Зинаида достала ключ. Келсо посмотрел назад — на дороге никого не было. Руки у него окоченели. Он сунул их в карманы плаща. А Зинаида держалась спокойно. На ней были кожаные сапоги до колен, и, чтобы их не запачкать, она осторожно ступала по неровной земле. Келсо опять окинул взглядом окрестности. Не нравилось ему все это — разросшиеся деревья, старые машины, эта удивительная многообразная женщина: и телефонистка, и будущий юрист, и временами проститутка, и дочь, не оплакивающая отца.
Он спросил:
— Откуда у тебя ключ?
— Отец оставил его мне вместе с запиской.
— Не понимаю, почему ты не приехала сюда сразу. Зачем я тебе нужен?
— Да я не знаю, что искать! Так ты идешь или нет? — Она вставила ключ в большой замок ближайшего гаража. — Что мы все-таки ищем?
— Тетрадь.
— Что-о-о? — Зинаида перестала сражаться с ключом и уставилась на Келсо.
— Черную клеенчатую тетрадь Иосифа Сталина, — повторил он знакомую фразу, ставшую для него заклинанием. (Ее здесь не будет, снова сказал он себе. Это же Священный Грааль. Важно искать. А найти — никогда не найдешь.)
— Тетрадь Сталина? Сколько она может стоить?
— Сколько может стоить? — Он постарался произнести это так, словно подобный вопрос никогда не приходил ему в голову. — Сколько она может стоить? — повторил он. — Трудно представить себе точную цифру. Есть ведь богатые коллекционеры. Все зависит от того, что в ней. — Келсо широко развел руки. — Возможно, полмиллиона.
— Рублей?
— Долларов.
— Долларов? Вот дерьмо! — И она снова принялась возиться с замком, торопясь и потому действуя неловко.
Глядя на нее, он вдруг проникся ее настроением и понял, почему сюда приехал. Да потому, что это главная цель, не так ли? И дело не только в деньгах. Это же реабилитация. Его реабилитация: оправдание двадцатилетнего сидения в холодных подвалах архивов и хождений по лекциям в зимней темноте — сначала в качестве слушателя, а потом в качестве лектора. Двадцать лет изучал и преподавал политологию, а в промежутках писал книги, которые почти совсем не продавались, и все это время в нем жила неистребимая надежда, что рано или поздно он создаст нечто стоящее, по-настоящему большое и значительное, запечатлеет кусок истории и объяснит, почему все произошло так, а не иначе.
— Вот что, — сказал он, чуть не оттолкнув Зинаиду. — Давай я попытаюсь.
И принялся крутить ключ в замке. Наконец ключ повернулся и дужка замка отскочила. Келсо вытащил цепь из толстых колец.
Холодная, пахнущая бензином тьма. Ни окон, ни электричества. На гвозде у двери висит старинная керосиновая лампа.
Келсо снял лампу с гвоздя и встряхнул — она оказалась полной, а Зинаида сказала, что умеет ее зажигать. Она опустилась на колени на земляной пол и, чиркнув спичкой, поднесла ее к фитилю. Голубой огонек, затем желтый. Она подняла лампу, и Келсо закрыл дверь в гараж.
Это было хранилище старья: вдоль стен сложены части от машин. В дальнем конце виднелись в темноте сиденья, из которых была собрана кровать — на ней спальный мешок и аккуратно сложенное одеяло. К балке, поддерживавшей крышу, крепилась лебедка с крюком и цепью. Под крюком земля была выложена досками, образовывавшими участок в полтора метра шириной и два метра длиной.
Зинаида сказала:
— Сколько я себя помню, у него всегда был этот гараж. Он ночевал здесь, когда дела были плохи.
— Что значит плохи?
— То и значит.
Келсо взял лампу и обошел гараж, освещая захламленные углы. Ничего похожего на ящик с инструментами он не обнаружил. На верстаке стоял жестяной поднос, на нем — металлическая щетка, несколько брусков, цилиндр и небольшой виток медной проволоки. Для чего все это? Непредсказуемый Келсо абсолютно ничего не понимал в механике и не старался понять.
— А у него была своя машина?
— Не знаю. Он чинил машины для людей. Ему их отдавали на ремонт.
Келсо остановился у походной постели, что-то над ней блеснуло. Он позвал Зинаиду:
— Взгляни-ка на это! — И приблизил свет к стене.
Со старого плаката на них смотрело мрачное лицо Сталина. Тут было еще с десяток фотографий Генерального секретаря, вырванных из журналов. Сталин, сидящий в задумчивости за письменным столом. Сталин в меховой шапке. Сталин, пожимающий руку генералу. Мертвый Сталин в гробу.
— А это кто? Это ты?
На фотографии Зинаида была в школьной форме, ей было лет двенадцать. Она в изумлении подошла ближе.
— Кто бы мог подумать? — И она смущенно рассмеялась. — Я и Сталин.
Она еще какое-то время постояла, глядя на фотографию.
— Давай искать эту штуку, — наконец сказала она. — Я хочу поскорее отсюда выбраться.
Келсо потыкал носком ботинка в доску на полу. Она была неплотно прикреплена к лежавшей на земле деревянной раме. Вот оно, подумал он. Это, должно быть, и есть то самое место.
Они принялись вместе трудиться под бдительным оком Сталина — выкорчевывали короткие доски и ставили к стене, обнажая смотровую яму. Она была глубокая и в слабом свете походила на могилу. Келсо посветил туда лампой. Дно песчаное, крепко утрамбованное, в черных пятнах от масла. Бока обшиты старыми бревнами, в которых Рапава сделал выемки для инструментов. Келсо передал Зинаиде лампу и вытер руки о плащ. Почему он, черт побери, так нервничает? Он немного посидел на краю ямы, свесив ноги, потом осторожно стал опускаться. Упав на колени на дно ямы так, что хрустнули суставы, он принялся шарить во влажной темноте. И вдруг почувствовал под руками мешковину.
Он крикнул Зинаиде:
— Посвети-ка сюда.
Под мешковиной было что-то твердое, завернутое в газету. Он передал это Зинаиде. Она поставила лампу и развернула газету — в ней оказался пистолет. Келсо заметил, что она на удивление ловко с ним обращается: вытащила обойму с патронами, проверила — в ней было восемь пуль, — всунула обратно, сняла с предохранителя, затем поставила опять.
— Ты знаешь, как с ним обращаться?
— Конечно. Это же пистолет отца. Макаров. Когда мы были маленькие, он учил нас его разбирать, чистить, стрелять. Отец всегда держал его при себе. Сказал, что, если придется, пустит его в ход.
— Приятное воспоминание. — Келсо показалось, что до него долетел какой-то шум снаружи. — Ты что-нибудь слышала?
Но Зинаида лишь покачала головой, занятая оружием.
Он снова опустился на колени.
И тут увидел в углублении прямоугольный конец металлического ящика, покрытый ржавчиной и высохшей грязью. Если не знать, что ищешь, никогда не обратил бы на него внимания. Рапава хорошо его спрятал. Келсо обеими руками взялся за ящик и потянул.
Что-то там тяжелое — либо сам ящик, либо то, что в нем. Ручки совсем заржавели, трудно ухватиться. Келсо вытащил ящик на середину ямы и поднял. Его щека почти касалась металла. Он чувствовал на языке вкус ржавой стали, похожий на кровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94