Рассказы – 0

Светлана Сухомизская
Собаки
Снег вокруг него был залит кровью. Он лежал на спине, часто дыша открытым ртом. Глазами — поворачивать голову у него уже не было сил — он искал, на чем бы мог остановиться и успокоиться угасающий взгляд. Но все, что он мог видеть, — это танцующие в ритме ветра бесконечный дикий танец тонкие верхушки вековых елей, совсем черные на фоне низкого серого неба. Этот танец был самым жутким зрелищем в его богатой страшными событиями жизни — настолько богатой, что он давно забыл, что значит бояться. Он сморщился и застонал — от боли, от желания закрыть глаза… От бессилия. От страха перед той темнотой, которая наступит, когда он опустит веки.
Его спутник сидел неподалеку на стволе поваленного бурей дерева, курил крепкие дешевые сигареты без фильтра, изредка сплевывая попавшие в рот табачные крошки, и спокойно наблюдал за умирающим. Рядом с упавшим деревом на снегу лежал рюкзак, а на нем — двустволка. Из ножен на поясе сидящего торчала рукоятка охотничьего ножа. Лезвие ножа было чистым, словно никогда не знало ничьей крови.
— Финн… — прохрипел умирающий. Молчание. Рука с сигаретой неторопливо поднялась к губам.
— Финн…
Струйка дыма сквозь приоткрытые губы. Неохотный ответ:
— Ну, чего тебе?
— Ты бы пристрелил меня, а?.. Не могу я больше…
Холодная усмешка:
— Так сдохнешь. Патроны на тебя переводить неохота.
— Финн… — умирающий попытался приподнять голову — безуспешно. — Финн… Да за что же… ты меня так?
— Собаке — собачья смерть.
Негромкий скрип качающихся елей. Шум ветра. Танец верхушек. Мутный неподвижный взгляд. Еле слышный шепот:
— Еще неизвестно… какая смерть… ждет… тебя…
Финн спрыгнул на снег, подошел к лежащему, стараясь не наступить на кровь, заглянул ему в лицо. Сделал последнюю затяжку, бросил окурок в сугроб, поправил мохнатую шапку с пришитым сзади волчьим хвостом, вернулся к рюкзаку, закинул его за спину, повел плечами, поправляя лямки, поднял двустволку и, при каждом шаге проваливаясь по колено, неторопливо двинулся в сторону оставленного неподалеку снегохода.
Окраина маленького городка. Узенькие сонные улочки между ветхими крохотными домишками. Покосившиеся калитки, занесенные снегом лавочки.
Финну казалось, что скрип снега под его ногами разносится далеко вокруг — такая стояла тишина. Нервишки у него слегка пошаливали, хотя он прекрасно понимал, что бояться ему нечего. О находке, лежавшей сейчас в его рюкзаке, знали только двое. Один из них мертв, а второй — он сам. Следы снегохода уже занесло снегом, а к весне от трупа в лесу останутся только обглоданные хищным зверьем кости — поди тогда разберись, кто это был и отчего умер. Искать их сейчас никто не будет — решат, что оба уехали, и скатертью дорожка. Пока дознаются, что уехал один Финн… Да и дознаются ли? Навряд ли. Что о них известно? Оба одиночки, без жен, без родных Без друзей. Имена-то их мало кто знал, все больше кличками обходились, что уж говорить про фамилии да про адреса.
Финн хмыкнул. Городок, в который он приехал с час назад, не на всех картах значится. Поезда останавливаются здесь нечасто. Тот, что привез Финна, не останавливался… И захотят — не найдут.
Двухэтажный дом с трещинами и проплешинами в желтой штукатурке за полгода его отсутствия ничуть не изменился. На окнах висели те же занавески, на соседских подоконниках стояли те же цветы и сидели те же самые кошки.
Когда Финн подошел к крыльцу, из-за дома выбежала стая собак. «Здоровые какие. И дикие, — вглядевшись, подумал Финн. — Что это, народ щенков топить разучился, что ли? Надо будет собраться с мужиками, отстрелять этих шавок на досуге».
Словно прочитав его мысли, одна из собак — самая лохматая, черная с рыжим — обернулась в его сторону и зарычала, оскалив зубы.
— Тебя пристрелю первой, — пообещал Финн, поднимаясь по ступеням крыльца. Закрывая за собой дверь, он услышал многоголосый лай. Недобро хмыкнул и зашагал по лестнице к себе на второй этаж, вдыхая привычный запах дерева и прислушиваясь к знакомому постаныванию ступенек.
В квартире тоже все осталось по-прежнему — если не считать лежавшего на всем толстого слоя пыли Он пустил воду в ванной, зажег газ в колонке, намочил тряпку и, пока вода нагревалась, навел в комнатах относительную чистоту.
Выйдя из душа, нашел в холодильнике банку тушенки, вскрыв ее своим охотничьим ножом, поставил на плиту, а когда жир растопился, съел мясо прямо из банки, не перекладывая в тарелку, без хлеба, которого в доме не было.
Чистый и сытый, лег на диван и мгновенно заснул.
Холодно… Низкое серое небо. Нет сил поднять голову. Черные верхушки елей качаются, качаются, качаются, качаются…
Тяжело дыша, Финн вскочил с дивана. Щелкнул выключателем торшера. Комната возникла из темноты. Старенький телевизор «Радуга» на бельевой тумбочке, стенка из трех шкафов, пара продавленных кресел с деревянными ручками, шаткий журнальный столик. Свадебная фотография родителей — молодые с неестественно застывшими лицами напряженно смотрят в объектив. Негромко тикающие часы на стене дружелюбно покачивают маятником.
Одеяло лежало на полу — видно, соскользнуло, когда он спал. Стуча зубами от холода и пережитого во сне ужаса, Финн натянул брюки и свитер и подошел к окну. В конусе света от уличного фонаря роились снежинки.
Откуда-то донесся собачий лай, перешедший в протяжный заунывный вой, оборвавшийся на высокой ноте. Финн поежился и отошел от окна. Ему вдруг ужасно захотелось выпить, и он пошел было в прихожую, но возле вешалки остановился. И долго стоял, понимая, но не желая признаваться себе, что не хочет выходить на улицу, потому что ему страшно…
Хрипло задребезжал дверной звонок. Рванулось вниз сердце. Мелкие капельки пота выступили на верхней губе.
— Кто? — хрипло спросил он.
И — отпустили сжимавшие голову и шею тиски: он услышал голос соседа с первого этажа:
— Да я это! Отворяй!
Финн перевел дух и открыл дверь. Вместе с краснолицым соседом в прихожей появился отчетливый запах перегара
— Здорово, здорово! — звонким тенорком восклицал сосед, хлопая его по плечам и пожимая руку. — А я иду домой, вижу — свет над нами горит! Ого, думаю! Надо зайти, проведать соседа! Отметить, так сказать, прибытие в родные края!
С этими словами сосед распахнул полы зимней куртки, и Финн увидел, что из боковых карманов его брюк торчат бутылочные горлышки. Финн усмехнулся:
— Ты, Варламыч, молодец. Правильно соображаешь. Только вот закусывать у меня нечем.
Сосед заметно приуныл.
— Но деньги имеются, — уточнил Финн и, засунув руку в карман висящего на вешалке Полушубка, вытащил оттуда несколько светло-голубых купюр.
Сосед просиял:
— Дак я это… Мигом обернусь!
1 2 3