Смутная тревога за Газанфара все-таки не убывала, и он пожалел, что нельзя сейчас, сию минуту, выписать ордер на его арест, только тогда он мог быть спокоен за жизнь Рустамова.
Обедал прокурор в Белом доме, куда его неожиданно вызвали в связи с разрабатывавшимся проектом по борьбе с преступностью и где он встретился с парламентариями, юристами, участвующими в создании новых законов. Когда он появился в прокуратуре, помощник предупредил, что звонил генерал Саматов, и Камалов набрал номер шефа службы безопасности республики.
– Я ознакомился с присланными бумагами, – сказал генерал, – они действительно требуют безотлагательных действий, и если располагаете временем, приезжайте сейчас же, обговорим наедине. На шестнадцать часов я пригласил двух толковых экспертов и од­ного правоведа-международника, вам наверняка понадобятся их консультации.
– Пожалуй, не обойтись, – согласился прокурор, обрадован­ный тем, что генерал поддержал его рисковую затею, и поспешил добавить: – Минут через десять я буду у вас.
Вышел Камалов из главного здания бывшего КГБ на Ленин­градской, когда уже стемнело. Возвращаться в прокуратуру было бессмысленно, хотя дел там накопилось невпроворот. Как только отъехали от резиденции Саматова, он набрал номер телефона Шубарина на работе, дома – телефоны молчали. Тогда он вспом­нил про «Мазерати» и набрал номер в машине. Бодрый голос Шубарина, который он теперь вряд ли спутал бы с чьим-то другим, ответил: слушаю вас…
Камалов сообщил, что разрешение на операцию получено всего десять минут назад, после долгих дебатов и споров, и что к нему завтра в банк, в первой половине дня, занесут пакет, где содержат­ся перечни вопросов, на которые нужно четко и ясно ответить или хотя бы прояснить их. После чего он должен будет встретиться с человеком, который даст окончательное «добро».
– А пока оформляйте документы на выезд, на себя и на жену, – сказал прокурор напоследок, и они тепло распрощались.
С этой минуты операцию «Банкир», как назвали ее на Ленин­градской, можно было считать запущенной.
В Москве Сенатор убедился, что столичные адвокаты не зря получали президентские гонорары, путь хана Акмаля на свободу оказался прорублен связями и деньгами. Особенно помогла пос­ледняя, мощная долларовая инъекция. Сработали и правильно выработанные стратегия и тактика, решалось все на высоком, официальном уровне, и письма-ходатайства из Верховного суда и Верховного Совета Узбекистана, настоящие и подложные, при­шлись весьма кстати, без них и взятки не помогли бы, все делалось как бы законно. Формальности и задерживали день выхода хана Акмаля из тюрьмы, неожиданно понадобился человек из Верхов­ного суда Узбекистана, который должен был официально принять все шестьсот томов обвинения, а к ним еще и кучу сопутствующих бумаг, хранящихся в разных ведомствах и в разных концах Моск­вы. Только чтобы вывезти их, требовалась бригада грузчиков, транспорт и большегрузный контейнер, с размахом попирал на свободе законность верный ленинец. И те, кто передавал «томов громадье», и кто принимал, отлично понимали, что увесистые кипы свидетельских показаний и бесстрастные заключения экспер­тов отныне никому не нужны, но протокол есть протокол, а если откровенно, чем крупнее взятка, тем пышнее всякий официоз, камуфляж. Сенатор понял, что в неделю, десять дней, как он рассчитывал, не уложиться, а ведь Шубарин тоже установил жест­кий срок, и срок этот ему очень хотелось продлить.
Ведь в отпущенное Шубариным время он собирался расправить­ся с ним или хотя бы нейтрализовать его, а бесценные дни уходили на хана Акмаля. Правда, Сенатор чуть ли не каждый день звонил в Ташкент, то Миршабу, то Газанфару, но существенных, жела­емых событий не происходило, Талиб по-прежнему находился в Москве, и о планах Камалова Почтальон не ведал. В последний раз Газанфар обмолвился, что, возможно, объявится в Москве на каком-то совещании и попытается отыскать Талиба в первопре­стольной. Но с чем бы он пришел к вору в законе? Удачный повод, причина пока не давались ему в руки. Нервничал в Москве Сена­тор, нервничал, и это заметили окружающие его люди, особенно московские адвокаты хана Акмаля, с которыми он, как угорелый, носился по столице. Не мог же он сказать им в открытую о своих проблемах и как бы это прозвучало – я должен убить генераль­ного прокурора Узбекистана Камалова и видного в республике банкира Шубарина? Поневоле занервничаешь, если желания тако­выми и были на самом деле.
Так не хотелось Сенатору, чтобы Шубарин через десять дней натравил на него людей, с чьими тайнами он расставаться не желал, как не желал и признаться в том, что украл их. Он надеялся, верил, что обязательно найдет выход из тупика, а для этого требовалось одно – время. Зная характер Шубарина, открыто, по-русски объявившего: иду на вы, – он не сомневался, что в день истечения срока ультиматума тот позвонит ему домой, а если он не вернется из Москвы, то Миршабу, и, конечно, спросит – как вы решили поступить? И он попытался оттянуть срок расплаты – предупредил Миршаба: если позвонит Артур Александрович, он должен сказать одно – давайте дождемся возвращения Сенатора с ханом Акмалем, тогда и поговорим. Вроде и объективно, проси­тельно звучит, они как бы раздумывают, и угроза чувствуется: «…с ханом Акмалем, тогда и поговорим…» Получается так, якобы хан Акмаль на них стороне, готов замолвить слово за Сенатора и дать понять, что вернулся настоящий хозяин. В общем, в такой редак­ции поле для фантазии оказывалось обширным, думай как хочешь.
Словом, как ни исходил ядом и желчью Сенатор в Москве, реально угрожать ни Камалову, ни Шубарину он не мог, хотя дома, в Ташкенте, и Миршаб, и Газанфар не сидели сложа руки. Но Сенатор был уверен, что не зря суетится в Москве, хан Акмаль, выйдя на свободу, мог разрешить и его проблемы, ведь он-то, наверное, не забыл, кому лично обязан тюремными нарами, Камалов тоже стоял у него поперек горла. Но нужно было терпеть и ждать, как его учил мудрый ходжа Сабир-бобо.
Получив «добро» на операцию, Шубарин обрадовался, до пос­леднего момента он не был уверен, что заручится поддержкой властей. Власть, которую он знал прежде, вся была перестраховоч­ная, любые мало-мальски важные решения принимались на самом верху, так было и в Москве, и в Ташкенте, и в Тбилиси. А тут ситуация с выходом на зарубеж, рисковая, с непредсказуемыми последствиями, одобрена в двух ведомствах без согласования с Бе­лым домом. Но этим он, конечно, обязан Камалову, да и «добро», судя по позднему звонку, было вырвано к ночи, он чувствовал радость победителя в голосе прокурора.
На другой день, незадолго до обеда, неулыбчивый молодой человек, предъявивший на входе удостоверение корреспондента местной газеты, принес ему пакет, из-за которого он не покидал банк до утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102