– Боюсь, теперь ты не попадешь с двух метров в слона!
Эта шутка, которая, согласен, неблестящая, оставляет его холодным, как Арктика.
Вдруг Толстяк, копающийся в кусте, издает пронзительный крик, поднимает кучу перьев и потрясает ею, вопя
– Вот она, зверюга!
Мы подходим и становимся кругом, что для двоих представляет некоторую сложность. Вместо фазана Пинюш шлепнул голубя... Если это убавляет ценность добычи, то повышает ценность выстрела, потому что голубь меньше фазана.
Папаша Пинюш берет свою жертву и начинает ее ощупывать в районе зоба.
– Он не совсем умер? – спрашивает Берю.
– Как его пульс? – спрашиваю я. – Неровный, прерывистый, лихорадочный, нитевидный, слабый?
Пино качает головой.
– Его просто нет!
Он кладет добычу в сумку от противогаза, служащую ему ягдташем, но что-то привлекает мое внимание.
А это не что иное, как маленький металлический футляр, зафиксированный на ноге особым кольцом.
– Подожди-ка!
Я осматриваю предмет.
– Знаешь, Пинюш, а ты шлепнул почтового голубя.
– Ну да!
– Посмотри! Или он был начальником почтовой службы своего полка!
Я беру кольцо и футляр. Внутри футляра я обнаруживаю маленький листок кальки, покрытый непонятными знаками.
– Это чЕ такое? – спрашивает Берю, отличающийся особой сообразительностью.
– Шифровка.
Пино не может прийти в себя.
– Черт побери! – хнычет он. – Я перехватил армейское сообщение. Только бы меня не расстреляли!
Я его успокаиваю:
– В армии давным-давно не используют голубей Разве что с горошком и поджаренными хлебцами.
– Что же тогда это означает? – беспокоится Берюрье.
– Понятия не имею. Может быть, конкурс любителей голубей, а может, темная история. Я отдам это Старику, пусть решает.
– Как думаешь, почтовый голубь съедобен? – тревожится Пинюш, галопом возвращающийся к своим гастрономическим интересам.
– А почему нет? – иронизирует Берю. – Ведь почтальон такой же мужик, как остальные.
Этот аргумент убеждает Пино.
Глава 2
Через четыре дня после этой памятной охоты, ознаменовавшейся вышеописанной бойней, Старик вызывает меня в свой личный кабинет. Комната выглядит унылой, как старый номер «Биржевого вестника», а руководитель Секретной службы кажется веселым, как катастрофа на шахте.
Когда я вхожу, он стоит перед бюро красного дерева, кулаки лежат по сторонам блокнота, а голова, голая, как задница, блестит в лучах электрического света.
Шеф открывает окна, только когда уборщица приходит наводить в кабинете порядок. Остальное время он, как животное из вивария, ограничивается искусственным светом, поставляемым компанией «Электрисите де Франс».
Его рот похож на рот ящерицы. Он совершенно безгубый, и всякий раз, когда Старик его открывает, невольно ждешь, что оттуда выскочит раздвоенный язык. Он смотрит, как я вхожу...
– Сан-Антонио, вы никогда не догадаетесь, по какой причине я востребовал вас к себе.
«Востребовал вас»! В этом он весь. Когда он раскрывает рот, то возникает такое ощущение, что присутствуешь на приеме у какого-нибудь маркиза.
– Не имею ни малейшего понятия, шеф! Тогда он достает из правого ящика стола футляр, снятый мною с лапы голубя, с ловкостью пьяного жонглера подбрасывает его в воздух, пытается поймать, но это ему не удается, и маленький металлический тюбик падает в его чернильницу.
Он проворно извлекает его оттуда, с не меньшим проворством открывает, держа над блокнотом, и извлекает находившийся внутри с самого начала листок.
– Вы знаете, что это такое, Сан-Антонио?
– Я узнаю документ, шеф, но в том, что касается ею содержания...
Он массирует свою черепушку цвета слоновой кости, оставляя на ее полированной поверхности яркий чернильный след.
– Это формула...
– Да?
Старик начинает объяснения:
– Да. Она относится к продукту, разрабатываемому нашими учеными с целью ослабления эффектов радиации. Франция находится на пороге открытия если не противоядия от этого бедствия, то по крайней мере мощного средства, дающего временное улучшение... Человек, чья кожа будет натерта этим препаратом, практически не пострадает от воздействия радиации!
– Не может быть!
– Может.
– Браво! Это сенсация.
– Изобретение еще не доведено до конца, но наши ученые вот-вот доработают его...
– А формула уже летит в чужие страны! – усмехаюсь я.
– Вы очень точно сказали! Если бы не выстрел Пино, мы ничего бы не узнали! Необыкновенно счастливая случайность!
– Она не только счастливая, но еще и божественная, – дополняю я.
Наступает минута молчания, как и на всех важных церемониях. Старик крутит в пальцах прямоугольник тонкой бумаги.
– Наши специалисты чуть было не бросили попытки расшифровать сообщение, – продолжает он, – но как раз в этот момент один из ученых, работающих над изобретением, пришел сюда по вопросу безопасности. Ему на всякий случай показали это, и он" буквально упал, узнав одну из своих формул.
– Голубь тоже, – шепчу я. – В этой истории все почему-то падают.
Моя шутка Старику не нравится...
Он садится, подтягивает манжеты, сбрасывает с лацкана пиджака пылинку и продолжает рассказ:
– Эта утечка информации тем более удивительна, что для сохранения секретности были приняты строжайшие меры.
– Во Франции, – говорю я, – не помогают никакие меры, даже строжайшие! Мы не умеем хранить тайны.
– Что очень вредит нашим интересам, – вздыхает Старик. Он соединяет пальцы и хрустит суставами.
– Однако давайте хоть попытаемся защитить их.
– Исследования ведутся в одной частной лаборатории, охраняемой полицейскими в штатском. С целью избежать утечки информации – но это, увы, не помогло – ученые, работающие в лаборатории, согласились каждый вечер, перед уходом, подвергаться обыску. Тибоден, профессор, которому мы обязаны данным открытием, буквально помешан на секретности. Он сам следит за обыском своих сотрудников... Операция проходит следующим образом: ежедневно, приходя на работу, ассистенты профессора полностью раздеваются и проходят по стеклянному коридору из раздевалки, в которой оставили обычную" одежду, во вторую, где надевают рабочую...
– Так, это ясно...
Старик проводит узким бледным языком по отсутствующим губам.
– Второй пункт. Тибоден единственный, кто знает формулы своего изобретения. Они, естественно, хранятся в письменной форме на случай, если с ним случится несчастье до завершения работ над антиатомным препаратом, временно называемым «Антиат». Документы хранятся в стенном сейфе усовершенствованной модели, шифр к которому знает он один... Никто из его сотрудников, даже самые ближайшие помощники, не мог написать формулу, изображенную на этой бумаге... Вот в чем проблема... Я чешу спину.
– Да уж, проблемка!
– Ну что же, раз вы подняли зайца – точнее, сбили голубя, – довольный своим каламбуром, он дает мне время оценить его по достоинству, – вам я и доверяю раскрыть эту тайну, Сан-Антонио.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24