Однако он был без галстука и ремня. Из туфель заботливые санитары вынули шнурки.
– Как вы себя чувствуете, доктор Рэлсон? - спросил Блуштейн.
– Отдохнувшим.
– С вами хорошо обращаются?
– Мне не на что жаловаться, доктор.
Блуштейн автоматически потянулся к ножу для открывания писем, который он постоянно вертел в руках в минуты задумчивости, но пальцы наткнулись на пустоту. Естественно, нож был надежно спрятан, как и все остальные предметы, имеющие острые грани. На столе лежали лишь бумаги.
– Пожалуйста, присаживайтесь, доктор Рэлсон. Расскажите мне о проявлениях вашей болезни.
– Вас интересует, по-прежнему ли я хочу покончить с собой? Ответ - да. Временами становится лучше, иногда хуже, видимо, в зависимости от того, о чем я думаю. Но это желание всегда со мной. Вы не в состоянии мне помочь.
– Возможно, вы правы. Существует немало ситуаций, в которых я бессилен. И все же мне хотелось бы узнать о вас побольше. Вы занимаете важное положение...
Рэлсон презрительно фыркнул.
– Вы так не считаете? - с интересом спросил Блуштейн.
– Не считаю. На свете нет важных людей. Разве вы возьметесь утверждать, что в природе существует один-единственный важный микроб?
– Я вас не понимаю.
– А я на другое и не рассчитывал.
– Мне кажется, что за вашим несколько странным заявлением стоят серьезные размышления. Было бы весьма любопытно узнать, как вы пришли к таким выводам.
Впервые за весь разговор Рэлсон улыбнулся. Однако улыбка получилась неприятной. Его ноздри побелели.
– Знаете, доктор, за вами очень забавно наблюдать, - сказал он. Вы так старательно выполняете свой долг. Вам приходится меня слушать, изображая интерес и симпатию, а на самом деле вы их не чувствуете, разве не так? Похоже, я могу нести полнейшую чепуху, но все равно буду обеспечен внимательной аудиторией.
– А почему вы не верите, что мой интерес может быть настоящим, что, естественно, не исключает и чисто профессионального любопытства?
– Не верю, и все тут.
– Почему же?
– У меня нет ни малейшего желания обсуждать всякую ерунду.
– Вы бы предпочли вернуться к себе в комнату?
– Если не возражаете... Нет! - Голос Рэлсона неожиданно наполнила ярость. Он вскочил на ноги, но тут же снова сел. - Почему бы мне вас не использовать? Я не люблю разговаривать с людьми. Они глупы. Они практически ничего не понимают. Они могут часами тупо смотреть на самые очевидные вещи и при этом ничего не замечать. Если я заговариваю с ними, они не понимают, теряют терпение, смеются. А вы вынуждены слушать. Это же ваша работа. Вы не можете меня прервать и заявить, что я спятил, даже если в действительности будете так считать.
– Я с удовольствием и огромным интересом выслушаю все, что вы посчитаете нужным мне рассказать.
Рэлсон сделал глубокий вдох:
– Вот уже почти год я знаю то, что известно всего нескольким людям. Возможно, в настоящий момент никого из них уже не осталось в живых. Вы слышали, что человеческая культура развивается скачкообразно? Всего за два поколения в городе с населением триста тысяч человек появилось невероятное количество литературных и художественных гениев самого высшего разряда - при обычных обстоятельствах столько рождается за целое столетие в миллионных нациях. Я говорю об Афинах времен Перикла.
А вот и другие примеры; Флоренция правления Медичи, Англия времен Елизаветы, Испания - эмиров Кордовы, мощное реформаторское движение среди израильтян в восьмом и седьмом веках до нашей эры. Вы понимаете, что я имею в виду?
Блуштейн кивнул:
– Я вижу, вас интересует история.
– А почему бы и нет? Надеюсь, не существует закона, согласно которому я должен заниматься только исследованиями в области ядерной физики и волновой механики?
– Конечно, продолжайте, пожалуйста.
– Поначалу мне казалось, что я сумею разобраться во внутренней сути исторических циклов, проконсультировавшись со специалистом. И я несколько раз встретился с профессиональным историком. Пустая трата времени!
– А как его звали, вашего профессионального историка?
– Разве это имеет значение?
– Может быть, и не имеет, если вы считаете подобную информацию личной. Что он вам сказал?
– Он заявил, что я ошибаюсь: лишь дилетанту кажется, что история развивается скачками. После более внимательного изучения великих цивилизаций Египта и Шумера обнаружилось, что они не возникли из ничего, а были созданы на основе прошлых цивилизаций, достаточно преуспевших в развитии искусств. Он сказал, что перикловы Афины появились не на пустом месте, а уже были достаточно развитым городом в противном случае эпоха Перикла не оставила бы столь значительный след.
Тогда я поинтересовался, почему же после Перикла Афины перестали быть центром мировой культуры, а он мне ответил, что причина падения Афин заключалась в эпидемии чумы и войне со Спартой. Я начал задавать ему вопросы о других культурных скачках, которые всякий раз заканчивались смутой; а в некоторых случаях даже сопровождались войнами и кровопролитием. Этот ученый историк оказался точно таким же, как и все остальные. Истина была у него под самым носом - наклонись и подбери, но он не мог или не хотел этого сделать.
Взгляд Рэлсона опустился:
– Иногда они заявляются ко мне в лабораторию, доктор, и говорят: "Мы не можем, черт побери, избавиться от такого-то и такого-то эффекта, а он ужасно нам мешает. Что делать, Рэлсон?" Показывают мне свои приборы и диаграммы, а я отвечаю: "Это же очевидно. Почему бы вам не, поступить так-то и так-то? Даже младенец в состоянии решить такую задачу". Знаете, потом я всегда ухожу, потому что не переношу удивления, которое появляется на их тупых лицах. Но они снова находят меня и говорят: "Оно работает, Рэлсон. И как вы только догадались?" Я не в состоянии им это объяснить, доктор - вы же не станете рассказывать кому-нибудь, что вода мокрая. Я так ничего и не смог растолковать тому историку. Да и вам тоже. Пустая трата времени.
– Вы хотите вернуться в свою комнату?
– Да.
После того как Рэлсона увели, Блуштейн долго сидел в своем кабинете и размышлял. Его пальцы сами нашли дорогу в верхний правый ящик письменного стола и достали нож для открывания писем. Психиатр начал нетерпеливо вертеть его в руках. Наконец поднял телефонную трубку и набрал нигде не зарегистрированный номер, который ему дал Грант.
– Говорит Блуштейн, - без всяких предисловий начал он. Существует некий историк, который около года назад консультировал доктора Рэлсона. К, сожалению, мне неизвестна его фамилия. Я даже не знаю, работает ли он в каком-нибудь университете. Если возможно его найти, мне бы хотелось с ним побеседовать.
Тадеуш Милтон, профессор истории, задумчиво посмотрел на Блуштейна и провел рукой по седым волосам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
– Как вы себя чувствуете, доктор Рэлсон? - спросил Блуштейн.
– Отдохнувшим.
– С вами хорошо обращаются?
– Мне не на что жаловаться, доктор.
Блуштейн автоматически потянулся к ножу для открывания писем, который он постоянно вертел в руках в минуты задумчивости, но пальцы наткнулись на пустоту. Естественно, нож был надежно спрятан, как и все остальные предметы, имеющие острые грани. На столе лежали лишь бумаги.
– Пожалуйста, присаживайтесь, доктор Рэлсон. Расскажите мне о проявлениях вашей болезни.
– Вас интересует, по-прежнему ли я хочу покончить с собой? Ответ - да. Временами становится лучше, иногда хуже, видимо, в зависимости от того, о чем я думаю. Но это желание всегда со мной. Вы не в состоянии мне помочь.
– Возможно, вы правы. Существует немало ситуаций, в которых я бессилен. И все же мне хотелось бы узнать о вас побольше. Вы занимаете важное положение...
Рэлсон презрительно фыркнул.
– Вы так не считаете? - с интересом спросил Блуштейн.
– Не считаю. На свете нет важных людей. Разве вы возьметесь утверждать, что в природе существует один-единственный важный микроб?
– Я вас не понимаю.
– А я на другое и не рассчитывал.
– Мне кажется, что за вашим несколько странным заявлением стоят серьезные размышления. Было бы весьма любопытно узнать, как вы пришли к таким выводам.
Впервые за весь разговор Рэлсон улыбнулся. Однако улыбка получилась неприятной. Его ноздри побелели.
– Знаете, доктор, за вами очень забавно наблюдать, - сказал он. Вы так старательно выполняете свой долг. Вам приходится меня слушать, изображая интерес и симпатию, а на самом деле вы их не чувствуете, разве не так? Похоже, я могу нести полнейшую чепуху, но все равно буду обеспечен внимательной аудиторией.
– А почему вы не верите, что мой интерес может быть настоящим, что, естественно, не исключает и чисто профессионального любопытства?
– Не верю, и все тут.
– Почему же?
– У меня нет ни малейшего желания обсуждать всякую ерунду.
– Вы бы предпочли вернуться к себе в комнату?
– Если не возражаете... Нет! - Голос Рэлсона неожиданно наполнила ярость. Он вскочил на ноги, но тут же снова сел. - Почему бы мне вас не использовать? Я не люблю разговаривать с людьми. Они глупы. Они практически ничего не понимают. Они могут часами тупо смотреть на самые очевидные вещи и при этом ничего не замечать. Если я заговариваю с ними, они не понимают, теряют терпение, смеются. А вы вынуждены слушать. Это же ваша работа. Вы не можете меня прервать и заявить, что я спятил, даже если в действительности будете так считать.
– Я с удовольствием и огромным интересом выслушаю все, что вы посчитаете нужным мне рассказать.
Рэлсон сделал глубокий вдох:
– Вот уже почти год я знаю то, что известно всего нескольким людям. Возможно, в настоящий момент никого из них уже не осталось в живых. Вы слышали, что человеческая культура развивается скачкообразно? Всего за два поколения в городе с населением триста тысяч человек появилось невероятное количество литературных и художественных гениев самого высшего разряда - при обычных обстоятельствах столько рождается за целое столетие в миллионных нациях. Я говорю об Афинах времен Перикла.
А вот и другие примеры; Флоренция правления Медичи, Англия времен Елизаветы, Испания - эмиров Кордовы, мощное реформаторское движение среди израильтян в восьмом и седьмом веках до нашей эры. Вы понимаете, что я имею в виду?
Блуштейн кивнул:
– Я вижу, вас интересует история.
– А почему бы и нет? Надеюсь, не существует закона, согласно которому я должен заниматься только исследованиями в области ядерной физики и волновой механики?
– Конечно, продолжайте, пожалуйста.
– Поначалу мне казалось, что я сумею разобраться во внутренней сути исторических циклов, проконсультировавшись со специалистом. И я несколько раз встретился с профессиональным историком. Пустая трата времени!
– А как его звали, вашего профессионального историка?
– Разве это имеет значение?
– Может быть, и не имеет, если вы считаете подобную информацию личной. Что он вам сказал?
– Он заявил, что я ошибаюсь: лишь дилетанту кажется, что история развивается скачками. После более внимательного изучения великих цивилизаций Египта и Шумера обнаружилось, что они не возникли из ничего, а были созданы на основе прошлых цивилизаций, достаточно преуспевших в развитии искусств. Он сказал, что перикловы Афины появились не на пустом месте, а уже были достаточно развитым городом в противном случае эпоха Перикла не оставила бы столь значительный след.
Тогда я поинтересовался, почему же после Перикла Афины перестали быть центром мировой культуры, а он мне ответил, что причина падения Афин заключалась в эпидемии чумы и войне со Спартой. Я начал задавать ему вопросы о других культурных скачках, которые всякий раз заканчивались смутой; а в некоторых случаях даже сопровождались войнами и кровопролитием. Этот ученый историк оказался точно таким же, как и все остальные. Истина была у него под самым носом - наклонись и подбери, но он не мог или не хотел этого сделать.
Взгляд Рэлсона опустился:
– Иногда они заявляются ко мне в лабораторию, доктор, и говорят: "Мы не можем, черт побери, избавиться от такого-то и такого-то эффекта, а он ужасно нам мешает. Что делать, Рэлсон?" Показывают мне свои приборы и диаграммы, а я отвечаю: "Это же очевидно. Почему бы вам не, поступить так-то и так-то? Даже младенец в состоянии решить такую задачу". Знаете, потом я всегда ухожу, потому что не переношу удивления, которое появляется на их тупых лицах. Но они снова находят меня и говорят: "Оно работает, Рэлсон. И как вы только догадались?" Я не в состоянии им это объяснить, доктор - вы же не станете рассказывать кому-нибудь, что вода мокрая. Я так ничего и не смог растолковать тому историку. Да и вам тоже. Пустая трата времени.
– Вы хотите вернуться в свою комнату?
– Да.
После того как Рэлсона увели, Блуштейн долго сидел в своем кабинете и размышлял. Его пальцы сами нашли дорогу в верхний правый ящик письменного стола и достали нож для открывания писем. Психиатр начал нетерпеливо вертеть его в руках. Наконец поднял телефонную трубку и набрал нигде не зарегистрированный номер, который ему дал Грант.
– Говорит Блуштейн, - без всяких предисловий начал он. Существует некий историк, который около года назад консультировал доктора Рэлсона. К, сожалению, мне неизвестна его фамилия. Я даже не знаю, работает ли он в каком-нибудь университете. Если возможно его найти, мне бы хотелось с ним побеседовать.
Тадеуш Милтон, профессор истории, задумчиво посмотрел на Блуштейна и провел рукой по седым волосам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13