Однажды при встрече Ритуля протянула ему ладошку и сказала:
— Руку могу тебе отдать, но сердце пока глухо…
Потом и у сердца прорезался слух, в такси щекой прижималась к его плечу и вздыхала. Тень ее мамаши нависала над ними, та была старорежимной закваски, ценила добытчиков, а Суриков ей казался пустельгой, деньги на ветер пускающим: да хоть ты на Чукотке служи, где сто процентов северной надбавки, а копеечку береги, не мотайся по городу в такси, не суй дочери букеты роз, в огороде гвоздик бесплатных полно.
За неделю до отлета произошло событие, перевернувшее скромную жизнь тропаревской семьи. В воскресенье заехал Суриков за Ритой и увидел у домика ее ведро с надписью «Для жидких отходов». Смотрел долго, неотрывно, томительно размышляя. Подтверждая ход его мыслей, мамаша, значительно поджав губы, сказала, что ведра выданы совхозом, каждый вечер забирают помои эти, идут они на свиноферму.
— А вы-то что с этого имеете?
Мамаша растерянно призналась: ничего.
— Так надо поставить условие: чтоб свинину вам со скидкой продавали! Или пусть поросенка отпустят по дешевке, и он ваши помои превратит в свинину! Самим достанется и на рынке излишки реализуете!
Мамаша что-то начинала соображать, хлопая жиденькими ресницами. Когда следующим утром Суриков появился у калитки, засеменила к нему — чуть подкрашенная, в наисвежайшем сарафане, на лице — угодливая улыбка.
— Заждались мы вас, заждались, дорогой гостюшка, милости просим, Виктор Степанович!..
И сияющая Рита за спиной ее, знаки подает, что-то вроде «полный вперед», да еще дважды, машинным телеграфом, что означало «самый полный». Обнялись и долго держали друг друга в объятиях. Мамаша всплакивала, чуя скорую разлуку: уезжать ей никуда нельзя, деревню сносить будут, как бы чего не прозевать. И вновь будущий зять дал ей урок жизни — за Ритулей, сказал, жилплощадь забронирована, снос дома возместится двухкомнатной квартирой!
Времени в обрез, не до свадьбы, нужны жизненно важные бумаги, ибо не всякую советскую женщину пустят в закрытую погранзону. Суриков пошантажировал загс отпускным билетом, тот пошел навстречу брачующимся, теперь милиция на законном основании разрешила жене военно-морского офицера въехать в базу, она же забронировала московскую прописку ей. Ну, а военкомат выдал проездные билеты Маргарите Алексеевне Суриковой, и поликлиника военно-морской базы Совгавань пополнилась еще одной медсестрой, вызвавшей живейший интерес молодежи.
Гульнула все-таки молодежь на свадьбе, напитков — вдоволь, за полгода до отлета в Ленинград Суриков применил маневр, испытанный им на училище имени А.С.Попова. Корабельный достаток кончился в Ломоносове, береговая холостяцкая безалаберщина в Совгавани порастрясла карманы, порою даже выпить было не на что, и Суриков подсчитал, что десять литров дармового спирта будут ему весьма кстати. Но где эти десять литров достать? Через подчиненных? Отпадает: под знаменами начальника разведки — скромная замужняя дама и мичман-лаборант, доверять которому опасно.
Понятно, что офицер, годы проведший на боевом тралении, не раз усмирявший бабьи бунты из-за помоев, всегда преодолеет трудности. Поразмыслив над сложнейшей ситуацией, Суриков отстучал на пишущей машинке письмо, адресованное начальнику тыла Тихоокеанского флота. Литеры на бумаге выражали негодование, вызванное тем, что с начала года разведке базы Совгавань не выдаются положенные ей ежемесячные 40 (сорок литров) спирта, основанием же отпуска спирта является приказ Главкома ВМФ СССР No00413 от 17 января 1967 года. В том же письме мягко ввертывалось напоминание о том, что военно-морская база Совгавань не является базой первого разряда, то есть должна снабжаться особыми распоряжениями. Кроме того, дата всесильного приказа была страховки ради указана Суриковым неверно, до 1967 года еще не один месяц, на дворе — май 1966 года.
Не прошло, однако, и месяца, как тыл базы порадовал Сурикова грозным приказом: прибыть за спиртом! С канистрой! Ибо свободными емкостями склад не располагал.
Канистру Суриков благоразумно вручил мичману, ему же отлил в единоличное пользование 5 (пять) литров спирта, а еще пять разрешил выдавать под расписку (в специальном журнале) и как бы незаконно особо доверенным лицам, тридцать же литров употребил на застолье с многочисленными комиссиями, которые избрали Совгавань местом, откуда можно любоваться истинной дальневосточной природой. В базе, кстати, дислоцировался МРО, морской радиоотряд со свежими данными об американцах. Суриков же освоил катакану, упрощенный до идиотизма радиоязык, на котором Департамент морской охраны Японии общался со своими клиентами. Виктор Степанович поэтому много раньше ГРУ узнавал о перемещениях авианосцев и крейсеров США.
Курить комиссиям Рита в доме не разрешала, она родила уже мальчика и ожидала второго, ухитряясь бегать в базовую поликлинику на дежурства. Вызвали из Тропарева мамашу, та погостила и — обратно, хату сносили, надо получать ордер на двухкомнатную квартиру.
Три года прослужил здесь Суриков, и не только в штабах базы и флота, но и в Москве стали привыкать к мысли, что, пожалуй, пора инициативного офицера двигать, повышать. Очень вовремя созрело нужное решение, и капитан 2 ранга Суриков стал начальником разведки эскадры Тихоокеанского флота. Тут уж сорока литров спирта не потребуешь, да и ни к чему они, не до выпивки ныне, эскадра неделями в море, поддерживает военное присутствие СССР в Индийском и Тихом океанах, командующий все чаще назначал Сурикова начальником походного штаба, брал его с собой в Москву, при нем легче отчитываться перед Главкомом и министром: житейскую мудрость и зрелость не по званию и должности отмечали все в капитане 1 ранга Сурикове. Посему и обосновался он вскоре на Козловском, в Главном морском штабе. Теща, царство ей небесное, померла, две двухкомнатные квартиры практичная Маргарита поменяла на одну четырехкомнатную, благо уже трое сыновей галдели, один другого голосистее. Как-то в свободный час полез Суриков в папку с приказами самого Главкома и нашел в ней те сорок литров спирта, что обманным путем когда-то выцарапал у тыла Тихоокеанского флота и какие, оказывается, полагались ему по праву — не в тот, правда, день, когда сочинялось им письмо, а годом позже.
Прочитал — и даже не улыбнулся. Так уж служба его складывалась: глупостями своими предвосхищал он будущие свершения руководства.
В одной детали, однако, не преуспел. Тихоокеанская эскадра ВМФ США день начинала с пробной радиограммы, которая в вольном переводе на русский звучала так: «Рыжий лис прыгает на холку взъерошенной сучки». В оригинале фраза содержала все буквы английского алфавита, это была полезная тренировка всем американским связистам, такое словосочетание и задумал было — в русском варианте, естественно, — ввести Суриков, которому подчинялась теперь и радиоразведка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
— Руку могу тебе отдать, но сердце пока глухо…
Потом и у сердца прорезался слух, в такси щекой прижималась к его плечу и вздыхала. Тень ее мамаши нависала над ними, та была старорежимной закваски, ценила добытчиков, а Суриков ей казался пустельгой, деньги на ветер пускающим: да хоть ты на Чукотке служи, где сто процентов северной надбавки, а копеечку береги, не мотайся по городу в такси, не суй дочери букеты роз, в огороде гвоздик бесплатных полно.
За неделю до отлета произошло событие, перевернувшее скромную жизнь тропаревской семьи. В воскресенье заехал Суриков за Ритой и увидел у домика ее ведро с надписью «Для жидких отходов». Смотрел долго, неотрывно, томительно размышляя. Подтверждая ход его мыслей, мамаша, значительно поджав губы, сказала, что ведра выданы совхозом, каждый вечер забирают помои эти, идут они на свиноферму.
— А вы-то что с этого имеете?
Мамаша растерянно призналась: ничего.
— Так надо поставить условие: чтоб свинину вам со скидкой продавали! Или пусть поросенка отпустят по дешевке, и он ваши помои превратит в свинину! Самим достанется и на рынке излишки реализуете!
Мамаша что-то начинала соображать, хлопая жиденькими ресницами. Когда следующим утром Суриков появился у калитки, засеменила к нему — чуть подкрашенная, в наисвежайшем сарафане, на лице — угодливая улыбка.
— Заждались мы вас, заждались, дорогой гостюшка, милости просим, Виктор Степанович!..
И сияющая Рита за спиной ее, знаки подает, что-то вроде «полный вперед», да еще дважды, машинным телеграфом, что означало «самый полный». Обнялись и долго держали друг друга в объятиях. Мамаша всплакивала, чуя скорую разлуку: уезжать ей никуда нельзя, деревню сносить будут, как бы чего не прозевать. И вновь будущий зять дал ей урок жизни — за Ритулей, сказал, жилплощадь забронирована, снос дома возместится двухкомнатной квартирой!
Времени в обрез, не до свадьбы, нужны жизненно важные бумаги, ибо не всякую советскую женщину пустят в закрытую погранзону. Суриков пошантажировал загс отпускным билетом, тот пошел навстречу брачующимся, теперь милиция на законном основании разрешила жене военно-морского офицера въехать в базу, она же забронировала московскую прописку ей. Ну, а военкомат выдал проездные билеты Маргарите Алексеевне Суриковой, и поликлиника военно-морской базы Совгавань пополнилась еще одной медсестрой, вызвавшей живейший интерес молодежи.
Гульнула все-таки молодежь на свадьбе, напитков — вдоволь, за полгода до отлета в Ленинград Суриков применил маневр, испытанный им на училище имени А.С.Попова. Корабельный достаток кончился в Ломоносове, береговая холостяцкая безалаберщина в Совгавани порастрясла карманы, порою даже выпить было не на что, и Суриков подсчитал, что десять литров дармового спирта будут ему весьма кстати. Но где эти десять литров достать? Через подчиненных? Отпадает: под знаменами начальника разведки — скромная замужняя дама и мичман-лаборант, доверять которому опасно.
Понятно, что офицер, годы проведший на боевом тралении, не раз усмирявший бабьи бунты из-за помоев, всегда преодолеет трудности. Поразмыслив над сложнейшей ситуацией, Суриков отстучал на пишущей машинке письмо, адресованное начальнику тыла Тихоокеанского флота. Литеры на бумаге выражали негодование, вызванное тем, что с начала года разведке базы Совгавань не выдаются положенные ей ежемесячные 40 (сорок литров) спирта, основанием же отпуска спирта является приказ Главкома ВМФ СССР No00413 от 17 января 1967 года. В том же письме мягко ввертывалось напоминание о том, что военно-морская база Совгавань не является базой первого разряда, то есть должна снабжаться особыми распоряжениями. Кроме того, дата всесильного приказа была страховки ради указана Суриковым неверно, до 1967 года еще не один месяц, на дворе — май 1966 года.
Не прошло, однако, и месяца, как тыл базы порадовал Сурикова грозным приказом: прибыть за спиртом! С канистрой! Ибо свободными емкостями склад не располагал.
Канистру Суриков благоразумно вручил мичману, ему же отлил в единоличное пользование 5 (пять) литров спирта, а еще пять разрешил выдавать под расписку (в специальном журнале) и как бы незаконно особо доверенным лицам, тридцать же литров употребил на застолье с многочисленными комиссиями, которые избрали Совгавань местом, откуда можно любоваться истинной дальневосточной природой. В базе, кстати, дислоцировался МРО, морской радиоотряд со свежими данными об американцах. Суриков же освоил катакану, упрощенный до идиотизма радиоязык, на котором Департамент морской охраны Японии общался со своими клиентами. Виктор Степанович поэтому много раньше ГРУ узнавал о перемещениях авианосцев и крейсеров США.
Курить комиссиям Рита в доме не разрешала, она родила уже мальчика и ожидала второго, ухитряясь бегать в базовую поликлинику на дежурства. Вызвали из Тропарева мамашу, та погостила и — обратно, хату сносили, надо получать ордер на двухкомнатную квартиру.
Три года прослужил здесь Суриков, и не только в штабах базы и флота, но и в Москве стали привыкать к мысли, что, пожалуй, пора инициативного офицера двигать, повышать. Очень вовремя созрело нужное решение, и капитан 2 ранга Суриков стал начальником разведки эскадры Тихоокеанского флота. Тут уж сорока литров спирта не потребуешь, да и ни к чему они, не до выпивки ныне, эскадра неделями в море, поддерживает военное присутствие СССР в Индийском и Тихом океанах, командующий все чаще назначал Сурикова начальником походного штаба, брал его с собой в Москву, при нем легче отчитываться перед Главкомом и министром: житейскую мудрость и зрелость не по званию и должности отмечали все в капитане 1 ранга Сурикове. Посему и обосновался он вскоре на Козловском, в Главном морском штабе. Теща, царство ей небесное, померла, две двухкомнатные квартиры практичная Маргарита поменяла на одну четырехкомнатную, благо уже трое сыновей галдели, один другого голосистее. Как-то в свободный час полез Суриков в папку с приказами самого Главкома и нашел в ней те сорок литров спирта, что обманным путем когда-то выцарапал у тыла Тихоокеанского флота и какие, оказывается, полагались ему по праву — не в тот, правда, день, когда сочинялось им письмо, а годом позже.
Прочитал — и даже не улыбнулся. Так уж служба его складывалась: глупостями своими предвосхищал он будущие свершения руководства.
В одной детали, однако, не преуспел. Тихоокеанская эскадра ВМФ США день начинала с пробной радиограммы, которая в вольном переводе на русский звучала так: «Рыжий лис прыгает на холку взъерошенной сучки». В оригинале фраза содержала все буквы английского алфавита, это была полезная тренировка всем американским связистам, такое словосочетание и задумал было — в русском варианте, естественно, — ввести Суриков, которому подчинялась теперь и радиоразведка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19