный, обдирающийся о воздух, крик: "Ааа..."
... - А Стас? - это Вика уже говорила Катьке - пока живой Катьке. - Он как будет относиться, к этим... - она вложила в свой голос столько яда, сколько смогла, но Катька, при всей её "продвинутости", этого яда не прочувствовала. - Он как будет относиться к этим... заходам над пропастью? Если, конечно...
- Если мы поженимся? Он поймет! А скорей, он станет таким мужиком, что с ним самим будешь как над пропастью! Ты не понимаешь, что это такое - быть с мужчиной, а это именно вот так! - Катька открыла окно и встала на подоконник. - Вот такое чувство, как стоять здесь! И страшно, и сладко, и голова кружится, и где-то внутри так тянет, как будто... Как будто, да, в тебя входит что-то теплое и твердое, мужское... И, насев на него, как на опору, ты не боишься висеть над пропастью.
- Ты что? - Вика подскочила. - Ведь если и вправду голова закружится...
- Не закружится, - бесшабашно отозвалась Катька. - Пока рядом есть кто-то, кто поймет, пригреет и простит.
Катька словно двоилась теперь в глазах у Вики, и это двойное изображение покачивалось, как раздвоенное пламя.
- Не упади! - и Вика сделала быстрое движение вперед...
- Я её не толкала, - прошептала Вика, глядя в белую кафельную стену. Это она сама!
Вопль стоял в её ушах, а она вспоминала, как, убедившись за несколько секунд, что никто её видеть не мог и никаких следов своего пребывания она не оставила, она накинула дубленку, выскочила из квартиры и понеслась по лестницам вниз...
- Я её не толкала, - опять прошептала она. - Я лишь... Я сама была, как над пропастью.
Она вынула затычку ванны и смотрела, как вода, струйками и водоворотиками, уносится прочь, в отверстие сливной трубы, оставляя после себя разбросанные тут и там клочья и сугробы душистой хвойной пены, быстро тающие... В этих тающих сугробах и в этом окутывающем её хвойном запахе ей опять привиделось, как они целовались со Стасиком, и там, на взгорке, и перед самым расставанием, в подъезде возле их квартала...
- Как быть с деньгами? - спросил он.
- Возьми ты, - ответила она. - Потом пересчитаем.
- Не хочешь хотя бы поделить пополам?
- Нет. Мои предки, наверно, на ушах стоят, что меня уже сутки не было. У меня они сразу деньги обнаружат, когда мордовать начнут... и хрен знает что подумают. А главное, отнимут. А ты парень, у тебя никто шуровать в сумке не будет.
Это был логический довод. А вне логики она чувствовала: если сейчас она доверит ему все деньги, то этим доверием ещё крепче привяжет его к себе. И вообще, на данный момент он был для неё первым и единственным. Если бы понадобилось, то ради него она убила бы ещё раз... Она поймала себя на том, что ей нравится мысль, что они могут ещё кого-нибудь убить - вместе.
Стасик кивнул, соглашаясь с ней.
Последние струйки воды стекали в сливное отверстие. Она взяла маникюрные ножницы, аккуратно провела по запястьям, вспоминая Стасика с его рассказами о замыслах самоубийства, улыбнулась, положила ножницы на место. Вылезла из ванны, вытерлась большим махровым полотенцем и, завернувшись в длинный, до пят халат, потопала к себе в комнату.
Из соседней комнаты доносился ровный голос диктора: родители смотрели телевизор. Она мельком увидела их фигуры перед освещенным экраном.
Прихватив к себе в комнату телефон на длинном шнуре, она с удовольствием вытянулась на кровати и набрала номер Стасика.
- Это ты? - обрадовался он. - А я тебе звонил... Тебе не передавали?
- Я в ванной была, - ответила Вика. - И вообще, предки со мной не разговаривают. Не успела я порог переступить, как мать мне такую затрещину отвесила, что чуть челюсть не своротила, - Вика опять потрогала припухшую скулу. - И шлюхой ругали меня, и другими словами, и за шиворот трясли... Так что хорошо, что все деньги у тебя остались. А у тебя как дела?
- Нормально, - сказал Стасик. - Я деньги пересчитал. Там больше двадцати тысяч. И ты знаешь, что мы не все нашли?
На стене в комнате Стасика висел огромный настенный календарь с репродукцией "Страшного Суда" Босха - сувенир из музея в Вене, где его родители были по турпутевке. Сейчас он созерцал, не вникая, ту часть, где некий аспид жалил распутницу раздвоенным змеиным языком в самое сокровенное место, а другую прелестницу, разлегшуюся на роскошной красной кровати, осаждали два других жутких создания - нечто вроде панцирных жаб или жабоподобных раков с механическими наростами. Родители были против, чтобы Стасик вешал календарь у себя, но Стасик настоял, объяснив родителям, что эта картинка по стилю - точный хард-рок, и самая убойная музыка под неё лучше воспринимается.
- Откуда тебе известно? - спросила Вика.
- Сейчас по телевизору видел, в сводке происшествий. Арестовали двух бомжей с крупной суммой денег, и выяснили, что они проникли в такой-то дом и убили хозяина и его собаку. Кадры дома показали, понимаешь? И сообщили, Стасик хихикнул, - что бомжи сперва утверждали, будто залезли в дом, увидев, что собака во дворе мертвой валяется, и хозяина уже мертвым застали, а деньги нашли, когда стали шуровать где ни попадя, но потом быстро сознались и даже показали прорубь, в которую выкинули пистолеты. Представляю, как их в милиции обработали... А еще, мол, по утверждению следователя, хозяин дома убит из оружия, имеющего отношение к криминальным разборкам, поэтому они ещё будут разбираться, насколько эти бомжи действительно бомжи, а насколько прикидываются.
- В общем, эти бомжи будут отдуваться за все, - хмыкнула Вика. - Не сказали, сколько при них было денег?
- Пятьдесят пять тысяч.
- Да-а... - протянула Вика. - Жалко, мы их не нашли.
- Наоборот, повезло нам! Если бы просто нашли труп, да стали по всему дому собирать отпечатки пальцев и все остальное... А так - никто ничего искать не будет. Можно считать, мы уплатили эти пятьдесят пять тысяч за то, чтобы спокойно жить с нашими двадцатью!
- Тоже верно, - согласилась Вика. - Но, вообще, с этими деньгами нам надо быть очень осторожными.
- Еще как осторожными!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21