К этим-то братьям Бехайм и направил свои стопы и, угощаясь вином, солеными миндальными орешками и пряниками, изложил им свое затруднение, спросивши, каким путем законы Миланского герцогства могут принудить Боччетту к уплате долга.
Старший из братьев, Ансельм, был мужчина дородный, с виду флегматический и слегка неуклюжий, он с трудом выбрался из кресла, чтобы поздороваться с гостем; младший брат, нервозный, суетливый, прямо-таки места себе не находил: то сядет, то встанет, то начнет сновать по комнате и непрерывно вертел в руках какую-нибудь вещицу - кубок, восковую свечу, медальон, связку ключей, писчее перо, а иной раз и водяные часы, что стояли на столе; правда, когда он хватался за часы, брат смотрел па него с неодобрением. Пока Бехайм во всех подробностях излагал фактические и юридические обстоятельства, под конец выразив решимость вернуть свои семнадцать дукатов, ибо его право на них не вызывает сомнения, это ясно как Божий день, братья слушали его с миной вежливой, но безучастной, причем старшему даже не удавалось подавить зевоту. Но как только прозвучало имя Боччетты, у них разом проснулся интерес, оба пришли в азарт и заговорили наперерыв, да с таким жаром, будто каждому отчаянно хотелось высказаться самому и заткнуть рот другому.
- Возможно ли, сударь? Неужто вы не знали, что этот Боччетта...
- Как же вы этак ошиблись, ведь он...
- Скряга он и завистник, полный лжи и обмана, - перебил младший брат старшего. - Вороватый, вероломный, коварный, лукавый...
- Низкий человек из тех, у кого ни стыда нет, ни совести, - опять вступил старший. - Мы таких за версту обходим... Оставь часы, где стоят, на столе им очень хороню, Генрих!.. От него любой подлости жди, а притом ведь происходит он из старинной и добропорядочной знати. Но семья давным-давно отреклась от него.
- Ты называешь его человеком, Ансельм? - вознегодовал младший брат. Он чудовище, урод, мерзкий червяк, сумевший влезть в человечью шкуру. У меня, господин Бехайм, просто в голове не укладывается, что вы угодили в этакую неприятность, мало того - с ним...
- Все, что в моих возможностях, сударь, к вашим услугам, - опять перебил старший брат, - по с этим Боччеттой...
- В сущности, вы полагаете себя первым, кто понес из-за него ущерб, а ведь он всю жизнь только и делал...
- ...Что обманывал да грабил людей. Он не боится длани Господней, потому что не ведает, сколь она тяжела и сколь близка.
- Семнадцать дукатов, говорите? Удивительно и вместе утешительно слышать, что вы этак дешево отделались. Ведь этот Боччетта только глянет на человека - и уже знает, сколько ил него можно вытянуть.
Настроение у Бехайма было скверное, и, как всегда в таких случаях, он потер левой ладонью правое плечо, после чего решительно объявил:
- Из меня ему ничего не вытянуть. Он выплатит мне эти семнадцать дукатов, и пусть поторопится, иначе будет плакать горючими слезами, ибо я отдам его под суд.
Братья посмотрели на него, один - качая головой, другой - с сочувственной улыбкой. С минуту оба молчали, казалось, на этот раз ни старшему, ни младшему не хотелось говорить первым. Ансельм уверенным жестом, при его неуклюжести просто на диво ловким, выхватил у нервозного брата стеклянную мисочку с соленым миндалем и тем спас ее от падения на пол.
- Господи Иисусе! - вздохнул он. - Чуть было не случилось беды... Под суд? Боччетту? Что вы такое говорите?! Вы здесь чужой. Вы понятия не имеете о здешнем судопроизводстве!
- И о том, что означает в Милане судебный процесс, - подхватил младший брат, озираясь по сторонам в поисках новой игрушки. - Особенно для человека приезжего, да еще когда противник не кто-нибудь, но Боччетта. - Он вытащил связку ключей и стал подбрасывать ее в воздух и снова ловить. - Вы правда думаете о процессе? Тогда запомните: горючими слезами будете плакать вы.
- И это не считая обжалований, протестов, пересмотров и формальных рогаток, которых наберется не один десяток.
- А уж сколько бывает всякой путаницы, фальшивых вызовов и что творится с документами, которые пропадают и никогда больше не находятся, об этом и говорить не стоит.
- Вам придется иметь дело с заседателями, референдариями, поверенными, адвокатами и заместителями, с секретарями суда, судебными приставами и рассыльными, и все, как один, будут требовать от вас денег...
- И вы будете платить, беспрестанно и не ведая роздыху. За составление, за обработку и за подачу иска. За вызов в суд обвиняемого и каждого из свидетелей, за наложение печати, за экспертное заключение...
- И за то, что вам позволят просмотреть документы. Вы будете платить за каждую судебную копию и за каждую запись в деле...
- И за каждую регистрацию, за оформление каждой бумаги, за каждую подпись, даже за каждое salvo еггоге8...
- И однажды, - сказал старший, - вы, к своему изумлению, узнаете, что ваш иск in absentia9 отклонен. Вы поднимете шум и подадите ходатайство о возобновлении разбирательства...
- И тогда все начнется сызнова, - продолжил младший. - Вы растратите свои деньги, а под конец, когда все это вам надоест и вы захотите уехать, средств у вас будет так мало...
- ...Что их не хватит ни на мула, ни даже на ручную тележку, заключил старший брат и с досадливым выражением на лице отставил водяные часы подальше, чтобы младший брат не мог до них добраться.
- Вот, значит, как обстоит в герцогстве с юстицией! - озадаченно пробормотал Бехайм. - Теперь понятно, что он имел в виду, когда сказал, что лучше мне сесть задницей в крапиву!
- Что вы пристали ко мне с вашей задницей! - возмутился старший из братьев, который расслышал только одно это слово и истолковал его на свой лад. - По-вашему, я в ответе за миланскую юстицию? Я только хочу остеречь вас от ущерба, потому и рассказал, каково положение вещей, а вы вместо благодарности разражаетесь бранью. Видно, годы пройдут, пока этакий приезжий из-за гор научится тут изящным манерам и учтивому обхождению!
- Простите великодушно, - сказал Бехайм, совершенно не понимая, в чем его упрекают. - Я не хотел вас обидеть. Стало быть, в суд я не пойду. Но что же мне делать? Как подумаю о Боччетте и о том, что он по злобе не возвращает мои семнадцать дукатов да еще надо мной же и глумится, глаз ночью сомкнуть не могу.
- Коли вам ночью не спится, - наставительно заметил старший брат, почитайте Священное писание. За чтением гнев утихнет и сменится усталостью.
- Премного вам благодарен, - сказал Бехайм. - Однако ж таким образом я моих семнадцати дукатов не верну.
- Постарайтесь о них забыть! - посоветовал младший из братьев. Сделайте усилие и выбросьте их из головы! Вычеркните из памяти! Человеку вроде вас не к лицу из-за семнадцати дукатов затевать свару с отъявленным мошенником, которого почтенные люди даже взглядом не удостаивают!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Старший из братьев, Ансельм, был мужчина дородный, с виду флегматический и слегка неуклюжий, он с трудом выбрался из кресла, чтобы поздороваться с гостем; младший брат, нервозный, суетливый, прямо-таки места себе не находил: то сядет, то встанет, то начнет сновать по комнате и непрерывно вертел в руках какую-нибудь вещицу - кубок, восковую свечу, медальон, связку ключей, писчее перо, а иной раз и водяные часы, что стояли на столе; правда, когда он хватался за часы, брат смотрел па него с неодобрением. Пока Бехайм во всех подробностях излагал фактические и юридические обстоятельства, под конец выразив решимость вернуть свои семнадцать дукатов, ибо его право на них не вызывает сомнения, это ясно как Божий день, братья слушали его с миной вежливой, но безучастной, причем старшему даже не удавалось подавить зевоту. Но как только прозвучало имя Боччетты, у них разом проснулся интерес, оба пришли в азарт и заговорили наперерыв, да с таким жаром, будто каждому отчаянно хотелось высказаться самому и заткнуть рот другому.
- Возможно ли, сударь? Неужто вы не знали, что этот Боччетта...
- Как же вы этак ошиблись, ведь он...
- Скряга он и завистник, полный лжи и обмана, - перебил младший брат старшего. - Вороватый, вероломный, коварный, лукавый...
- Низкий человек из тех, у кого ни стыда нет, ни совести, - опять вступил старший. - Мы таких за версту обходим... Оставь часы, где стоят, на столе им очень хороню, Генрих!.. От него любой подлости жди, а притом ведь происходит он из старинной и добропорядочной знати. Но семья давным-давно отреклась от него.
- Ты называешь его человеком, Ансельм? - вознегодовал младший брат. Он чудовище, урод, мерзкий червяк, сумевший влезть в человечью шкуру. У меня, господин Бехайм, просто в голове не укладывается, что вы угодили в этакую неприятность, мало того - с ним...
- Все, что в моих возможностях, сударь, к вашим услугам, - опять перебил старший брат, - по с этим Боччеттой...
- В сущности, вы полагаете себя первым, кто понес из-за него ущерб, а ведь он всю жизнь только и делал...
- ...Что обманывал да грабил людей. Он не боится длани Господней, потому что не ведает, сколь она тяжела и сколь близка.
- Семнадцать дукатов, говорите? Удивительно и вместе утешительно слышать, что вы этак дешево отделались. Ведь этот Боччетта только глянет на человека - и уже знает, сколько ил него можно вытянуть.
Настроение у Бехайма было скверное, и, как всегда в таких случаях, он потер левой ладонью правое плечо, после чего решительно объявил:
- Из меня ему ничего не вытянуть. Он выплатит мне эти семнадцать дукатов, и пусть поторопится, иначе будет плакать горючими слезами, ибо я отдам его под суд.
Братья посмотрели на него, один - качая головой, другой - с сочувственной улыбкой. С минуту оба молчали, казалось, на этот раз ни старшему, ни младшему не хотелось говорить первым. Ансельм уверенным жестом, при его неуклюжести просто на диво ловким, выхватил у нервозного брата стеклянную мисочку с соленым миндалем и тем спас ее от падения на пол.
- Господи Иисусе! - вздохнул он. - Чуть было не случилось беды... Под суд? Боччетту? Что вы такое говорите?! Вы здесь чужой. Вы понятия не имеете о здешнем судопроизводстве!
- И о том, что означает в Милане судебный процесс, - подхватил младший брат, озираясь по сторонам в поисках новой игрушки. - Особенно для человека приезжего, да еще когда противник не кто-нибудь, но Боччетта. - Он вытащил связку ключей и стал подбрасывать ее в воздух и снова ловить. - Вы правда думаете о процессе? Тогда запомните: горючими слезами будете плакать вы.
- И это не считая обжалований, протестов, пересмотров и формальных рогаток, которых наберется не один десяток.
- А уж сколько бывает всякой путаницы, фальшивых вызовов и что творится с документами, которые пропадают и никогда больше не находятся, об этом и говорить не стоит.
- Вам придется иметь дело с заседателями, референдариями, поверенными, адвокатами и заместителями, с секретарями суда, судебными приставами и рассыльными, и все, как один, будут требовать от вас денег...
- И вы будете платить, беспрестанно и не ведая роздыху. За составление, за обработку и за подачу иска. За вызов в суд обвиняемого и каждого из свидетелей, за наложение печати, за экспертное заключение...
- И за то, что вам позволят просмотреть документы. Вы будете платить за каждую судебную копию и за каждую запись в деле...
- И за каждую регистрацию, за оформление каждой бумаги, за каждую подпись, даже за каждое salvo еггоге8...
- И однажды, - сказал старший, - вы, к своему изумлению, узнаете, что ваш иск in absentia9 отклонен. Вы поднимете шум и подадите ходатайство о возобновлении разбирательства...
- И тогда все начнется сызнова, - продолжил младший. - Вы растратите свои деньги, а под конец, когда все это вам надоест и вы захотите уехать, средств у вас будет так мало...
- ...Что их не хватит ни на мула, ни даже на ручную тележку, заключил старший брат и с досадливым выражением на лице отставил водяные часы подальше, чтобы младший брат не мог до них добраться.
- Вот, значит, как обстоит в герцогстве с юстицией! - озадаченно пробормотал Бехайм. - Теперь понятно, что он имел в виду, когда сказал, что лучше мне сесть задницей в крапиву!
- Что вы пристали ко мне с вашей задницей! - возмутился старший из братьев, который расслышал только одно это слово и истолковал его на свой лад. - По-вашему, я в ответе за миланскую юстицию? Я только хочу остеречь вас от ущерба, потому и рассказал, каково положение вещей, а вы вместо благодарности разражаетесь бранью. Видно, годы пройдут, пока этакий приезжий из-за гор научится тут изящным манерам и учтивому обхождению!
- Простите великодушно, - сказал Бехайм, совершенно не понимая, в чем его упрекают. - Я не хотел вас обидеть. Стало быть, в суд я не пойду. Но что же мне делать? Как подумаю о Боччетте и о том, что он по злобе не возвращает мои семнадцать дукатов да еще надо мной же и глумится, глаз ночью сомкнуть не могу.
- Коли вам ночью не спится, - наставительно заметил старший брат, почитайте Священное писание. За чтением гнев утихнет и сменится усталостью.
- Премного вам благодарен, - сказал Бехайм. - Однако ж таким образом я моих семнадцати дукатов не верну.
- Постарайтесь о них забыть! - посоветовал младший из братьев. Сделайте усилие и выбросьте их из головы! Вычеркните из памяти! Человеку вроде вас не к лицу из-за семнадцати дукатов затевать свару с отъявленным мошенником, которого почтенные люди даже взглядом не удостаивают!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41