Гарриет немедленно заняла парту посередине, так чтобы Спорти был с одной стороны, а Джени, — с другой.
— Ура! — обрадовался Спорти. Если бы им не удалось занять эти парты, было бы труднее перебрасываться записочками.
Мисс Элсон стояла около учительского стола. Она была их классная руководительница. Гарриет с любопытством посмотрела на нее и записала:
МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО МИСС ЭЛСОН — ОДНА ИЗ ТЕХ, НА КОГО, УВИДЕВ, ВРЯД ЛИ ОБРАТИШЬ ВНИМАНИЕ.
Она захлопнула блокнот, как будто посадила мисс Элсон в коробку и закрыла крышку. Учительница скрипучим голосом читала список учащихся — Андрюс, Велш, Гиббс, Мэтьюс, Петерс, Рок, Уайтхед, Хансен, Хеннесси, Хоторн.
Все быстро отвечали: «Здесь».
— А теперь, дети, давайте выберем старосту класса. Кого вы предлагаете?
Спорти вскочил:
— Я предлагаю Гарриет Велш.
Джени закричала:
— Я поддерживаю.
Они это делали каждый год, потому что староста класса командовал всем. Когда учителю надо было выйти из класса, староста мог написать на доске имя любого, кто плохо себя вел. Еще староста редактировал страницу класса в школьной газете.
Рэчел Хеннесси вскочила и голосом примерной ученицы произнесла:
— Предлагаю Мэрион Хоторн.
Мэрион Хоторн бросила на Эллин Хансен взгляд, от которого у Гарриет волосы на голове зашевелились. Повинуясь взгляду, Эллин робко поднялась и испуганно пискнула:
— Поддерживаю.
Все было подстроено, как и каждый год. Никто больше никого не предложил, и после голосования Мэрион Хоторн стала старостой. Каждый год либо Мэрион Хоторн, либо Рэчел Хеннесси выбирались в старосты. Гарриет записала в блокноте:
МОЖНО БЫ ПОДУМАТЬ, ЧТО УЧИТЕЛЬНИЦЕ СЛЕДУЕТ ЧТО-ТО ЗАПОДОЗРИТЬ, ЕСЛИ ПЯТЬ ЛЕТ ПОДРЯД НИ Я, НИ СПОРТИ, НИ ДЖЕНИ ТАК НИ РАЗУ И НЕ БЫЛИ ИЗБРАНЫ.
Мэрион Хоторн прямо сияла от радости. Спорти, Джени и Гарриет переглянулись.
Джени прошептала:
— Наш день еще придет. Подождите.
Гарриет решила, что, когда они взорвут весь мир, Мэрион Хоторн увидит, кто они такие — Джени это имела в виду. А может, она намеревалась сначала взорвать Мэрион, что тоже было неплохой мыслью.
В конце концов в полчетвертого уроки закончились. Спорти подошел к Гарриет:
— Эй, придешь сегодня?
— Как закончу со шпионским маршрутом, и если время останется.
— Ну, а Джени собирается работать в лаборатории. Вечно вы обе работаете.
— Почему бы тебе не потренироваться? Ты же собираешься стать футболистом?
— Не могу. Надо дома убрать. Заходи, если время останется.
— Ага, — сказала Гарриет, а потом добавила «пока» и побежала к дому.
Приближалось время молока и печенья. Каждый день без двадцати четыре она получала молоко и печенье. Гарриет нравилось каждый день делать все в одно то же время.
— Время для печенья и для молока, время для печенья, печенья с молоком, — она вбежала в дом, пробежала через переднюю, столовую и гостиную прямо на кухню и налетела на кухарку.
— Ну, ты прямо как ракета, запущенная из школы, — вскрикнула кухарка.
— Привет, привет, тебе привет, привет тебе, тебе привет, — распевала Гарриет. Потом открыла блокнот и записала:
ДА-ДА-ДА. МЕНЯ ВСЕГДА ПРЕКРАСНО СЛЫШНО. ОДНАЖДЫ ОЛЕ-ГОЛЛИ СКАЗАЛА: «ТЕБЯ НЕЛЬЗЯ ПОТЕРЯТЬ В ТОЛПЕ, ТЕБЯ ВСЕГДА МОЖНО ОБНАРУЖИТЬ ПО ГОЛОСУ».
Она с такой силой захлопнула блокнот, что кухарка даже вздрогнула. Гарриет рассмеялась.
Кухарка поставила на стол печенье и налила девочке молока.
— Зачем ты всегда пишешь в своем треклятом блокноте? — с кислым выражением лица спросила она.
— Потому что я шпионка.
— Шпионка, ну и ну. Тоже мне, шпионка.
— Я шпионка, и притом преотличная. Меня еще ни разу не поймали.
Кухарка налила себе чашечку кофе.
— А сколько времени ты шпионка?
— С тех пор, как научилась писать. Оле-Голли сказала, что, если я хочу стать писателем, я должна все записывать. Так что я стала шпионкой и все записываю.
— Гм-гм, — Гарриет знала, что если кухарка производит эти звуки, ей больше нечего сказать.
— Я о тебе все знаю.
— Прямо смешно, — похоже, что кухарка слегка испугалась.
— Мне тоже смешно. Я знаю, что ты живешь с сестрой в Бруклине, и она собирается замуж. А еще ты мечтаешь о машине, и у тебя есть сын, он выпивает, и у него полно неприятностей.
— Что же это такое? Под дверьми подслушиваешь?
— Да, — призналась Гарриет.
— Ну, а я никогда не подслушиваю. Я считаю, что это плохие манеры.
— А Оле-Голли так не считает. Она сказала, надо узнавать все, потому что жизнь трудна, даже если ты много знаешь.
— Спорю, она не знает, что ты шныряешь по дому и подслушиваешь.
— Ну, а как я еще могу обо всем узнать?
— Не знаю, — покачала головой кухарка. — И эта самая Оле-Голли, уж не знаю…
— Что такое? — забеспокоилась Гарриет.
— Не знаю, ну, просто не знаю. Я вот думаю, что она…
— Что это вы такое не знаете? — вошла в комнату Оле-Голли.
Кухарка готова была сквозь землю провалиться. Она встала и робко спросила:
— Не хотите ли чашечку чая, мисс Голли?
— С превеликим удовольствием, — Оле-Голли уселась за стол.
Гарриет открыла блокнот:
ИНТЕРЕСНО, ЧТО ВСЕ ЭТО ЗНАЧИТ? МОЖЕТ БЫТЬ, ОЛЕ-ГОЛЛИ ЗНАЕТ ЧТО-ТО ТАКОЕ КУХАРКЕ, ЧТО КУХАРКА СКРЫВАЕТ. ПРОВЕРИТЬ.
— Какие предметы в этом году в школе, Гарриет? — спросила Оле-Голли.
— Английский, история, география, французский, математика, уф, природоведение, уф, история искусств, уф-уф-уф, — унылой скороговоркой пробормотала Гарриет.
— А какая история?
— Греки и Рим.
— Они очень интересны.
— Что?
— Да-да, очень интересны. Кстати о шпионах, их боги все время друг за другом шпионили.
— Ага?
— Да, Гарриет, а не ага.
— По мне, так я бы лучше о них век не слышала.
— Тогда вот тебе мысль из Эзопа: «Мы бы часто сожалели, если бы наши желания всегда исполнялись», — разразившись цитатой, Оле-Голли даже хмыкнула от удовольствия.
— Ну, мне пора, — сказала Гарриет.
— Да-да, — подхватила кухарка, — иди, погуляй, поиграй.
— Я иду не ИГРАТЬ, я иду РАБОТАТЬ, — Гарриет поднялась и с важностью вышла из кухни, но тут же помчалась галопом с первого этажа через гостиную и столовую, наверх мимо спальни родителей и библиотеки к себе на третий этаж.
Гарриет любила свою комнату. Она была маленькая и уютная, с крохотной ванной рядом, в которой было окошко с видом на парк через дорогу. В самой комнате было окно побольше. Девочка оглядела свое хозяйство, довольная порядком. Она никогда ничего не разбрасывала, не потому, что ей кто-то об этом напоминал — напоминать не приходилось — а потому, что это была ее комната, и ей самой нравилось, чтобы все было именно в таком порядке. Гарриет вообще любила определенный порядок. Комната была такая милая. Небольшая кровать у окна, полка с книгами, ящик, в котором когда-то были игрушки, а теперь ее блокноты — ящик был хорош тем, что запирался, — письменный стол, чтобы делать домашние задания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
— Ура! — обрадовался Спорти. Если бы им не удалось занять эти парты, было бы труднее перебрасываться записочками.
Мисс Элсон стояла около учительского стола. Она была их классная руководительница. Гарриет с любопытством посмотрела на нее и записала:
МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО МИСС ЭЛСОН — ОДНА ИЗ ТЕХ, НА КОГО, УВИДЕВ, ВРЯД ЛИ ОБРАТИШЬ ВНИМАНИЕ.
Она захлопнула блокнот, как будто посадила мисс Элсон в коробку и закрыла крышку. Учительница скрипучим голосом читала список учащихся — Андрюс, Велш, Гиббс, Мэтьюс, Петерс, Рок, Уайтхед, Хансен, Хеннесси, Хоторн.
Все быстро отвечали: «Здесь».
— А теперь, дети, давайте выберем старосту класса. Кого вы предлагаете?
Спорти вскочил:
— Я предлагаю Гарриет Велш.
Джени закричала:
— Я поддерживаю.
Они это делали каждый год, потому что староста класса командовал всем. Когда учителю надо было выйти из класса, староста мог написать на доске имя любого, кто плохо себя вел. Еще староста редактировал страницу класса в школьной газете.
Рэчел Хеннесси вскочила и голосом примерной ученицы произнесла:
— Предлагаю Мэрион Хоторн.
Мэрион Хоторн бросила на Эллин Хансен взгляд, от которого у Гарриет волосы на голове зашевелились. Повинуясь взгляду, Эллин робко поднялась и испуганно пискнула:
— Поддерживаю.
Все было подстроено, как и каждый год. Никто больше никого не предложил, и после голосования Мэрион Хоторн стала старостой. Каждый год либо Мэрион Хоторн, либо Рэчел Хеннесси выбирались в старосты. Гарриет записала в блокноте:
МОЖНО БЫ ПОДУМАТЬ, ЧТО УЧИТЕЛЬНИЦЕ СЛЕДУЕТ ЧТО-ТО ЗАПОДОЗРИТЬ, ЕСЛИ ПЯТЬ ЛЕТ ПОДРЯД НИ Я, НИ СПОРТИ, НИ ДЖЕНИ ТАК НИ РАЗУ И НЕ БЫЛИ ИЗБРАНЫ.
Мэрион Хоторн прямо сияла от радости. Спорти, Джени и Гарриет переглянулись.
Джени прошептала:
— Наш день еще придет. Подождите.
Гарриет решила, что, когда они взорвут весь мир, Мэрион Хоторн увидит, кто они такие — Джени это имела в виду. А может, она намеревалась сначала взорвать Мэрион, что тоже было неплохой мыслью.
В конце концов в полчетвертого уроки закончились. Спорти подошел к Гарриет:
— Эй, придешь сегодня?
— Как закончу со шпионским маршрутом, и если время останется.
— Ну, а Джени собирается работать в лаборатории. Вечно вы обе работаете.
— Почему бы тебе не потренироваться? Ты же собираешься стать футболистом?
— Не могу. Надо дома убрать. Заходи, если время останется.
— Ага, — сказала Гарриет, а потом добавила «пока» и побежала к дому.
Приближалось время молока и печенья. Каждый день без двадцати четыре она получала молоко и печенье. Гарриет нравилось каждый день делать все в одно то же время.
— Время для печенья и для молока, время для печенья, печенья с молоком, — она вбежала в дом, пробежала через переднюю, столовую и гостиную прямо на кухню и налетела на кухарку.
— Ну, ты прямо как ракета, запущенная из школы, — вскрикнула кухарка.
— Привет, привет, тебе привет, привет тебе, тебе привет, — распевала Гарриет. Потом открыла блокнот и записала:
ДА-ДА-ДА. МЕНЯ ВСЕГДА ПРЕКРАСНО СЛЫШНО. ОДНАЖДЫ ОЛЕ-ГОЛЛИ СКАЗАЛА: «ТЕБЯ НЕЛЬЗЯ ПОТЕРЯТЬ В ТОЛПЕ, ТЕБЯ ВСЕГДА МОЖНО ОБНАРУЖИТЬ ПО ГОЛОСУ».
Она с такой силой захлопнула блокнот, что кухарка даже вздрогнула. Гарриет рассмеялась.
Кухарка поставила на стол печенье и налила девочке молока.
— Зачем ты всегда пишешь в своем треклятом блокноте? — с кислым выражением лица спросила она.
— Потому что я шпионка.
— Шпионка, ну и ну. Тоже мне, шпионка.
— Я шпионка, и притом преотличная. Меня еще ни разу не поймали.
Кухарка налила себе чашечку кофе.
— А сколько времени ты шпионка?
— С тех пор, как научилась писать. Оле-Голли сказала, что, если я хочу стать писателем, я должна все записывать. Так что я стала шпионкой и все записываю.
— Гм-гм, — Гарриет знала, что если кухарка производит эти звуки, ей больше нечего сказать.
— Я о тебе все знаю.
— Прямо смешно, — похоже, что кухарка слегка испугалась.
— Мне тоже смешно. Я знаю, что ты живешь с сестрой в Бруклине, и она собирается замуж. А еще ты мечтаешь о машине, и у тебя есть сын, он выпивает, и у него полно неприятностей.
— Что же это такое? Под дверьми подслушиваешь?
— Да, — призналась Гарриет.
— Ну, а я никогда не подслушиваю. Я считаю, что это плохие манеры.
— А Оле-Голли так не считает. Она сказала, надо узнавать все, потому что жизнь трудна, даже если ты много знаешь.
— Спорю, она не знает, что ты шныряешь по дому и подслушиваешь.
— Ну, а как я еще могу обо всем узнать?
— Не знаю, — покачала головой кухарка. — И эта самая Оле-Голли, уж не знаю…
— Что такое? — забеспокоилась Гарриет.
— Не знаю, ну, просто не знаю. Я вот думаю, что она…
— Что это вы такое не знаете? — вошла в комнату Оле-Голли.
Кухарка готова была сквозь землю провалиться. Она встала и робко спросила:
— Не хотите ли чашечку чая, мисс Голли?
— С превеликим удовольствием, — Оле-Голли уселась за стол.
Гарриет открыла блокнот:
ИНТЕРЕСНО, ЧТО ВСЕ ЭТО ЗНАЧИТ? МОЖЕТ БЫТЬ, ОЛЕ-ГОЛЛИ ЗНАЕТ ЧТО-ТО ТАКОЕ КУХАРКЕ, ЧТО КУХАРКА СКРЫВАЕТ. ПРОВЕРИТЬ.
— Какие предметы в этом году в школе, Гарриет? — спросила Оле-Голли.
— Английский, история, география, французский, математика, уф, природоведение, уф, история искусств, уф-уф-уф, — унылой скороговоркой пробормотала Гарриет.
— А какая история?
— Греки и Рим.
— Они очень интересны.
— Что?
— Да-да, очень интересны. Кстати о шпионах, их боги все время друг за другом шпионили.
— Ага?
— Да, Гарриет, а не ага.
— По мне, так я бы лучше о них век не слышала.
— Тогда вот тебе мысль из Эзопа: «Мы бы часто сожалели, если бы наши желания всегда исполнялись», — разразившись цитатой, Оле-Голли даже хмыкнула от удовольствия.
— Ну, мне пора, — сказала Гарриет.
— Да-да, — подхватила кухарка, — иди, погуляй, поиграй.
— Я иду не ИГРАТЬ, я иду РАБОТАТЬ, — Гарриет поднялась и с важностью вышла из кухни, но тут же помчалась галопом с первого этажа через гостиную и столовую, наверх мимо спальни родителей и библиотеки к себе на третий этаж.
Гарриет любила свою комнату. Она была маленькая и уютная, с крохотной ванной рядом, в которой было окошко с видом на парк через дорогу. В самой комнате было окно побольше. Девочка оглядела свое хозяйство, довольная порядком. Она никогда ничего не разбрасывала, не потому, что ей кто-то об этом напоминал — напоминать не приходилось — а потому, что это была ее комната, и ей самой нравилось, чтобы все было именно в таком порядке. Гарриет вообще любила определенный порядок. Комната была такая милая. Небольшая кровать у окна, полка с книгами, ящик, в котором когда-то были игрушки, а теперь ее блокноты — ящик был хорош тем, что запирался, — письменный стол, чтобы делать домашние задания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49