А у нас тут полеводческая бригада, третья.
Между тем дедок был настороже — продолжал свою тему.
— Интересно, а сами вы партизан или уполномоченный по партизанам? — перебивая односельчан, спросил он Чубаря.
— Все вместе — и партизан, и уполномоченный, — ответил, усмехаясь, Чубарь.
— И документы имеешь?
— Есть и документы. А зачем они тебе?
— Да так.
— Он у нас дюже грамотный, — сказал, осклабясь, Егор. — Всем интересуется.
Мужики захохотали.
— Вам лишь бы!.. — осердился старик. — А я хотел спросить, как думает человек. Он же, должно быть, начальник, раз в партизаны пошел. Вот я и хочу спросить. Наши скоро вернутся?
— А ты как думаешь? Дедок пожал плечами.
— Забрал же вон сколько…
— Что забрал, то и отдаст, — веско сказал Чубарь.
— Да это так, — вздохнул старик. — Чужое не свое. Чужое отдай.
— Я ведь тоже толкую мужикам, — снова встрял в разговор Корней, — на нонешний год даже знак господний таков, что все за нас. Война началась в святой день. В году есть один такой день, когда наша православная церковь отмечает память всех святых русской земли. И вот этот день пришелся нынче как раз на двадцать второе июня. Люди, знающие святое писание, говорят, что такое совпадение не случайно. Это не иначе знак милости святых к нам, грешным.
— А ты что, тоже из святых? — внимательно посмотрел па Корнея Чубарь, будто хотел отыскать в его облике какие-то скрытые черты.
— Он у нас когда-то на попа учился, — поспешил подсказать дедок, — да архиерею не приглянулся.
Видимо, про Корнея и архиерея разговор среди шпряевцев начинался уже не в первый раз, и мужики дружно захохотали. Старик между тем разъяснил Чубарь:
— Корней у нас видишь какой? И ростом, и лицом. Что богатырь из сказки. А жена у архиерея тоже писаная красавица. Так архиерей и побоялся держать нашего Корнея близ себя.
Мужики снова захохотали, может, даже не задумываясь над тем, бывает ли вообще у архиерея жена.
Сам Корней к этой болтовне относился с крестьянской снисходительностью — только посмеивался, и на лице у него не было и тени обиды, а тем более неудовольствия.
Спустя некоторое время дедок опять спросил Чубаря:
— Где же остальные твои партизаны?
— В лесу.
— Ясно, — кивнул старик, будто наконец уяснил для себя что-то.
— Да, лес теперь домом стал для многих, — философски заметил Корней, которому явно не хотелось, чтоб весь разговор с незнакомым человеком вел Пшекин — так звали в деревне старика. — Только у нас тут… так себе лес. От злого глаза лишь спрятаться за кустом. А ежели вздумает кто поискать кого по-настоящему, то и найти нетрудно будет. Словом, нашего леса хватает только на дрова. А вот туда, под Брянск, там настоящие леса. Потом на Мглин, на Клетню. Тоже дай бог какие леса: Да и сюда, — он показал рукой вдоль деревенской улицы. — Но там уже Белоруссия начинается. Вот как за Ипуть, так и в Белоруссию сразу попадешь.
Чубарь спросил:
— А до Ипути лесов не будет?
— Да, считай, наш последний. До Ипути уже одно поле пойдет.
Пока происходил весь этот разговор, петропольский единоличник незаметно, по крайней мере для Чубаря, сел на своего коня и, втянув голову в плечи, потрусил в лес по той дороге, откуда приехал в деревню Чубарь. Из Ширяевки в ту сторону она вела одна. Деревня стояла, видимо, на отшибе от района, прикрытая с северо-востока хвойным лесом. Точнее говоря, даже больше, чем только с северо-востока, ибо въезд в деревню и выезд из нее шли по лесу. Но леса этого хватало только на то, чтобы выпустить из объятий дорогу через деревню и проглотить ее на другом конце. Линия так называемого среза проходила как раз по южной окраине деревни. Удивительно, но в самой Ширяевке и по обе стороны от нее все делалось будто по строгим правилам геометрии. Особенно этому отвечали выкорчеванный поперек неполного прямоугольника лес, где уютно, точно закладка какая, разместилась деревня, и ровная, как по линейке проложенная, улица, к слову сказать, единственная здесь. Хаты — самой нехитрой крестьянской архитектуры — стояли на одинаковом расстоянии между собой и почти все без исключения были крыты гонтом. Над чьей-то крышей посреди деревни торчала журавлем радиоантенна — довольно редкая пока примета двадцатого столетия. Строилась Ширяевка не сразу, во всяком случае, не за год и не за два, так как в этом конце было несколько совсем иных дворов, может, позапрошлогодних, на которых еще не успели почернеть бревна, но даже постороннему глазу было видно, что принадлежала она к тем поселениям, которые основывались уже если не при колхозном строе, то незадолго до начала коллективизации.
С того момента, как Чубарь приехал в Ширяевку, прошло не более получаса.
Солнце заметно поднялось над лесом. На востоке дождевых туч не было. Зато с западной стороны небо еще будто клубилось. А ветер то и дело сносил всклокоченные тучи на южную сторону, словно и впрямь не давал снова заслонить солнце.
— Как же теперь будет? — спросил Корней Чубаря.
— Что — как?
— Ну, раз руководителей наших нет… Мы так понимаем, что без председателя сельсовета или же председателя колхоза и решать нечего.
— Как-нибудь обойдемся без них, — улыбнулся Чубарь. — Тем более что вашу Ширяевку стороной не объедешь. К тому же знакомые… — И, чтобы не оставлять крестьян, особенно старика Пшекина, который уже, наверное, снова изнывал от любопытства, в неведении, объяснил полушутя: — Мы ведь с Егором вашим давние знакомые!
— Как же, виделись вчера, — подтвердил Егор и, будто оправдываясь, добавил: — Когда искал телку.
— Вот и я подумал, спрошу, где тут Егорова хата…
— А что там, в хате, делать теперь? — пожал плечами Егор и даже не посмотрел на Чубаря.
— Как что? — укоризненно покачал головой старик Пшекнн. — Ясное дело, встретить человека надо, угостить. А то, может, у него еще и крошки во рту не было сегодня.
— Ты прав, дед, — признался Чубарь, но не потому только, что был голоден, хотелось также посмотреть, что будет дальше из этого разговора. — Живот давно подвело.
— Вот, слышишь, Егор?
— Если ты такой скорый да богатый, то и угощай, — бросил старику недовольный Егор. — Я тебе не запрещаю.
— Сам же слышал, человек к тебе хочет. Знакомый.
— Такой, как и твой. А мне за стол сажать его не к чему. Телку вон…
— Ты из-за телки теперь!..
— А Егор обычно дружит до первого страха, — поддел Корней.
— Ну, а ты до которого? — скосил глаза в Корнееву сторону Егор.
Чубарь, неловко улыбаясь, сказал:
— Что ж, дед, придется напроситься к тебе в гости, раз Егор отказывает.
— Ко мне? — будто удивился старик и, скрывая свою растерянность, вдруг начал сильно и долго чесать пятерней под картузом голову.
Тогда Чубарь обвел взглядом остальных примолкших мужиков. Те стыдливо опустили глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Между тем дедок был настороже — продолжал свою тему.
— Интересно, а сами вы партизан или уполномоченный по партизанам? — перебивая односельчан, спросил он Чубаря.
— Все вместе — и партизан, и уполномоченный, — ответил, усмехаясь, Чубарь.
— И документы имеешь?
— Есть и документы. А зачем они тебе?
— Да так.
— Он у нас дюже грамотный, — сказал, осклабясь, Егор. — Всем интересуется.
Мужики захохотали.
— Вам лишь бы!.. — осердился старик. — А я хотел спросить, как думает человек. Он же, должно быть, начальник, раз в партизаны пошел. Вот я и хочу спросить. Наши скоро вернутся?
— А ты как думаешь? Дедок пожал плечами.
— Забрал же вон сколько…
— Что забрал, то и отдаст, — веско сказал Чубарь.
— Да это так, — вздохнул старик. — Чужое не свое. Чужое отдай.
— Я ведь тоже толкую мужикам, — снова встрял в разговор Корней, — на нонешний год даже знак господний таков, что все за нас. Война началась в святой день. В году есть один такой день, когда наша православная церковь отмечает память всех святых русской земли. И вот этот день пришелся нынче как раз на двадцать второе июня. Люди, знающие святое писание, говорят, что такое совпадение не случайно. Это не иначе знак милости святых к нам, грешным.
— А ты что, тоже из святых? — внимательно посмотрел па Корнея Чубарь, будто хотел отыскать в его облике какие-то скрытые черты.
— Он у нас когда-то на попа учился, — поспешил подсказать дедок, — да архиерею не приглянулся.
Видимо, про Корнея и архиерея разговор среди шпряевцев начинался уже не в первый раз, и мужики дружно захохотали. Старик между тем разъяснил Чубарь:
— Корней у нас видишь какой? И ростом, и лицом. Что богатырь из сказки. А жена у архиерея тоже писаная красавица. Так архиерей и побоялся держать нашего Корнея близ себя.
Мужики снова захохотали, может, даже не задумываясь над тем, бывает ли вообще у архиерея жена.
Сам Корней к этой болтовне относился с крестьянской снисходительностью — только посмеивался, и на лице у него не было и тени обиды, а тем более неудовольствия.
Спустя некоторое время дедок опять спросил Чубаря:
— Где же остальные твои партизаны?
— В лесу.
— Ясно, — кивнул старик, будто наконец уяснил для себя что-то.
— Да, лес теперь домом стал для многих, — философски заметил Корней, которому явно не хотелось, чтоб весь разговор с незнакомым человеком вел Пшекин — так звали в деревне старика. — Только у нас тут… так себе лес. От злого глаза лишь спрятаться за кустом. А ежели вздумает кто поискать кого по-настоящему, то и найти нетрудно будет. Словом, нашего леса хватает только на дрова. А вот туда, под Брянск, там настоящие леса. Потом на Мглин, на Клетню. Тоже дай бог какие леса: Да и сюда, — он показал рукой вдоль деревенской улицы. — Но там уже Белоруссия начинается. Вот как за Ипуть, так и в Белоруссию сразу попадешь.
Чубарь спросил:
— А до Ипути лесов не будет?
— Да, считай, наш последний. До Ипути уже одно поле пойдет.
Пока происходил весь этот разговор, петропольский единоличник незаметно, по крайней мере для Чубаря, сел на своего коня и, втянув голову в плечи, потрусил в лес по той дороге, откуда приехал в деревню Чубарь. Из Ширяевки в ту сторону она вела одна. Деревня стояла, видимо, на отшибе от района, прикрытая с северо-востока хвойным лесом. Точнее говоря, даже больше, чем только с северо-востока, ибо въезд в деревню и выезд из нее шли по лесу. Но леса этого хватало только на то, чтобы выпустить из объятий дорогу через деревню и проглотить ее на другом конце. Линия так называемого среза проходила как раз по южной окраине деревни. Удивительно, но в самой Ширяевке и по обе стороны от нее все делалось будто по строгим правилам геометрии. Особенно этому отвечали выкорчеванный поперек неполного прямоугольника лес, где уютно, точно закладка какая, разместилась деревня, и ровная, как по линейке проложенная, улица, к слову сказать, единственная здесь. Хаты — самой нехитрой крестьянской архитектуры — стояли на одинаковом расстоянии между собой и почти все без исключения были крыты гонтом. Над чьей-то крышей посреди деревни торчала журавлем радиоантенна — довольно редкая пока примета двадцатого столетия. Строилась Ширяевка не сразу, во всяком случае, не за год и не за два, так как в этом конце было несколько совсем иных дворов, может, позапрошлогодних, на которых еще не успели почернеть бревна, но даже постороннему глазу было видно, что принадлежала она к тем поселениям, которые основывались уже если не при колхозном строе, то незадолго до начала коллективизации.
С того момента, как Чубарь приехал в Ширяевку, прошло не более получаса.
Солнце заметно поднялось над лесом. На востоке дождевых туч не было. Зато с западной стороны небо еще будто клубилось. А ветер то и дело сносил всклокоченные тучи на южную сторону, словно и впрямь не давал снова заслонить солнце.
— Как же теперь будет? — спросил Корней Чубаря.
— Что — как?
— Ну, раз руководителей наших нет… Мы так понимаем, что без председателя сельсовета или же председателя колхоза и решать нечего.
— Как-нибудь обойдемся без них, — улыбнулся Чубарь. — Тем более что вашу Ширяевку стороной не объедешь. К тому же знакомые… — И, чтобы не оставлять крестьян, особенно старика Пшекина, который уже, наверное, снова изнывал от любопытства, в неведении, объяснил полушутя: — Мы ведь с Егором вашим давние знакомые!
— Как же, виделись вчера, — подтвердил Егор и, будто оправдываясь, добавил: — Когда искал телку.
— Вот и я подумал, спрошу, где тут Егорова хата…
— А что там, в хате, делать теперь? — пожал плечами Егор и даже не посмотрел на Чубаря.
— Как что? — укоризненно покачал головой старик Пшекнн. — Ясное дело, встретить человека надо, угостить. А то, может, у него еще и крошки во рту не было сегодня.
— Ты прав, дед, — признался Чубарь, но не потому только, что был голоден, хотелось также посмотреть, что будет дальше из этого разговора. — Живот давно подвело.
— Вот, слышишь, Егор?
— Если ты такой скорый да богатый, то и угощай, — бросил старику недовольный Егор. — Я тебе не запрещаю.
— Сам же слышал, человек к тебе хочет. Знакомый.
— Такой, как и твой. А мне за стол сажать его не к чему. Телку вон…
— Ты из-за телки теперь!..
— А Егор обычно дружит до первого страха, — поддел Корней.
— Ну, а ты до которого? — скосил глаза в Корнееву сторону Егор.
Чубарь, неловко улыбаясь, сказал:
— Что ж, дед, придется напроситься к тебе в гости, раз Егор отказывает.
— Ко мне? — будто удивился старик и, скрывая свою растерянность, вдруг начал сильно и долго чесать пятерней под картузом голову.
Тогда Чубарь обвел взглядом остальных примолкших мужиков. Те стыдливо опустили глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86