для меня эти даты были отмечены пурпуром и золотом. "Эстаундинг", например, поступал в третью среду каждого месяца.
(Между прочим, до недавнего времени у меня хранилось однотомное собрание сочинений Шекспира, которым я пользовался в 1937 году, когда мы изучали Шекспира по программе. На последнем листе этой книги начертан ряд таинственных чисел, в которых, собственно, нет ничего таинственного. На каждом занятии, пока профессор благоговейно рассказывал о Шекспире, я подсчитывал, сколько часов осталось до получения очередного научно-фантастического журнала.)
В апреле 1938 года я с маниакальным нетерпением ожидал очередного номера "Эстаундинга". В нем была обещана первая часть нового сериала Джека Уильямсона ("Легион времени"), а я был страстным поклонником Джека Уильямсона.
20 апреля я мчался домой на крыльях.
- Где "Эстаундинг", па ? - спросил я.
- Не поступил, - ответил отец, слишком поглощенный своими заботами, чтобы понять, какой страшный удар он мне нанес.
Я был потрясен. Но ведь среда! Третья среда месяца!
- Сейчас вернусь, - бросил я и убежал. Я знал все газетные киоски в радиусе мили (наши конкуренты!) и не пропустил ни одного. Когда я вернулся, на мне буквально лица не было, и это страшно взволновало мою мать (при росте всего четыре фута десять дюймов она имела такой запас тревоги, что его хватило бы, чтобы наполнить человека объемом раза в три больше).
"Эстаундинг" не поступил ни в один киоск!
На следующий день - никакого "Эстаундинга", через день - та же история. Я сидел на занятиях с тупой отрешенностью: я выполнял свою долю обязанностей в лавке с ноющим сердцем, ибо непрестанно поглядывал на полку с издевательски большой кипой журналов, среди которых не было "Эстаундинга".
Меня поддерживала только одна надежда: какой-нибудь тип в издательстве "Стрит энд Смит" перепутал среды. Ну, конечно! "Эстаундинг" придет 27 апреля, в четвертую среду.
Он не пришел!
Оставалось ждать худшего. У меня хватало опыта, чтобы знать - издание журналов иногда прекращается. Если это произойдет с "Эстаундингом", моя жизнь кончена. Придется вступить в Иностранный легион, чтобы забыть об этой трагедии. Но сперва надо все выяснить доподлинно.
Отчаяние толкнуло меня на безумный поступок. Я нашел в телефонном справочнике номер телефона "Стрит энд Смит" и, взяв пятицентовую монету из кассы, позвонил туда. "Где майский номер "Эстаундинга"?" - спросил я едва слышным голосом.
Юная леди на другом конце провода с идиотской беспечностью сообщила мне, что дата выхода журнала перенесена с третьей среды на четвертую пятницу и что журнал выйдет 29 апреля.
Так оно и произошло.
По сей день не могу простить высшим эшелонам "Стрит энд Смит" такого преступного равнодушия. Как они посмели изменить дату, не предупредив об этом читателей? Гнусные чинуши! Одному богу известно, сколько юнцов умерло за эти девять бесплодных дней.
Это инцидент оказал двоякое воздействие на мою писательскую карьеру. Во-первых, те дни, когда я был полон страха, что "Эстаундинг" приказал долго жить, оставили на моей душе незаживающий шрам. Именно с этого времени я стал сознавать, что такое тленность. Я понял, что нельзя тянуть с окончанием своего рассказа, ибо я не бессмертен. Поэтому я взялся за дело и дописал его.
Во-вторых, я позвонил в издательство "Стрит энд Смит". Эта организация действительно существовала - не в какой-то чуждой галактике, а всего лишь в получасе езды на метро от моего дома. И в ней работали обыкновенные человеческие существа, которые со мной разговаривали. Почему бы в таком случае не съездить туда и не отдать им мое произведение?
И я сделал это в июне 1938 года. Я подошел к секретарю в приемной и, давясь словами, кое-как пролепетал, что мне хотелось бы встретиться с мистером Джоном У. Кэмпбеллом-младшим (в ту пору он был новым редактором "Эстаундинга") и вручить ему рукопись.
Секретарь позвонила мистеру Кэмпбеллу, а я закрыл глаза и ждал удара, который отсечет мне голову. Но она бодро проговорила: "Мистер Кэмпбелл примет вас!"
Меня провели через большие комнаты, заполненные кипами бумаги и связками журналов (включая будущий!!! номер "Эстаундинга") . Всю жизнь я буду помнить запахи этого помещения. Даже сегодня запах старых журналов, напичканных сенсационными рассказами, заставляет меня вновь почувствовать себя восемнадцатилетним юношей.
Джон Кэмпбелл приветливо разговаривал со мной целый час, и я совсем успокоился. Он делал вид, будто в восторге от того, что я принес свой рассказ. Джон все еще редактирует "Эстаундинг" (только теперь он называется "Аналог"), и с тех пор я много раз встречался с ним. Естественно, в последующие годы он относился ко мне с величайшим почтением, особенно когда хотел заполучить мои рассказы, но с таким же почтением он встретил перепуганного восемнадцатилетнего мальчишку, которого видел в первый раз.
Если вы ожидаете услышать, что Джон принял мой первый рассказ и что я сразу же был признан великим автором научной фантастики, то вы сильно заблуждаетесь. Такое, возможно, случилось с А. Э. ван Фогтом или с Робертом А. Хайнлайном, но только не со мной. Джон прочитал мой рассказ в тот же вечер и отослал мне его по почте на следующий день, приложив письмо на две страницы, в котором не только указал мои ошибки, но и очень тепло меня ободрил.
До чего же приятно получать отказ в такой форме! После этого я писал научно-фантастические рассказы как минимум по одному в месяц, и все приносил Джону Кэмпбеллу. Всякий раз он предлагал мне зайти, дружески беседовал со мной, и всякий раз отвергал мое творение, давая мне в письме полезные советы. Его письма все больше меня ободряли.
Как писатель я всем обязан Джону Кэмпбеллу, и мне известно, что я не единственный автор научной фантастики, который обязан ему в такой же степени.
Каждый рассказ, возвращенный Джоном, я отправлял в два других журнала научной фантастики - "Эмейзинг сториз" и "Триллинг уандер сториз". Число отвергнутых рассказов росло - за четыре месяца мне вернули полдюжины моих произведений.
Это меня не обескураживало, ибо не только Джон Кэмпбелл, но и отец поверил в меня, побуждая идти вперед без оглядки. Отца нисколько не смущало, что рассказы возвращались. Он ценил честолюбие и настойчивость, и в его глазах ни слава, ни финансовый успех ничего не прибавляли к этим ценностям. Он хотел от меня одного - чтобы я добивался цели.
Отец полагал, что мои ученые произведения заслуживают большего, нежели старый разбитый "Ундервуд". Каким-то образом он сумел наскрести 65 долларов и купил мне новехонькую портативную машинку "Смит-Корона", которой я пользуюсь по сей день. Надо было совсем позабыть о сыновнем долге, чтобы, сидя перед этой сверкающей портативкой, не отработать деньги, затраченные на нее отцом, даже если бы на это ушло десять лет.
1 2 3 4
(Между прочим, до недавнего времени у меня хранилось однотомное собрание сочинений Шекспира, которым я пользовался в 1937 году, когда мы изучали Шекспира по программе. На последнем листе этой книги начертан ряд таинственных чисел, в которых, собственно, нет ничего таинственного. На каждом занятии, пока профессор благоговейно рассказывал о Шекспире, я подсчитывал, сколько часов осталось до получения очередного научно-фантастического журнала.)
В апреле 1938 года я с маниакальным нетерпением ожидал очередного номера "Эстаундинга". В нем была обещана первая часть нового сериала Джека Уильямсона ("Легион времени"), а я был страстным поклонником Джека Уильямсона.
20 апреля я мчался домой на крыльях.
- Где "Эстаундинг", па ? - спросил я.
- Не поступил, - ответил отец, слишком поглощенный своими заботами, чтобы понять, какой страшный удар он мне нанес.
Я был потрясен. Но ведь среда! Третья среда месяца!
- Сейчас вернусь, - бросил я и убежал. Я знал все газетные киоски в радиусе мили (наши конкуренты!) и не пропустил ни одного. Когда я вернулся, на мне буквально лица не было, и это страшно взволновало мою мать (при росте всего четыре фута десять дюймов она имела такой запас тревоги, что его хватило бы, чтобы наполнить человека объемом раза в три больше).
"Эстаундинг" не поступил ни в один киоск!
На следующий день - никакого "Эстаундинга", через день - та же история. Я сидел на занятиях с тупой отрешенностью: я выполнял свою долю обязанностей в лавке с ноющим сердцем, ибо непрестанно поглядывал на полку с издевательски большой кипой журналов, среди которых не было "Эстаундинга".
Меня поддерживала только одна надежда: какой-нибудь тип в издательстве "Стрит энд Смит" перепутал среды. Ну, конечно! "Эстаундинг" придет 27 апреля, в четвертую среду.
Он не пришел!
Оставалось ждать худшего. У меня хватало опыта, чтобы знать - издание журналов иногда прекращается. Если это произойдет с "Эстаундингом", моя жизнь кончена. Придется вступить в Иностранный легион, чтобы забыть об этой трагедии. Но сперва надо все выяснить доподлинно.
Отчаяние толкнуло меня на безумный поступок. Я нашел в телефонном справочнике номер телефона "Стрит энд Смит" и, взяв пятицентовую монету из кассы, позвонил туда. "Где майский номер "Эстаундинга"?" - спросил я едва слышным голосом.
Юная леди на другом конце провода с идиотской беспечностью сообщила мне, что дата выхода журнала перенесена с третьей среды на четвертую пятницу и что журнал выйдет 29 апреля.
Так оно и произошло.
По сей день не могу простить высшим эшелонам "Стрит энд Смит" такого преступного равнодушия. Как они посмели изменить дату, не предупредив об этом читателей? Гнусные чинуши! Одному богу известно, сколько юнцов умерло за эти девять бесплодных дней.
Это инцидент оказал двоякое воздействие на мою писательскую карьеру. Во-первых, те дни, когда я был полон страха, что "Эстаундинг" приказал долго жить, оставили на моей душе незаживающий шрам. Именно с этого времени я стал сознавать, что такое тленность. Я понял, что нельзя тянуть с окончанием своего рассказа, ибо я не бессмертен. Поэтому я взялся за дело и дописал его.
Во-вторых, я позвонил в издательство "Стрит энд Смит". Эта организация действительно существовала - не в какой-то чуждой галактике, а всего лишь в получасе езды на метро от моего дома. И в ней работали обыкновенные человеческие существа, которые со мной разговаривали. Почему бы в таком случае не съездить туда и не отдать им мое произведение?
И я сделал это в июне 1938 года. Я подошел к секретарю в приемной и, давясь словами, кое-как пролепетал, что мне хотелось бы встретиться с мистером Джоном У. Кэмпбеллом-младшим (в ту пору он был новым редактором "Эстаундинга") и вручить ему рукопись.
Секретарь позвонила мистеру Кэмпбеллу, а я закрыл глаза и ждал удара, который отсечет мне голову. Но она бодро проговорила: "Мистер Кэмпбелл примет вас!"
Меня провели через большие комнаты, заполненные кипами бумаги и связками журналов (включая будущий!!! номер "Эстаундинга") . Всю жизнь я буду помнить запахи этого помещения. Даже сегодня запах старых журналов, напичканных сенсационными рассказами, заставляет меня вновь почувствовать себя восемнадцатилетним юношей.
Джон Кэмпбелл приветливо разговаривал со мной целый час, и я совсем успокоился. Он делал вид, будто в восторге от того, что я принес свой рассказ. Джон все еще редактирует "Эстаундинг" (только теперь он называется "Аналог"), и с тех пор я много раз встречался с ним. Естественно, в последующие годы он относился ко мне с величайшим почтением, особенно когда хотел заполучить мои рассказы, но с таким же почтением он встретил перепуганного восемнадцатилетнего мальчишку, которого видел в первый раз.
Если вы ожидаете услышать, что Джон принял мой первый рассказ и что я сразу же был признан великим автором научной фантастики, то вы сильно заблуждаетесь. Такое, возможно, случилось с А. Э. ван Фогтом или с Робертом А. Хайнлайном, но только не со мной. Джон прочитал мой рассказ в тот же вечер и отослал мне его по почте на следующий день, приложив письмо на две страницы, в котором не только указал мои ошибки, но и очень тепло меня ободрил.
До чего же приятно получать отказ в такой форме! После этого я писал научно-фантастические рассказы как минимум по одному в месяц, и все приносил Джону Кэмпбеллу. Всякий раз он предлагал мне зайти, дружески беседовал со мной, и всякий раз отвергал мое творение, давая мне в письме полезные советы. Его письма все больше меня ободряли.
Как писатель я всем обязан Джону Кэмпбеллу, и мне известно, что я не единственный автор научной фантастики, который обязан ему в такой же степени.
Каждый рассказ, возвращенный Джоном, я отправлял в два других журнала научной фантастики - "Эмейзинг сториз" и "Триллинг уандер сториз". Число отвергнутых рассказов росло - за четыре месяца мне вернули полдюжины моих произведений.
Это меня не обескураживало, ибо не только Джон Кэмпбелл, но и отец поверил в меня, побуждая идти вперед без оглядки. Отца нисколько не смущало, что рассказы возвращались. Он ценил честолюбие и настойчивость, и в его глазах ни слава, ни финансовый успех ничего не прибавляли к этим ценностям. Он хотел от меня одного - чтобы я добивался цели.
Отец полагал, что мои ученые произведения заслуживают большего, нежели старый разбитый "Ундервуд". Каким-то образом он сумел наскрести 65 долларов и купил мне новехонькую портативную машинку "Смит-Корона", которой я пользуюсь по сей день. Надо было совсем позабыть о сыновнем долге, чтобы, сидя перед этой сверкающей портативкой, не отработать деньги, затраченные на нее отцом, даже если бы на это ушло десять лет.
1 2 3 4