Ты могла бы ее потом показать твоим родителям. Уверена, что им бы это очень понравилось.
— О, Вероника, у них и так огромное множество моих фотографий. Видите ли, я была их первым и единственным ребенком, а поэтому они уж постарались запечатлеть на пленке каждое сколь-либо значимое событие в моей жизни. А также и самое пустяковое.
— О, как бы я сама хотела иметь ребенка, — вздохнула Вероника. На лице ее при этом появилось выражение искренней печали.
Взглянув на нее в этот момент, Риган почувствовала прилив жалости. Вероника всегда стремилась казаться такой бодрой и веселой, что Риган и в голову не приходило подумать о том, что, вероятно, пожилой женщине выпало на долю испытать много разочарований в жизни.
— Как бы то ни было, — продолжила Вероника, — учитывая тот факт, что почти пятидесятилетний первый брак сэра Джилберта так и не привел к появлению наследников, я иногда думаю: что, видимо, нельзя исключать возможности того, что это он сам, так сказать, “стрелял холостыми”.
“Старая, добрая Вероника, — констатировала Риган, — и мгновения не прошло, как ты снова стала самой собой”.
За столом библиотекаря восседал поэт — маленький человечек в черных очках, белой, застегнутой на все пуговицы рубашке и “бермудах”, в черных высоких гольфах, легких тапочках. Как только все расселись по местам, поэт начал свою лекцию.
— С юных лет, — заявил лектор, которого, кстати, звали Байрон Фрост, — я любил писать стихи. И началось все после того, как наш школьный учитель в пятом классе заставил нас писать “хайку”. Все вы знаете, что такое “хайку”?
— Это что-то японское, — ответила Вероника. — Трехстрочное стихотворение, в котором в первой и третьей строчках по пять слогов, а во второй — семь. И в нем совершенно нет рифмы!
— Да, абсолютно верно. Чтобы составить такое стихотворение, нужна внутренняя дисциплина, нужны последовательные усилия. До конца нашего сегодняшнего занятия каждый из вас напишет по одному такому стихотворению. Но начать я хочу со следующего уточнения: все вы должны писать только о том, что вам известно, или о том, что близко сердцу. Например, я как-то написал целую оду в честь моей жены, моей милой Жоржетты. Я вам ее сейчас прочту. — Он снял очки, сложил ладони перед собой на манер монаха и влюбленными глазами уставился на сидевшую в аудитории женщину, которая, как поняла Риган, и была миссис Фрост.
— Жоржетта, моя единственная любовь…
Милая миссис Фрост просто расплылась в улыбке, внимая поэзии мужа. Риган внимательно следила за ней, и ее наблюдения напомнили ей то, как, по рассказам Клер, замирала от полноты чувств Атена, слушая стихи, которые на уроках иногда читал Филипп Уиткомб. И еще вспомнилось Риган то, как Филипп сказал ей много лет назад: “Очень опасно быть наследницей большого состояния… она еще вернется…” А теперь еще этот полицейский инспектор вновь и вновь возвращается в своем расследовании к вопросу о том, действительно ли что-то было между Филиппом и Атеной. В конце концов, и тело ее было обнаружено совсем рядом с поместьем Экснеров. Мысли Риган метались между Оксфордом и Грецией. “Может быть, факсы уже поступят на корабль к тому моменту, когда мы с Вероникой вернемся в каюту после семинара, — подумала Риган. — Мне все же нужно иметь под рукой что-то конкретное, тогда мои воспоминания пойдут в нужном русле”.
— Не хочет ли кто-либо из присутствующих прочитать какое-нибудь из стихотворений? — растративший всю свою эмоциональную энергию на прочтение оды возлюбленной жене, Байрон Фрост явно стремился теперь немного потянуть время, передохнуть.
Еще прежде, чем Вероника вскочила со своего места, Риган поняла, что сейчас произойдет неизбежное: вновь будет упомянуто светлое имя сэра Джилберта.
— Мой любимый, ныне покойный супруг сэр Джилберт Экснер был поэтом. Он сочинял стихи везде, где бы ни находился. Когда мы с ним вместе лежали в постели, он, сжимая меня в своих объятиях, все равно читал свои любимые произведения. Всего лишь за несколько мгновений до смерти он привлек меня к себе и прошептал в ухо свое последнее стихотворение:
Я хотел бы тебе сказать, сказать, сказать,
Но не так, как другие, другие, другие…
“Боже мой, только не это”, — в отчаянии думала Риган.
Стюард оставил на столике в их каюте большой коричневый конверт.
— Это тебе, — объявила Вероника, взглянув на написанный на конверте адрес. — Как замечательно! Наверное, это от какого-нибудь поклонника. Я так надеюсь. Ты читай, а я ненадолго выйду, только переоденусь. — С этими словами она исчезла в ванной.
Риган открыла конверт. В нем были фотокопии статей из нескольких греческих газет с приложенными к ним английскими переводами. “Слава Богу”, — подумала Риган, опуская все это в свою сумочку. Пообедать она решила гамбургером в расположенном неподалеку гриль-баре. Идти вместе со всеми в ресторан не хотелось.
Когда Вероника вышла из ванной, на ней были красно-белая спортивная майка, такого же цвета шорты и красные сандалии. С собой она взяла зонтик от солнца, огромные темные очки и последнюю книгу Норы Риган Рейли.
У бассейна, на счастье, им удалось найти два шезлонга, которые не были кем-то уже заняты или “зарезервированы” с помощью полотенца или другого предмета туалета. Устроившись на своем шезлонге, Риган окинула взглядом океан, простиравшийся вокруг корабля во все стороны. “Мы находимся посреди океана”, — думала девушка. При этом она попыталась даже представить себе чувства, которые могли бы охватить ее, если бы она, скажем, оказалась в океане одна, совсем одна.
— Мне очень нравится вот эта фотография твоей матери, — сообщила Вероника, внимательно изучавшая снимок на обложке книги. — Ты на нее действительно похожа. Мне кажется, что я бы узнала ее при первой же встрече.
“Именно этого я и боюсь”, — подумала Риган. Вероника открыла книгу.
— Я так рада, что могу читать эту вот книгу, сидя рядом с тобой, Риган. Если вдруг у меня возникнут какие-нибудь вопросы, то я попытаюсь все выяснить практически из первоисточника. Таким образом, кто знает, может быть, даже смогу получить некую самую сокровенную информацию о тех негодяях и убийцах, которые повстречаются во время чтения, — весело сказала Вероника, листая большим пальцем страницы, причем почему-то от конца к началу. — Ладно, не буду мешать. Тебе, как я понимаю, необходимо заняться важным делом.
Риган неопределенно улыбнулась и достала из сумочки поступившие от Ливингстона факсы. Она расправила их на коленях и принялась читать. Первый же заголовок звучал так:
“Трагедия дважды постигает известную греческую семью”. Под ним было написано: “Разложившееся тело Атены Лополус было обнаружено в эти выходные в Англии в лесу, неподалеку от Оксфорда”.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— О, Вероника, у них и так огромное множество моих фотографий. Видите ли, я была их первым и единственным ребенком, а поэтому они уж постарались запечатлеть на пленке каждое сколь-либо значимое событие в моей жизни. А также и самое пустяковое.
— О, как бы я сама хотела иметь ребенка, — вздохнула Вероника. На лице ее при этом появилось выражение искренней печали.
Взглянув на нее в этот момент, Риган почувствовала прилив жалости. Вероника всегда стремилась казаться такой бодрой и веселой, что Риган и в голову не приходило подумать о том, что, вероятно, пожилой женщине выпало на долю испытать много разочарований в жизни.
— Как бы то ни было, — продолжила Вероника, — учитывая тот факт, что почти пятидесятилетний первый брак сэра Джилберта так и не привел к появлению наследников, я иногда думаю: что, видимо, нельзя исключать возможности того, что это он сам, так сказать, “стрелял холостыми”.
“Старая, добрая Вероника, — констатировала Риган, — и мгновения не прошло, как ты снова стала самой собой”.
За столом библиотекаря восседал поэт — маленький человечек в черных очках, белой, застегнутой на все пуговицы рубашке и “бермудах”, в черных высоких гольфах, легких тапочках. Как только все расселись по местам, поэт начал свою лекцию.
— С юных лет, — заявил лектор, которого, кстати, звали Байрон Фрост, — я любил писать стихи. И началось все после того, как наш школьный учитель в пятом классе заставил нас писать “хайку”. Все вы знаете, что такое “хайку”?
— Это что-то японское, — ответила Вероника. — Трехстрочное стихотворение, в котором в первой и третьей строчках по пять слогов, а во второй — семь. И в нем совершенно нет рифмы!
— Да, абсолютно верно. Чтобы составить такое стихотворение, нужна внутренняя дисциплина, нужны последовательные усилия. До конца нашего сегодняшнего занятия каждый из вас напишет по одному такому стихотворению. Но начать я хочу со следующего уточнения: все вы должны писать только о том, что вам известно, или о том, что близко сердцу. Например, я как-то написал целую оду в честь моей жены, моей милой Жоржетты. Я вам ее сейчас прочту. — Он снял очки, сложил ладони перед собой на манер монаха и влюбленными глазами уставился на сидевшую в аудитории женщину, которая, как поняла Риган, и была миссис Фрост.
— Жоржетта, моя единственная любовь…
Милая миссис Фрост просто расплылась в улыбке, внимая поэзии мужа. Риган внимательно следила за ней, и ее наблюдения напомнили ей то, как, по рассказам Клер, замирала от полноты чувств Атена, слушая стихи, которые на уроках иногда читал Филипп Уиткомб. И еще вспомнилось Риган то, как Филипп сказал ей много лет назад: “Очень опасно быть наследницей большого состояния… она еще вернется…” А теперь еще этот полицейский инспектор вновь и вновь возвращается в своем расследовании к вопросу о том, действительно ли что-то было между Филиппом и Атеной. В конце концов, и тело ее было обнаружено совсем рядом с поместьем Экснеров. Мысли Риган метались между Оксфордом и Грецией. “Может быть, факсы уже поступят на корабль к тому моменту, когда мы с Вероникой вернемся в каюту после семинара, — подумала Риган. — Мне все же нужно иметь под рукой что-то конкретное, тогда мои воспоминания пойдут в нужном русле”.
— Не хочет ли кто-либо из присутствующих прочитать какое-нибудь из стихотворений? — растративший всю свою эмоциональную энергию на прочтение оды возлюбленной жене, Байрон Фрост явно стремился теперь немного потянуть время, передохнуть.
Еще прежде, чем Вероника вскочила со своего места, Риган поняла, что сейчас произойдет неизбежное: вновь будет упомянуто светлое имя сэра Джилберта.
— Мой любимый, ныне покойный супруг сэр Джилберт Экснер был поэтом. Он сочинял стихи везде, где бы ни находился. Когда мы с ним вместе лежали в постели, он, сжимая меня в своих объятиях, все равно читал свои любимые произведения. Всего лишь за несколько мгновений до смерти он привлек меня к себе и прошептал в ухо свое последнее стихотворение:
Я хотел бы тебе сказать, сказать, сказать,
Но не так, как другие, другие, другие…
“Боже мой, только не это”, — в отчаянии думала Риган.
Стюард оставил на столике в их каюте большой коричневый конверт.
— Это тебе, — объявила Вероника, взглянув на написанный на конверте адрес. — Как замечательно! Наверное, это от какого-нибудь поклонника. Я так надеюсь. Ты читай, а я ненадолго выйду, только переоденусь. — С этими словами она исчезла в ванной.
Риган открыла конверт. В нем были фотокопии статей из нескольких греческих газет с приложенными к ним английскими переводами. “Слава Богу”, — подумала Риган, опуская все это в свою сумочку. Пообедать она решила гамбургером в расположенном неподалеку гриль-баре. Идти вместе со всеми в ресторан не хотелось.
Когда Вероника вышла из ванной, на ней были красно-белая спортивная майка, такого же цвета шорты и красные сандалии. С собой она взяла зонтик от солнца, огромные темные очки и последнюю книгу Норы Риган Рейли.
У бассейна, на счастье, им удалось найти два шезлонга, которые не были кем-то уже заняты или “зарезервированы” с помощью полотенца или другого предмета туалета. Устроившись на своем шезлонге, Риган окинула взглядом океан, простиравшийся вокруг корабля во все стороны. “Мы находимся посреди океана”, — думала девушка. При этом она попыталась даже представить себе чувства, которые могли бы охватить ее, если бы она, скажем, оказалась в океане одна, совсем одна.
— Мне очень нравится вот эта фотография твоей матери, — сообщила Вероника, внимательно изучавшая снимок на обложке книги. — Ты на нее действительно похожа. Мне кажется, что я бы узнала ее при первой же встрече.
“Именно этого я и боюсь”, — подумала Риган. Вероника открыла книгу.
— Я так рада, что могу читать эту вот книгу, сидя рядом с тобой, Риган. Если вдруг у меня возникнут какие-нибудь вопросы, то я попытаюсь все выяснить практически из первоисточника. Таким образом, кто знает, может быть, даже смогу получить некую самую сокровенную информацию о тех негодяях и убийцах, которые повстречаются во время чтения, — весело сказала Вероника, листая большим пальцем страницы, причем почему-то от конца к началу. — Ладно, не буду мешать. Тебе, как я понимаю, необходимо заняться важным делом.
Риган неопределенно улыбнулась и достала из сумочки поступившие от Ливингстона факсы. Она расправила их на коленях и принялась читать. Первый же заголовок звучал так:
“Трагедия дважды постигает известную греческую семью”. Под ним было написано: “Разложившееся тело Атены Лополус было обнаружено в эти выходные в Англии в лесу, неподалеку от Оксфорда”.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69