В журнале их звали Наоми, Кейт, Элль и Наташа, но теперь они стали моими, и я дала им новые имена: Роза, Фиалка, Нарцисса и Колокольчик. Я смягчилась, взяла карандаши и разрисовала их модные черно-белые наряды ярко-красными, лиловыми, жёлтыми и синими цветами под стать именам.
— Очень в стиле «Вог», — раздражённо сказала Сильвия.
Большую часть дня она молчала. Она приготовила мне обед, а затем просто наблюдала за мной из своего угла. Должно быть, не забыла, как ей пришлось отстирывать костюм. Но, видя, что бутерброд с арахисовым маслом и газировка не лезут из меня наружу, она успокоилась и включила телевизор. А затем, ближе к вечеру, вернулся папочка.
— Как выглядела мамочка? — спросила я.
Папочка нахмурился, не зная, что сказать. Я не хотела его смутить. Я не понимала, что мамочка мертва и лежит под слоем земли. Мне сказали, что она спит, что она не вернётся домой, но когда-нибудь я встречусь с ней в раю. Мамочка часто читала мне сказки, и я представляла себе, что она спит в замке, окружённом шипами, далеко-далеко, в месте, которое называется Рай.
Папочка не ответил.
Он подолгу шептался с Сильвией. Иногда они ссорились и переходили на крик. За этим следовало страстное примирение, и я заставала их друг у друга в объятиях. Я старалась делать вид, что ничего не замечаю. Я крепче стискивала бумажных девушек и мысленно играла с ними во взрослых, представляя, как мы танцуем в клубе — я, Роза, Фиалка, Нарцисса и Колокольчик.
Я не могла танцевать круглыми сутками. По ночам, когда мне было положено спать, я плакала. Я рыдала днём в туалете, а затем вытирала лицо жёсткой бумагой и высмаркивала нос, чтобы никто не заметил.
Воспитатели ходили вокруг меня на цыпочках. Детей, наверное, предупредили, чтобы они не заговаривали со мной о маме. На всякий случай они вовсе перестали со мной разговаривать — даже Бетси, моя лучшая подруга. Она вела себя так, будто самоубийство заразно. Мы по-прежнему сидели за одной партой, но она отодвигалась от меня на самый край и, стоило прозвенеть звонку, убегала подальше, чтобы не играть со мной. Она нашла себе другую подругу — Шармен. Они ходили по двору под ручку и делились секретами. Я попыталась отвоевать Бетси назад, подарив ей свою новую Барби, но она сказала, что куклы для малышей. Я прекрасно помнила, что у неё дома целая куча Барби. Когда-то я приходила к ней на чай, и мы в них играли.
Я больше не могла пригласить её к себе, потому что у меня не было дома.
А затем он у меня появился. Мы вернулись в наш старый дом — вместе с Сильвией.
— Это мамочкин дом! — сказала я. — Она не пустит Сильвию.
— Не глупи, Эйприл. Мамочка нас покинула. Это мой дом, и я буду в нем жить. Вместе с Сильвией. Она будет твоей новой мамочкой.
Я отказалась наотрез. Сильвии это тоже не понравилось.
— Ненавижу этот дом. Я постоянно ловлю на себе осуждающие взгляды! — кричала она. — Я не стану здесь жить. Не стану заботиться о твоей ненормальной дочери. Я хочу весёлой жизни! Я ухожу.
И она ушла. Какое-то время мы с папочкой жили вдвоём. Он не знал, что со мной делать. Он попросил миссис Стивенсон водить меня в детский сад и присматривать за мной, пока он на работе. Миссис Стивенсон ясно дала понять, что согласна сидеть со мной лишь изредка, в виде исключения. Я умоляла папочку попросить маму Бетси, надеясь помириться с лучшей подругой, но она тоже отказалась брать на себя ответственность.
— Ты можешь вести себя хорошо? — спросил папочка.
Я старалась вести себя хорошо: папочка был очень, очень раздражительным, и я стала тихой, как мышка. Я мысленно говорила с Розой, Фиалкой, Нарциссой и Колокольчиком. Мы играли весь день и танцевали ночи напролёт. Мы были самостоятельными. Мы не нуждались в мамах и папах.
Папочка нанял пожилую даму, чтобы та за мной присматривала. Она заявилась в наш дом и по-хозяйски заняла место перед телевизором. Я не могла вынести того, что она сидит в мамочкином кресле, погрузив огромный зад в её лавандовые подушки. Я свернулась в кресле и отказалась вставать. Она больно шлёпнула меня пониже спины. Я её лягнула. Она от нас ушла.
Тогда папочка нанял молоденькую студентку Дженнифер. Она была полной, розовощёкой и доброй. Она показала мне, как наклеить бумажных девочек на картон, чтобы они не порвались. Я полюбила Дженнифер. К несчастью, папочка тоже её полюбил. Она явно умела клеить не только картонные фигурки. Дженнифер переехала к нам. Она заняла не только мамочкин стул. Она заняла её кровать.
Теперь меня не пускали в спальню. Я слонялась по коридору, чувствуя себя одинокой и несчастной. Роза, Фиалка, Колокольчик и Нарцисса не смогли меня утешить.
Я пошла в ванную комнату и уставилась на квадрат, где когда-то была ванна. Папочка поставил на её место душевую кабинку, потому что Сильвии было страшно в ней мыться. Ещё одна перемена. Я хотела, чтобы ванна вновь оказалась на месте. Мне хотелось забраться в неё и представить, что я лежу рядом с мамочкой. Я бы насильно открыла ей глаза, и она бы больше никогда не уснула.
Как же мне было плохо без неё!
Я прошептала её имя. Я шептала все громче и громче, пока не начала кричать. Папочка и Дженнифер барабанили в дверь. Мне казалось, я задвинула щеколду, но папочка навалился всем телом, и дверь распахнулась. Он вцепился пальцами мне в плечи, оторвал меня от пола и затряс. Моя голова моталась из стороны в сторону, ванная плыла, как на американских горках.
— Прекрати орать!!! — закричал он на весь дом.
Я не могла прекратить, так я была напугана. Я не слушала просьбы Дженнифер. Я не слушала просьбы миссис Стивенсон, которая прибежала, решив, что меня убивают. Пришлось вызвать врача, который вколол мне лекарство. Он сказал, что теперь я усну, и от этих слов я развопилась ещё громче.
Врач сказал, что я страдаю от «нервного потрясения». Вообще-то ничего удивительного. Он добавил, что мне нужна любовь и забота.
Думаю, папочка пытался доказать мне свою любовь. День или два.
— Не грусти, Эйприл. Папочка с тобой. Папочка тебя любит. Ну же, улыбнись. Хочешь, я тебя пощекочу? Ха-ха-ха! — Он тыкал жёстким пальцем мне в подмышку или шею, пока я не кривила губы в некоем подобии улыбки.
Но чаще он просто не обращал на меня внимания. У меня разладились дела в детском саду. Воспитательница спрашивала папочку, высыпаюсь ли я по ночам. Уж что-что, а спит она как убитая, отвечал он. Я не успевала вовремя проснуться и добежать до туалета. На заднем дворе постоянно сушились мои простыни. Папочка злился и говорил, что я веду себя как младенец. Дженнифер заступалась: это не моя вина, у меня просто слабые нервы, я в мать.
— Она ей не мать, — сказал папочка.
Что ж, он не был мне отцом, и я просто счастлива, что в моих жилах нет ни капли его крови. Он тоже был этому рад. Со смерти мамочки не прошло и нескольких месяцев, а ему уже надоело со мной возиться, и он сдал меня социальным работникам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— Очень в стиле «Вог», — раздражённо сказала Сильвия.
Большую часть дня она молчала. Она приготовила мне обед, а затем просто наблюдала за мной из своего угла. Должно быть, не забыла, как ей пришлось отстирывать костюм. Но, видя, что бутерброд с арахисовым маслом и газировка не лезут из меня наружу, она успокоилась и включила телевизор. А затем, ближе к вечеру, вернулся папочка.
— Как выглядела мамочка? — спросила я.
Папочка нахмурился, не зная, что сказать. Я не хотела его смутить. Я не понимала, что мамочка мертва и лежит под слоем земли. Мне сказали, что она спит, что она не вернётся домой, но когда-нибудь я встречусь с ней в раю. Мамочка часто читала мне сказки, и я представляла себе, что она спит в замке, окружённом шипами, далеко-далеко, в месте, которое называется Рай.
Папочка не ответил.
Он подолгу шептался с Сильвией. Иногда они ссорились и переходили на крик. За этим следовало страстное примирение, и я заставала их друг у друга в объятиях. Я старалась делать вид, что ничего не замечаю. Я крепче стискивала бумажных девушек и мысленно играла с ними во взрослых, представляя, как мы танцуем в клубе — я, Роза, Фиалка, Нарцисса и Колокольчик.
Я не могла танцевать круглыми сутками. По ночам, когда мне было положено спать, я плакала. Я рыдала днём в туалете, а затем вытирала лицо жёсткой бумагой и высмаркивала нос, чтобы никто не заметил.
Воспитатели ходили вокруг меня на цыпочках. Детей, наверное, предупредили, чтобы они не заговаривали со мной о маме. На всякий случай они вовсе перестали со мной разговаривать — даже Бетси, моя лучшая подруга. Она вела себя так, будто самоубийство заразно. Мы по-прежнему сидели за одной партой, но она отодвигалась от меня на самый край и, стоило прозвенеть звонку, убегала подальше, чтобы не играть со мной. Она нашла себе другую подругу — Шармен. Они ходили по двору под ручку и делились секретами. Я попыталась отвоевать Бетси назад, подарив ей свою новую Барби, но она сказала, что куклы для малышей. Я прекрасно помнила, что у неё дома целая куча Барби. Когда-то я приходила к ней на чай, и мы в них играли.
Я больше не могла пригласить её к себе, потому что у меня не было дома.
А затем он у меня появился. Мы вернулись в наш старый дом — вместе с Сильвией.
— Это мамочкин дом! — сказала я. — Она не пустит Сильвию.
— Не глупи, Эйприл. Мамочка нас покинула. Это мой дом, и я буду в нем жить. Вместе с Сильвией. Она будет твоей новой мамочкой.
Я отказалась наотрез. Сильвии это тоже не понравилось.
— Ненавижу этот дом. Я постоянно ловлю на себе осуждающие взгляды! — кричала она. — Я не стану здесь жить. Не стану заботиться о твоей ненормальной дочери. Я хочу весёлой жизни! Я ухожу.
И она ушла. Какое-то время мы с папочкой жили вдвоём. Он не знал, что со мной делать. Он попросил миссис Стивенсон водить меня в детский сад и присматривать за мной, пока он на работе. Миссис Стивенсон ясно дала понять, что согласна сидеть со мной лишь изредка, в виде исключения. Я умоляла папочку попросить маму Бетси, надеясь помириться с лучшей подругой, но она тоже отказалась брать на себя ответственность.
— Ты можешь вести себя хорошо? — спросил папочка.
Я старалась вести себя хорошо: папочка был очень, очень раздражительным, и я стала тихой, как мышка. Я мысленно говорила с Розой, Фиалкой, Нарциссой и Колокольчиком. Мы играли весь день и танцевали ночи напролёт. Мы были самостоятельными. Мы не нуждались в мамах и папах.
Папочка нанял пожилую даму, чтобы та за мной присматривала. Она заявилась в наш дом и по-хозяйски заняла место перед телевизором. Я не могла вынести того, что она сидит в мамочкином кресле, погрузив огромный зад в её лавандовые подушки. Я свернулась в кресле и отказалась вставать. Она больно шлёпнула меня пониже спины. Я её лягнула. Она от нас ушла.
Тогда папочка нанял молоденькую студентку Дженнифер. Она была полной, розовощёкой и доброй. Она показала мне, как наклеить бумажных девочек на картон, чтобы они не порвались. Я полюбила Дженнифер. К несчастью, папочка тоже её полюбил. Она явно умела клеить не только картонные фигурки. Дженнифер переехала к нам. Она заняла не только мамочкин стул. Она заняла её кровать.
Теперь меня не пускали в спальню. Я слонялась по коридору, чувствуя себя одинокой и несчастной. Роза, Фиалка, Колокольчик и Нарцисса не смогли меня утешить.
Я пошла в ванную комнату и уставилась на квадрат, где когда-то была ванна. Папочка поставил на её место душевую кабинку, потому что Сильвии было страшно в ней мыться. Ещё одна перемена. Я хотела, чтобы ванна вновь оказалась на месте. Мне хотелось забраться в неё и представить, что я лежу рядом с мамочкой. Я бы насильно открыла ей глаза, и она бы больше никогда не уснула.
Как же мне было плохо без неё!
Я прошептала её имя. Я шептала все громче и громче, пока не начала кричать. Папочка и Дженнифер барабанили в дверь. Мне казалось, я задвинула щеколду, но папочка навалился всем телом, и дверь распахнулась. Он вцепился пальцами мне в плечи, оторвал меня от пола и затряс. Моя голова моталась из стороны в сторону, ванная плыла, как на американских горках.
— Прекрати орать!!! — закричал он на весь дом.
Я не могла прекратить, так я была напугана. Я не слушала просьбы Дженнифер. Я не слушала просьбы миссис Стивенсон, которая прибежала, решив, что меня убивают. Пришлось вызвать врача, который вколол мне лекарство. Он сказал, что теперь я усну, и от этих слов я развопилась ещё громче.
Врач сказал, что я страдаю от «нервного потрясения». Вообще-то ничего удивительного. Он добавил, что мне нужна любовь и забота.
Думаю, папочка пытался доказать мне свою любовь. День или два.
— Не грусти, Эйприл. Папочка с тобой. Папочка тебя любит. Ну же, улыбнись. Хочешь, я тебя пощекочу? Ха-ха-ха! — Он тыкал жёстким пальцем мне в подмышку или шею, пока я не кривила губы в некоем подобии улыбки.
Но чаще он просто не обращал на меня внимания. У меня разладились дела в детском саду. Воспитательница спрашивала папочку, высыпаюсь ли я по ночам. Уж что-что, а спит она как убитая, отвечал он. Я не успевала вовремя проснуться и добежать до туалета. На заднем дворе постоянно сушились мои простыни. Папочка злился и говорил, что я веду себя как младенец. Дженнифер заступалась: это не моя вина, у меня просто слабые нервы, я в мать.
— Она ей не мать, — сказал папочка.
Что ж, он не был мне отцом, и я просто счастлива, что в моих жилах нет ни капли его крови. Он тоже был этому рад. Со смерти мамочки не прошло и нескольких месяцев, а ему уже надоело со мной возиться, и он сдал меня социальным работникам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25