45 пойдет в кинотеатр «Боклан», где будет находиться…
— Благодарю вас, — перебил Миллер. — Принесите мне телефонный справочник.
Перевернув несколько страниц, Миллер нашел кафе «Ветока» и набрал нужный номер:
— Прошу позвать Таратуру.
Личный шофер, секретарь и телохранитель словно ждал этого звонка. Через двадцать секунд он был у телефона:
— Слушаю, шеф.
— Немедленно приезжайте! — приказал Миллер.
— Через восемнадцать минут буду, — ответил Таратура и повесил трубку.
— Эдвард, я знаю, что-то случилось, — сказала Ирен.
Миллер ничего не ответил и молча прошел в свой кабинет. Там и застал его Таратура. Профессор не сидел на месте, он ходил по комнате, с явным нетерпением ожидая телохранителя. Сначала Таратуре показалось, что профессор взволнован, но когда свет лампы осветил его лицо, Таратура понял, что заблуждается. Перед ним опять был традиционно спокойный Миллер.
— Как идут дела, инспектор? — спросил Миллер, хотя было ясно, что он ждал Таратуру не для того, чтобы задать ему этот вопрос.
— Есть любопытные детали.
— Например?
— Кербер и Луиза — любовники!
— Действительно любопытно, — сказал профессор. — Вы, естественно, пошли дальше?
— Конечно. Разумеется, не вмешиваясь в их интимные отношения.
— Без отступлений, пожалуйста.
Миллер был раздражен, но скрывал свое раздражение. Это ясно. Таратура внимательно следил за лицом шефа. Оно оставалось непроницаемым и чуть-чуть безразличным ко всему на свете. Таратура заметил это безразличие при первом же знакомстве с Миллером. А потом он понял, что это маска, очень удобная и респектабельная.
— Кербер оказался человеком Дорона, — сказал Таратура.
— Откуда вы это узнали?
— От Гарда.
— А Гард?
— От Дорона. Он доложил Дорону о нашем открытии, и генерал…
— Я всегда думал, что Кербер старается не только для меня, — сказал Миллер. — Еще во время работы над той установкой. Н-да, не очень-то приятно узнавать, что твои ассистенты за твоей спиной что-то докладывают начальству.
— Насколько я знаю, вас контролировали всегда, и это ничуть вам не мешало.
— Как знать… — сказал Миллер и резко перевел разговор. — Да кстати, что вы должны были смотреть в кино?
Таратура не почувствовал подвоха.
— "Призраки испаряются в полночь". Новый детектив Шеллана.
— Это помогает вам искать документы и Чвиза?
Миллер издевался.
Таратура спокойно ответил:
— Нет, шеф. Это помогает убить время.
— У вас его избыток?
— С тех пор, как вы загнали меня в тупик, — отомстил Таратура.
— Я?
— Да, вы. Кербер и Луиза автоматически отпали после признания Дорона, а себя вы приказали исключить из расследования.
— В таком случае я вам помогу. — Миллер протянул Таратуре телеграмму.
Таратура быстро прочитал ее, потом еще раз перечитал, и только тогда смысл дошел до его сознания. Он ошалело посмотрел на Миллера, затем еще почти что по складам перечитал телеграмму. Там было написано:
«Я вас видел. Верните документы. Жду одиннадцать вечера у статуи Неповиновения во Фриш-парке. Чвиз».
— Настоящая? — наконец сказал Таратура.
Миллер презрительно усмехнулся:
— Неужели вы думаете, что ее написал я, сидя за этим письменным столом?
— Понимаю, — сказал Таратура. — Что мне делать, шеф?
— Что хотите, — ответил Миллер. — У меня после обеда отдых.
И он направился к двери.
— Одну минуту, шеф, — остановил его Таратура, — позвольте задать несколько вопросов.
— Попробуйте.
— Почему вы не хотите сами встретиться с Чвизом?
— Если я ему нужен, пусть заходит ко мне. Он знает мой адрес. Тем более, я не привык встречаться с кем бы то ни было так поздно вечером… да еще у какой-то статуи. У вас есть еще вопросы?
— Да. Как вы относитесь к тексту телеграммы?
— Запомните, Таратура, мне нужны документы или по крайней мере точные сведения о том, кто их взял и где они находятся. Остальное меня не интересует. Понятно?
На этот раз, не дожидаясь новых вопросов, Миллер решительно вышел из гостиной. Из соседней комнаты доносился смех Ирен, которая, вероятно, смотрела по телевизору комедию.
Таратура еще раз посмотрел на телеграмму, на почтовые штемпеля, потом подошел к кабинету Миллера и осторожно постучал в дверь.
— Кто там? — услышал он голос Миллера.
— Шеф, мне можно воспользоваться вашим «мерседесом»?
— Нет. Он будет мне нужен. Возьмите машину Ирен.
Таратура терпеть не мог «фольксвагены», но делать было нечего.
Таратура отлично знал сквер, который Чвиз назвал в телеграмме Фриш-парком. Еще в бытность свою инспектором Таратуре довелось выслеживать здесь соучастников убийцы банкира Костена, которые регулярно встречались в кабачке напротив статуи Неповиновения. Правда, он не был в этом парке года два, но изменилось немногое. Только окна кабачка были заколочены досками. Очевидно, хозяин разорился — место было малолюдное — и покинул негостеприимную статую.
Таратуру это обстоятельство вполне устраивало. Вместо того чтобы мерзнуть где-то под кустом и пачкать костюм (хотя он и надел самый старый, но все-таки жалко), он получил великолепный наблюдательный пост.
Оторвать две доски и высадить стекло было делом одной минуты. Таратура очутился в комнате, совершенно пустой, как разграбленные пирамиды фараонов. Найдя в углу стул с отломанной ножкой, Таратура расположился у окна, откуда великолепно было видно статую и освещенный фонарем круг — назначенное Чвизом место встречи.
Было половина одиннадцатого.
Таратура достал из кармана плаща крошечный термос, отлил в стаканчик кофе и еще раз выглянул в окно.
У статуи никого не было.
Ветер раскачивал фонарь, и свет освещал то ноги женщины, то ее грудь, то прятал ее целиком в тень. Казалось, статуя исполняет какой-то медленный и странный танец.
Таратура пожалел эту несчастную обнаженную женщину, символизирующую Неповиновение. Он мысленно обругал скульптора, заставившего ее прозябать в одиночестве на самом краю города.
Кофе приятно разогревал тело, и Таратура подумал, что через час-другой он с наслаждением растянется дома на кровати и забудет все — и Миллера, и этого чудака Чвиза, и даже само Неповиновение. Сны никогда не снились ему.
И вдруг Таратура заметил, как что-то крадется к дому, в котором он находился. Тень скользнула у окна и остановилась…
Таратура замер. Он отчетливо слышал дыхание человека, притаившегося с другой стороны подоконника. Бывший инспектор осторожно поставил на пол стакан с недопитым кофе и на всякий случай потянулся к карману за кастетом.
В окне появилась голова незнакомца. Он заглянул в комнату, но не заметил Таратуру, который буквально прилип к стене в десяти сантиметрах от окна.
Послышалось учащенное дыхание: незнакомец полез в окно. Таратура мгновенно выхватил фонарь, и яркий луч света брызнул тому в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Благодарю вас, — перебил Миллер. — Принесите мне телефонный справочник.
Перевернув несколько страниц, Миллер нашел кафе «Ветока» и набрал нужный номер:
— Прошу позвать Таратуру.
Личный шофер, секретарь и телохранитель словно ждал этого звонка. Через двадцать секунд он был у телефона:
— Слушаю, шеф.
— Немедленно приезжайте! — приказал Миллер.
— Через восемнадцать минут буду, — ответил Таратура и повесил трубку.
— Эдвард, я знаю, что-то случилось, — сказала Ирен.
Миллер ничего не ответил и молча прошел в свой кабинет. Там и застал его Таратура. Профессор не сидел на месте, он ходил по комнате, с явным нетерпением ожидая телохранителя. Сначала Таратуре показалось, что профессор взволнован, но когда свет лампы осветил его лицо, Таратура понял, что заблуждается. Перед ним опять был традиционно спокойный Миллер.
— Как идут дела, инспектор? — спросил Миллер, хотя было ясно, что он ждал Таратуру не для того, чтобы задать ему этот вопрос.
— Есть любопытные детали.
— Например?
— Кербер и Луиза — любовники!
— Действительно любопытно, — сказал профессор. — Вы, естественно, пошли дальше?
— Конечно. Разумеется, не вмешиваясь в их интимные отношения.
— Без отступлений, пожалуйста.
Миллер был раздражен, но скрывал свое раздражение. Это ясно. Таратура внимательно следил за лицом шефа. Оно оставалось непроницаемым и чуть-чуть безразличным ко всему на свете. Таратура заметил это безразличие при первом же знакомстве с Миллером. А потом он понял, что это маска, очень удобная и респектабельная.
— Кербер оказался человеком Дорона, — сказал Таратура.
— Откуда вы это узнали?
— От Гарда.
— А Гард?
— От Дорона. Он доложил Дорону о нашем открытии, и генерал…
— Я всегда думал, что Кербер старается не только для меня, — сказал Миллер. — Еще во время работы над той установкой. Н-да, не очень-то приятно узнавать, что твои ассистенты за твоей спиной что-то докладывают начальству.
— Насколько я знаю, вас контролировали всегда, и это ничуть вам не мешало.
— Как знать… — сказал Миллер и резко перевел разговор. — Да кстати, что вы должны были смотреть в кино?
Таратура не почувствовал подвоха.
— "Призраки испаряются в полночь". Новый детектив Шеллана.
— Это помогает вам искать документы и Чвиза?
Миллер издевался.
Таратура спокойно ответил:
— Нет, шеф. Это помогает убить время.
— У вас его избыток?
— С тех пор, как вы загнали меня в тупик, — отомстил Таратура.
— Я?
— Да, вы. Кербер и Луиза автоматически отпали после признания Дорона, а себя вы приказали исключить из расследования.
— В таком случае я вам помогу. — Миллер протянул Таратуре телеграмму.
Таратура быстро прочитал ее, потом еще раз перечитал, и только тогда смысл дошел до его сознания. Он ошалело посмотрел на Миллера, затем еще почти что по складам перечитал телеграмму. Там было написано:
«Я вас видел. Верните документы. Жду одиннадцать вечера у статуи Неповиновения во Фриш-парке. Чвиз».
— Настоящая? — наконец сказал Таратура.
Миллер презрительно усмехнулся:
— Неужели вы думаете, что ее написал я, сидя за этим письменным столом?
— Понимаю, — сказал Таратура. — Что мне делать, шеф?
— Что хотите, — ответил Миллер. — У меня после обеда отдых.
И он направился к двери.
— Одну минуту, шеф, — остановил его Таратура, — позвольте задать несколько вопросов.
— Попробуйте.
— Почему вы не хотите сами встретиться с Чвизом?
— Если я ему нужен, пусть заходит ко мне. Он знает мой адрес. Тем более, я не привык встречаться с кем бы то ни было так поздно вечером… да еще у какой-то статуи. У вас есть еще вопросы?
— Да. Как вы относитесь к тексту телеграммы?
— Запомните, Таратура, мне нужны документы или по крайней мере точные сведения о том, кто их взял и где они находятся. Остальное меня не интересует. Понятно?
На этот раз, не дожидаясь новых вопросов, Миллер решительно вышел из гостиной. Из соседней комнаты доносился смех Ирен, которая, вероятно, смотрела по телевизору комедию.
Таратура еще раз посмотрел на телеграмму, на почтовые штемпеля, потом подошел к кабинету Миллера и осторожно постучал в дверь.
— Кто там? — услышал он голос Миллера.
— Шеф, мне можно воспользоваться вашим «мерседесом»?
— Нет. Он будет мне нужен. Возьмите машину Ирен.
Таратура терпеть не мог «фольксвагены», но делать было нечего.
Таратура отлично знал сквер, который Чвиз назвал в телеграмме Фриш-парком. Еще в бытность свою инспектором Таратуре довелось выслеживать здесь соучастников убийцы банкира Костена, которые регулярно встречались в кабачке напротив статуи Неповиновения. Правда, он не был в этом парке года два, но изменилось немногое. Только окна кабачка были заколочены досками. Очевидно, хозяин разорился — место было малолюдное — и покинул негостеприимную статую.
Таратуру это обстоятельство вполне устраивало. Вместо того чтобы мерзнуть где-то под кустом и пачкать костюм (хотя он и надел самый старый, но все-таки жалко), он получил великолепный наблюдательный пост.
Оторвать две доски и высадить стекло было делом одной минуты. Таратура очутился в комнате, совершенно пустой, как разграбленные пирамиды фараонов. Найдя в углу стул с отломанной ножкой, Таратура расположился у окна, откуда великолепно было видно статую и освещенный фонарем круг — назначенное Чвизом место встречи.
Было половина одиннадцатого.
Таратура достал из кармана плаща крошечный термос, отлил в стаканчик кофе и еще раз выглянул в окно.
У статуи никого не было.
Ветер раскачивал фонарь, и свет освещал то ноги женщины, то ее грудь, то прятал ее целиком в тень. Казалось, статуя исполняет какой-то медленный и странный танец.
Таратура пожалел эту несчастную обнаженную женщину, символизирующую Неповиновение. Он мысленно обругал скульптора, заставившего ее прозябать в одиночестве на самом краю города.
Кофе приятно разогревал тело, и Таратура подумал, что через час-другой он с наслаждением растянется дома на кровати и забудет все — и Миллера, и этого чудака Чвиза, и даже само Неповиновение. Сны никогда не снились ему.
И вдруг Таратура заметил, как что-то крадется к дому, в котором он находился. Тень скользнула у окна и остановилась…
Таратура замер. Он отчетливо слышал дыхание человека, притаившегося с другой стороны подоконника. Бывший инспектор осторожно поставил на пол стакан с недопитым кофе и на всякий случай потянулся к карману за кастетом.
В окне появилась голова незнакомца. Он заглянул в комнату, но не заметил Таратуру, который буквально прилип к стене в десяти сантиметрах от окна.
Послышалось учащенное дыхание: незнакомец полез в окно. Таратура мгновенно выхватил фонарь, и яркий луч света брызнул тому в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103