Веревка эта почему-то вызвала у него чувство необъяснимой тревоги, которая тем не менее не могла остановить юношу. При мысли об ожидающей его Эларе мьшщы школяра налились силой, и он, зажав букет астр в зубах, мгновенно взлетел по толстой веревке и юркнул в распахнутое окно.
Ни свечи, ни светильника Элара не зажгла, движимая, как подумалось юноше, не только предусмотрительностью, но и смущением. В серебристом свете луны он не сразу разглядел спрятавшуюся под грудой одеял девушку, которая, как ему показалось, не столько ждала, сколько страшилась его прихода. Чтобы дать ей возможность прийти в чувство, он прежде всего деловито смотал веревку, затворил окно, положив букет на стоящий в изголовье кровати столик, а потом, опустившись на колени перед лежащей Эларой, попытался отыскать губами губы девушки. Сначала это ему не удалось; пряча губы, она подставляла под его поцелуи лоб и глаза, но юноша не торопился – впереди была длинная ночь наслаждений, а поспешность в делах любви, как ему было известно по собственному опыту, неуместна точно так же, как и при резьбе по дереву.
Вдыхая чистый, призывный аромат девичьего тела, не заглушаемый никакими благовониями и притираниями, Эврих бесконечно долго целовал лоб Элары, прямой маленький нос и круглый нежный подбородок. Он ласково сжимал губами ее пылающие щеки, трогал мочки ушей, чувствуя, как прекрасная его возлюбленная начинает оживать. Как потихоньку отползает к ее ногам гора одеял, предоставляя возможность губам и языку его все больше свободы и простора. Юноша не спешил, ему и так было несказанно хорошо, и к тому же он знал, что, когда Элара войдет во вкус любовной игры, она сама, подобно любопытной улитке, вылезет из своего домика, чтобы получить от любимого все те ласки, которых достойно ее божественное тело. И девушка, словно услышав его мысли, внезапно тихо и мелодично рассмеялась, губы ее потянулись к губам любовника, а гибкие руки, высвободившись из плена одеял, обвились вокруг его шеи.
Опьяненный ароматом чистого, сильного тела девушки, вкусом ее сочных, медовых губ, нежной упругой кожей, Эврих в перерывах между поцелуями бормотал признания и клятвы, показавшиеся бы, вероятно, и ему самому, и Эларе смешными и нелепыми в любое другое время. Но сейчас пылкие слова эти были уместны и даже необходимы, о чем свидетельствовали все дальше и дальше сбивавшиеся к изножью кровати одеяла, обнажившие покатые белоснежные плечи девушки и тугие яблоки ослепительных грудей, на которых заманчиво темнели спелые вишни сосков. Подобно тому как истомленный жаждой путник припадает к звенящим струям прохладного родника, прильнул к ним Эврих, и тело девушки ответило на его горячие поцелуи благодарным трепетом. Ее пальцы погрузились в золотую шапку его волос, взволнованное дыхание сменил невнятный любовный лепет, срывавшийся с губ Элары, и любовники не заметили, как сами собой спали ненужные уже покровы. Ворох одеял сполз на ковер, и светящееся в лунном свете, подобно лучшим сортам мрамора, точеное тело девушки изогнулось, не то взывая о пощаде, не то требуя, чтобы губы Эвриха продолжили свое паломничество по Стране Любви. И они пустились в странствие по долине Шелковистого Живота, остановились на привал в гроте Пупка, затем, достигнув предгорий Божественных Ног, исследовали их возвышенности, впадины и ложбины. Едва не заблудившись в Сказочной Роще, припали к Источнику Наслаждений, и Страна Любви встречала их появление сладострастным содроганием…
Дурман любовного забытья начал рассеиваться, лишь когда Эврих ощутил, что впившиеся в его плечи ногти девушки готовы порвать кожу, и услышал ее прерывистый шепот:
– Ну хватит, довольно! Я больше не могу! Возьми меня немедленно, не тяни, я же не каменная!
Искусанные губы ее дрожали, глаза щурились, как от нестерпимого света, грудь бурно вздымалась и опадала, словно девушке пришлось совершить пробежку, от которой зависела ее жизнь. Согнутые в коленях ноги были широко расставлены – вся поза выражала неистовое желание; девичьи страхи были забыты, и Эвриху невольно вспомнились слышанные как-то в "Глубоком горле" стихи, в которых мужчина сравнивался с несущей дождь тучей, а женщина – с изнывающей от засухи землей.
– Ну же! – прохрипела девушка, извиваясь под его умелыми руками, то разводя, то судорожно стискивая ноги. – Ну прошу тебя, не медли!
И Эврих не стал медлить. Прочитав короткую молитву Всеблагому Отцу Созидателю, чтобы тот избавил лежащую в его объятиях девушку от боли и даровал ей жизнь, полную любви, он совершил то, чего оба они так страстно желали. И крик боли сменился любовными признаниями, а кровь, испачкавшая простыни… Что ж, кровь, пролитая в любовной битве, угодна всем без исключения Богам. Ибо свято в их глазах все, что сделано любящими, и проклято сотворенное ненавидящими…
– Ты любишь меня? – спросила несколько позже Элара, обвившись вокруг Эвриха подобно виноградной лозе. – Скажи как? Горячо, страстно, безумно?
– Люблю, – ответил тот и покорно начал перечислять, как он ее любит. Слова ничего не стоили и не значили, но почему-то всем женщинам, какие у него были, хотелось слышать, как их любят. Среди них встречались умные и глупые, наивные невинные девчонки и многоопытные матроны, и всем им совершенно необходимо было услышать из уст любовника избитые, затасканные от частого употребления слова. Понять их Эврих не мог, но, чтобы не разочаровывать, никогда не скупился на самые лестные отзывы и неправдоподобные похвалы – почему бы не дать любимым то, что они так желают получить и что, быть может, единственное и останется в их памяти, когда придет рассвет? Ведь память тела так коротка…
– Я тоже тебя люблю и была бы счастлива выйти за тебя замуж. Почему ты не сделаешь мне предложения, если любишь так, как говоришь? – спросила девушка, по-кошачьи гибко поднимаясь с кровати и наполняя высокий кубок из изящного узкогорлого кувшина. Эврих улыбнулся, наслаждаясь видом обнаженного тела своей грациозной возлюбленной.
– К чему спешить? Мы так молоды, что свадьба вполне может подождать, – ответил он, не особенно задумываясь, – так, как привык отвечать в сходных ситуациях.
– Но для чего ждать? Зачем залезать по веревке туда, куда ты можешь входить как хозяин? – Девушка отпила из кубка и протянула его Эвриху. Тот сделал солидный глоток в меру разведенного водой вина и рассмеялся:
– Запретный плод сладок, и, говорят, один сорванный украдкой поцелуй стоит дюжины подаренных при свидетелях. К тому же я пока что всего лишь подмастерье и едва ли смогу зарабатывать столько, чтобы семья моя могла жить безбедно. – Говоря так, юноша намеренно умалял свои возможности, он слыл искусным резчиком и, если бы захотел, зарабатывать мог бы весьма прилично.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
Ни свечи, ни светильника Элара не зажгла, движимая, как подумалось юноше, не только предусмотрительностью, но и смущением. В серебристом свете луны он не сразу разглядел спрятавшуюся под грудой одеял девушку, которая, как ему показалось, не столько ждала, сколько страшилась его прихода. Чтобы дать ей возможность прийти в чувство, он прежде всего деловито смотал веревку, затворил окно, положив букет на стоящий в изголовье кровати столик, а потом, опустившись на колени перед лежащей Эларой, попытался отыскать губами губы девушки. Сначала это ему не удалось; пряча губы, она подставляла под его поцелуи лоб и глаза, но юноша не торопился – впереди была длинная ночь наслаждений, а поспешность в делах любви, как ему было известно по собственному опыту, неуместна точно так же, как и при резьбе по дереву.
Вдыхая чистый, призывный аромат девичьего тела, не заглушаемый никакими благовониями и притираниями, Эврих бесконечно долго целовал лоб Элары, прямой маленький нос и круглый нежный подбородок. Он ласково сжимал губами ее пылающие щеки, трогал мочки ушей, чувствуя, как прекрасная его возлюбленная начинает оживать. Как потихоньку отползает к ее ногам гора одеял, предоставляя возможность губам и языку его все больше свободы и простора. Юноша не спешил, ему и так было несказанно хорошо, и к тому же он знал, что, когда Элара войдет во вкус любовной игры, она сама, подобно любопытной улитке, вылезет из своего домика, чтобы получить от любимого все те ласки, которых достойно ее божественное тело. И девушка, словно услышав его мысли, внезапно тихо и мелодично рассмеялась, губы ее потянулись к губам любовника, а гибкие руки, высвободившись из плена одеял, обвились вокруг его шеи.
Опьяненный ароматом чистого, сильного тела девушки, вкусом ее сочных, медовых губ, нежной упругой кожей, Эврих в перерывах между поцелуями бормотал признания и клятвы, показавшиеся бы, вероятно, и ему самому, и Эларе смешными и нелепыми в любое другое время. Но сейчас пылкие слова эти были уместны и даже необходимы, о чем свидетельствовали все дальше и дальше сбивавшиеся к изножью кровати одеяла, обнажившие покатые белоснежные плечи девушки и тугие яблоки ослепительных грудей, на которых заманчиво темнели спелые вишни сосков. Подобно тому как истомленный жаждой путник припадает к звенящим струям прохладного родника, прильнул к ним Эврих, и тело девушки ответило на его горячие поцелуи благодарным трепетом. Ее пальцы погрузились в золотую шапку его волос, взволнованное дыхание сменил невнятный любовный лепет, срывавшийся с губ Элары, и любовники не заметили, как сами собой спали ненужные уже покровы. Ворох одеял сполз на ковер, и светящееся в лунном свете, подобно лучшим сортам мрамора, точеное тело девушки изогнулось, не то взывая о пощаде, не то требуя, чтобы губы Эвриха продолжили свое паломничество по Стране Любви. И они пустились в странствие по долине Шелковистого Живота, остановились на привал в гроте Пупка, затем, достигнув предгорий Божественных Ног, исследовали их возвышенности, впадины и ложбины. Едва не заблудившись в Сказочной Роще, припали к Источнику Наслаждений, и Страна Любви встречала их появление сладострастным содроганием…
Дурман любовного забытья начал рассеиваться, лишь когда Эврих ощутил, что впившиеся в его плечи ногти девушки готовы порвать кожу, и услышал ее прерывистый шепот:
– Ну хватит, довольно! Я больше не могу! Возьми меня немедленно, не тяни, я же не каменная!
Искусанные губы ее дрожали, глаза щурились, как от нестерпимого света, грудь бурно вздымалась и опадала, словно девушке пришлось совершить пробежку, от которой зависела ее жизнь. Согнутые в коленях ноги были широко расставлены – вся поза выражала неистовое желание; девичьи страхи были забыты, и Эвриху невольно вспомнились слышанные как-то в "Глубоком горле" стихи, в которых мужчина сравнивался с несущей дождь тучей, а женщина – с изнывающей от засухи землей.
– Ну же! – прохрипела девушка, извиваясь под его умелыми руками, то разводя, то судорожно стискивая ноги. – Ну прошу тебя, не медли!
И Эврих не стал медлить. Прочитав короткую молитву Всеблагому Отцу Созидателю, чтобы тот избавил лежащую в его объятиях девушку от боли и даровал ей жизнь, полную любви, он совершил то, чего оба они так страстно желали. И крик боли сменился любовными признаниями, а кровь, испачкавшая простыни… Что ж, кровь, пролитая в любовной битве, угодна всем без исключения Богам. Ибо свято в их глазах все, что сделано любящими, и проклято сотворенное ненавидящими…
– Ты любишь меня? – спросила несколько позже Элара, обвившись вокруг Эвриха подобно виноградной лозе. – Скажи как? Горячо, страстно, безумно?
– Люблю, – ответил тот и покорно начал перечислять, как он ее любит. Слова ничего не стоили и не значили, но почему-то всем женщинам, какие у него были, хотелось слышать, как их любят. Среди них встречались умные и глупые, наивные невинные девчонки и многоопытные матроны, и всем им совершенно необходимо было услышать из уст любовника избитые, затасканные от частого употребления слова. Понять их Эврих не мог, но, чтобы не разочаровывать, никогда не скупился на самые лестные отзывы и неправдоподобные похвалы – почему бы не дать любимым то, что они так желают получить и что, быть может, единственное и останется в их памяти, когда придет рассвет? Ведь память тела так коротка…
– Я тоже тебя люблю и была бы счастлива выйти за тебя замуж. Почему ты не сделаешь мне предложения, если любишь так, как говоришь? – спросила девушка, по-кошачьи гибко поднимаясь с кровати и наполняя высокий кубок из изящного узкогорлого кувшина. Эврих улыбнулся, наслаждаясь видом обнаженного тела своей грациозной возлюбленной.
– К чему спешить? Мы так молоды, что свадьба вполне может подождать, – ответил он, не особенно задумываясь, – так, как привык отвечать в сходных ситуациях.
– Но для чего ждать? Зачем залезать по веревке туда, куда ты можешь входить как хозяин? – Девушка отпила из кубка и протянула его Эвриху. Тот сделал солидный глоток в меру разведенного водой вина и рассмеялся:
– Запретный плод сладок, и, говорят, один сорванный украдкой поцелуй стоит дюжины подаренных при свидетелях. К тому же я пока что всего лишь подмастерье и едва ли смогу зарабатывать столько, чтобы семья моя могла жить безбедно. – Говоря так, юноша намеренно умалял свои возможности, он слыл искусным резчиком и, если бы захотел, зарабатывать мог бы весьма прилично.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171