– А когда Кастэн уходит?
– Когда он уходит, я остаюсь в магазине и не могу сходить на почту.
– Но у вас же здесь телефон.
– Это так, но на междугородные переговоры приходят счета, а муж их проверяет.
– Ясненько...
– Ну, так что там?
Ее нетерпение меня раздражало.
– А ничего! Видел я эту пташку. Он был недоволен. Я его сильно разочаровал. Ведь он готовился к любовной встрече. И деньжат он ждал побольше. Четыре тысячи монет, это похоже на чаевые, вы не находите?
Я думал, что Жермена сконфузится, но она принялась оправдываться:
– Я не могла больше, вы это ему объяснили?
Это было уже слишком.
– Скажите-ка, мадам Кастэн, вы, случаем, не дура? Я вас сразу предупреждаю: меня интересуют красивые женщины, но только если они не полные дуры!
Она была шокирована.
– Вы отдаете себе отчет, что в вашем возрасте вы играете роль сумасшедшей старухи? По традиции, женщины, содержащие хахалей, должны быть дамами богатыми, старыми и праздными. Или шлюхами... Вы, однако, не подходите ни под одну из этих категорий.
Жермена была слишком оскорблена, чтобы ответить.
– Вчера, по вашей милости, я провел день самым дурацким образом. Как только подумаю, какую роль вы во всем этом играете, меня душит злоба. Хотите правду? Так вот, ваш могильщик сто раз прав, когда колошматит вас, вы из тех девок, которых надо обтесывать!
– Убирайтесь! – закричала женщина, показывая на дверь. Должно быть, подобное она видела в каком-то скверном кино. Я пожал плечами.
– Если я уйду, вы же первая об этом пожалеете. Вам ведь нужен порученец, крошка! Поверьте, вам не стоит меня гнать.
Я взял ее за плечи и встряхнул:
– Вы меня слышите, идиотка вы этакая? Хватит! Шикарный у вас фраер, ничего не скажешь. Видел я его в припадке...
– У него был припадок?
– Да еще какой! Но успокойтесь, он из него выкарабкался.
Жермена побледнела. Лицо у нее стало каким-то отупевшим. Наконец она подняла на меня свои большие голубые глаза, так меня трогавшие.
– За что вы его ненавидите?
Я пожал плечами:
– Можно ли ненавидеть то, что презираешь?
– Вы сильный человек?
– Я самый обыкновенный. А эта сволочь Морис – вообще никто. И я его считаю ничтожеством!
– Вы его презираете потому, что он болен!
– Боже мой, вот уж нет. Но я не понимаю его подлого и трусливого поведения. Себя он считает личностью, надеясь вас обдурить и поживиться за счет бедняги Кастэна. До этого он обрюхатил вас и бросил, обрадованный тем, что папочка с мамочкой его прикрыли. И, несмотря на все это, теперь он пользуется вашей любовью и кошельком! Слушайте-ка, Жермена, я больше не хочу слышать об этом мерзавце! И случись мне еще раз его увидеть, я расквашу ему морду, ясно?
– Не бойтесь, я не попрошу вас больше ни о чем! И запрещаю вам о нем говорить!
У нее был вид глубоко оскорбленной дамы. Я подтолкнул ее к зеркалу, висевшему над буфетом.
– Взгляните-ка на себя, Жермена! Вы же красивы! Вам не хватает только хорошей прически у приличного парикмахера, чтобы выглядеть потрясающе. А вы, вместо того чтобы пользоваться вашей молодостью и красотой, гниете в этой крысиной норе. Вы чахнете в этом магазине, в этом мертвом городе. Ваше сокровенное желание – урвать на котлетах сотню франков, чтобы эта... задница могла прозябать. Вот это мне больше всего неприятно. И очень скоро ваше тело станет таким же, как ваша жизнь, и тогда вы никому не будете интересны.
Я отпустил ее и пошел в магазин почитать похоронные расценки. Фотографии гробов навевали скуку... И это дерьмо я должен буду кому-то навязывать...
Что-то заставило меня насторожиться. Легкий шум доносился из спальни. Звук приглушенных рыданий. Я поднялся и, поколебавшись, пошел туда. Жермена лежала на кровати и плакала, спрятав лицо.
В своем горе она была прекрасна. Пеньюар сбился, когда она упала на кровать, и обнажил великолепную ногу и крепкое бедро. Мне казалось, я чувствовал его тепло и бархатистость. Всколыхнувшаяся жалость толкнула меня к ней. Это было уже серьезно: я ее любил. И я хотел ее...
Я встал на колени и погладил ее пепельные волосы. Она дернулась и сбросила мою руку.
– Оставьте меня!
– Жермена, я знаю, что огорчил вас, но так было надо. Я должен был открыть вам глаза. И я должен вам сказать: я люблю вас. Со мной это не впервые, конечно, но так сильно никогда... И никогда так быстро... Для вас я готов на все.
Глупо это говорить, но это сильнее меня, я не могу сдержаться.
Женщина не шевелилась. Я наклонился и поцеловал ее припухшие от слез губы. Она не оттолкнула меня, но и не ответила на мой поцелуй.
Я вышел из комнаты, унося на губах вкус ее печали. После этого я пошел продавать мяснику уютненький гроб, обитый шелком.
5
Два дня прошли без происшествий. Я втягивался в мой новый быт, продавая всякую похоронную дребедень, даже помогал укладывать умерших в гроб и сопровождал их в церковь в старом катафалке папаши Кастэна. Я убеждал себя, что эта работа не для меня и я не должен расслабляться от провинциальной жизни. Но прожитые годы были нелегки, и мне было приятно плыть в томительной легкости весенних дней.
Провинция как опиум. Воздух здесь сладок, и жизнь не так суматошна, как в Париже. Она медлительна, тяжеловесна и более значительна.
Могильщик был доволен мной. Я продавал все по первому классу.
Да, это были два дня пустых и легких. Обедал в столовой шефа. Жермена хорошо готовила, и мне доставляло удовольствие поглощать ее блюда и смотреть на нее.
С тех пор как я поцеловал ее, она почти не разговаривала со мной. Я видел, что женщина раздосадована происшедшей между нами сценой. Ее гордость бунтовала, и ее терзали угрызения совести из-за Мориса.
Что касается Кастэна, он все больше лез мне в душу, бурно и красноречиво суля златые горы. Если верить ему, то я и был зачат и рожден на свет, чтобы продавать гробы. В общем-то он был неплохой парень. У него был скверный характер, как у всех желудочников, и он презирал свою жену, на которой женился при таких особых обстоятельствах. Но жить с ним было можно, мне во всяком случае.
Но на третий день разразилась драма. Мы только что отвезли очередного покойника в часовню для отпевания и возвращались в магазин. Кастэн рассказывал мне о своей военной службе, что, кажется, умиляло его. Мимо прошел единственный в городишке продавец газет. Кастэн купил вечернюю газету, выходившую трижды в неделю. Как и все обитатели маленьких городков, он был очень привязан к своей газете. Он остановился, чтобы прочитать заголовки на первой странице. Я воспользовался этим, чтобы прикурить сигарету. Выдохнув голубоватый клуб дыма, я заметил сквозь него, как Кастэн побледнел. Он стоял молчаливый, неподвижный, с приоткрытым от удивления ртом.
– Что-то случилось? – обеспокоился я.
Он не ответил. Мне показалось даже, что мой вопрос до него не дошел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23