Закончилась обойма. Затвор отошёл в заднее крайнее положение. Я вставляю новую. Спускаю с затворной задержки, затвор идёт вперёд, досылая патрон в патронник. Чувствую, как его матовое, чуть жирное тело входит в воронёное нутро патронника, ясно вижу, как конец тупой пули направлен в канал ствола, нажимаю на спусковой крючок. Все — Гусейнов убит! Я поворачиваюсь к жене. А её нет! Пока я воевал с Гусейновым, она пропала. Она исчезла вместе с моим ребёнком! Я один! Я снова один
Я просыпался за ночь несколько раз. Вставал, чтобы не разбудить Витьку выходил в коридор курить. Переворачивал мокрую подушку, снова засыпал. И сон повторялся. Я так надеялся, что после смерти Гусейнова увижу свою жену и младенца. Не увидел. Сетка на кровати прогибалась, и спать на животе было тяжело. Я стащил свою постель на пол и лёг.
Были какие-то другие кошмары, связанные с военной тематикой. Мы с Витькой дрались с кем-то, отстреливались, сходились в рукопашной, и всегда побеждали противника. Пару раз даже мелькала ненавистная харя Модаева, в которую мы всаживали по магазину из своих автоматов.
Только во сне мы были свободными. Только в своих мыслях мы были свободными. Только в наших головах оставалась свобода.
Глава одиннадцатая
— 38 -
При каждом моем выходе в коридор охранник, который не спал, а читал книгу, поднимал голову и подвигал к себе снятый с предохранителя автомат, лежавший рядом. Я успокаивал его. Но пока я был в коридоре, он неотрывно следил за мной.
Я подморгнул ему:
— Не спится?
— Нэт.
— Мне тоже. Спина болит.
Он отвёл глаза.
Я снова ложился, впадал в полузабытьё, ворочаться не мог. Спина болела. Но надо отдать должное палачам-охранникам, кости были целы.
Последующие несколько дней мы валялись, кормёжку нам устроили великолепную, не трогали. Приходил командир первой роты, спрашивал, как бороться c танками, — начальник штаба ничего вразумительного ему не сказал. Мы отшутились, предложив таскать с собой противотанковые ежи. Тот ушёл озадаченный. Судя по его реакции, он принял нас за идиотов. Потом охрана сообщила, что он говорил всему лагерю, что гяуры после порки стали сумасшедшими.
Несколько раз приходил комбат. Расспрашивал, как проводить батальонные учения.
Швы сняли, после этого мы ещё четыре дня корчили из себя больных. Прошло шестнадцать дней после нашей экзекуции, прежде чем мы снова начали проводить занятия. За это время ни Модаева, ни муллы у нас не было.
Зато узнали, что когда мы болели, комбат с Серёгой проводили учения: вторая рота заблудилась, комбат разбил вдрызг свой «УАЗик». Потому что был смертельно пьян и сам сел за руль. Нуриев отделался лишь ссадинами и ушибами. Жировая подушка спасла, — пьяницам и дуракам везёт в этой жизни.
Во время боевого слаживания батальона погибло ещё четыре ополченца. Не было в новоиспечённой армии холостых патронов, зато много было боевых.
Слухи с районов боевых действий шли тревожные. Были большие потери с обеих сторон. Участились случаи дезертирства. Многие уходили с оружием. Из нашего батальона ушли в увольнение трое. Ушли и не вернулись У Гусейнова был целый взвод бойцов, которые занимались отловом дезертиров. Но видимо работы было так много, что не успевали они колесить по всему Азербайджану, отлавливая беглецов — уклонистов. Стали привлекать представителей частей, которые ездили по близлежащим сёлам в поисках своих же братьев по оружию.
По ночам мне часто снился один и тот же сон. Стоит моя Ирка на зеленом лугу, цветов много вокруг, трава зелёная — по колено. Волосы нежно колышет ветерок. Я что-то спрашиваю, а она стоит и молчит. Просто молчит. Ни слова не могу от неё добиться. И так уже несколько дней подряд.
В очередное утро нас разбудил Ахмед:
— Господа, офицеры, вставайте, вас комбат к себе требует.
— Обойдётся. Требует. Ему надо — пусть сам и приходит. Позавтракаем и придём. — недовольно ворчал я.
— Господа офицеры, господа офицеры! — вклинился Виктор в моё брюзжание, — как палками пороть, так босяки, а как к комбату — господа офицеры!
— Я приготовлю завтрак, но будем кушать вместе с нами. Есть разговор.
— Хорошо. Дай поспать, — я отвернулся от него, давая понять, что больше разговаривать не собираюсь.
— Ну что, Олег, ещё поспим?
— Не получится.
Я рассказал ему сон, который меня преследует последнее время.
— Это, брат, тебе свобода снится, — констатировал Витя.
— С чего бы это?
— Луг, небо голубое, травушка-муравушка зелёненькая и прочее, прочее. Жена молодая тоже, как символ свободы.
— Психолог хренов. Фрейда начитался?
— Там кусочек, здесь отрывочек…
— А тебе что снится? Бабы, небось?
— А что молодому, холостому ещё может сниться? Бабы, водка, пьянки, гулянки. Тебе, женатику, этого не понять!
— Женишься, забудешь про все это.
— Да я бы хоть сейчас, но не хочет она.
— Ты про кого?
— Про Аиду.
— А-а-а! Дохлый вариант. Тут тебе, Витя, ничего не светит. У женщины горе, когда ещё отойдёт от него, а ты женихаться.
— Я терпеливый, я подожду. Время есть. Тут у них мода пошла: как только мы становимся здоровыми, так они нас калечат, чтобы не убежали. А Аида приезжает и лечит. Так что нам поправиться не дадут толком, снова изуродуют. Приедет Аида, я снова попробую.
— Я смотрю, тебе нравится боль? Извращенец. Ладно, я все думаю, как вырываться будем?
— Хорошо бы через Баку. Но не получится. Выход один — Армения.
— Согласен.
— Что нужно, чтобы попасть в Армению? Попасть на фронт, а оттуда уже и пробираться.
— Прямо как Штирлиц, когда он пробирался домой через Аргентину с Бразилией.
— Ты согласен?
— Готов как пионер. Начинаем готовить людей в полный рост?
— Они готовы, надо только немного изменить штатную расстановку и вперёд. Заре навстречу!
— Там на фронте ары быстро нашим кирдык сделают. Они, опять же, свои, христиане.
— Когда кишки на кулак будут мотать, им будет все равно, кто мы — христиане или мусульмане. Под горячую руку всех могут порубать в капусту. Придётся драться против всех. Эх, надоела мне война!
— Разберёмся, чего раньше времени голову морочить. Приедем — посмотрим. Идём умываться, да послушаем, что наши вертухаи хотят нам сказать.
— В Одессе говорят: «Я имею вам сказать».
— Забавно звучит. Послушаем, что они имеют нам сказать. Надеюсь, что это не будет предложение сексуального свойства.
— Тьфу, дурак, не порти аппетит. Они, вроде, нормальные, психически здоровые мужики.
— И физически тоже. Бока до сих пор болят.
— Утро начинается с сюрпризов. Лучшая новость — отсутствие всяких новостей.
— 39 -
Мы умылись и зашли в комнату к охране. Стол был уже накрыт. Деликатесов не было, но еда была добротная. Не из общей столовой. Домашняя еда. Она и пахла по особенному.
— Что, народ, рейд по продразвёрстке был удачный, или бакшиш принесли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Я просыпался за ночь несколько раз. Вставал, чтобы не разбудить Витьку выходил в коридор курить. Переворачивал мокрую подушку, снова засыпал. И сон повторялся. Я так надеялся, что после смерти Гусейнова увижу свою жену и младенца. Не увидел. Сетка на кровати прогибалась, и спать на животе было тяжело. Я стащил свою постель на пол и лёг.
Были какие-то другие кошмары, связанные с военной тематикой. Мы с Витькой дрались с кем-то, отстреливались, сходились в рукопашной, и всегда побеждали противника. Пару раз даже мелькала ненавистная харя Модаева, в которую мы всаживали по магазину из своих автоматов.
Только во сне мы были свободными. Только в своих мыслях мы были свободными. Только в наших головах оставалась свобода.
Глава одиннадцатая
— 38 -
При каждом моем выходе в коридор охранник, который не спал, а читал книгу, поднимал голову и подвигал к себе снятый с предохранителя автомат, лежавший рядом. Я успокаивал его. Но пока я был в коридоре, он неотрывно следил за мной.
Я подморгнул ему:
— Не спится?
— Нэт.
— Мне тоже. Спина болит.
Он отвёл глаза.
Я снова ложился, впадал в полузабытьё, ворочаться не мог. Спина болела. Но надо отдать должное палачам-охранникам, кости были целы.
Последующие несколько дней мы валялись, кормёжку нам устроили великолепную, не трогали. Приходил командир первой роты, спрашивал, как бороться c танками, — начальник штаба ничего вразумительного ему не сказал. Мы отшутились, предложив таскать с собой противотанковые ежи. Тот ушёл озадаченный. Судя по его реакции, он принял нас за идиотов. Потом охрана сообщила, что он говорил всему лагерю, что гяуры после порки стали сумасшедшими.
Несколько раз приходил комбат. Расспрашивал, как проводить батальонные учения.
Швы сняли, после этого мы ещё четыре дня корчили из себя больных. Прошло шестнадцать дней после нашей экзекуции, прежде чем мы снова начали проводить занятия. За это время ни Модаева, ни муллы у нас не было.
Зато узнали, что когда мы болели, комбат с Серёгой проводили учения: вторая рота заблудилась, комбат разбил вдрызг свой «УАЗик». Потому что был смертельно пьян и сам сел за руль. Нуриев отделался лишь ссадинами и ушибами. Жировая подушка спасла, — пьяницам и дуракам везёт в этой жизни.
Во время боевого слаживания батальона погибло ещё четыре ополченца. Не было в новоиспечённой армии холостых патронов, зато много было боевых.
Слухи с районов боевых действий шли тревожные. Были большие потери с обеих сторон. Участились случаи дезертирства. Многие уходили с оружием. Из нашего батальона ушли в увольнение трое. Ушли и не вернулись У Гусейнова был целый взвод бойцов, которые занимались отловом дезертиров. Но видимо работы было так много, что не успевали они колесить по всему Азербайджану, отлавливая беглецов — уклонистов. Стали привлекать представителей частей, которые ездили по близлежащим сёлам в поисках своих же братьев по оружию.
По ночам мне часто снился один и тот же сон. Стоит моя Ирка на зеленом лугу, цветов много вокруг, трава зелёная — по колено. Волосы нежно колышет ветерок. Я что-то спрашиваю, а она стоит и молчит. Просто молчит. Ни слова не могу от неё добиться. И так уже несколько дней подряд.
В очередное утро нас разбудил Ахмед:
— Господа, офицеры, вставайте, вас комбат к себе требует.
— Обойдётся. Требует. Ему надо — пусть сам и приходит. Позавтракаем и придём. — недовольно ворчал я.
— Господа офицеры, господа офицеры! — вклинился Виктор в моё брюзжание, — как палками пороть, так босяки, а как к комбату — господа офицеры!
— Я приготовлю завтрак, но будем кушать вместе с нами. Есть разговор.
— Хорошо. Дай поспать, — я отвернулся от него, давая понять, что больше разговаривать не собираюсь.
— Ну что, Олег, ещё поспим?
— Не получится.
Я рассказал ему сон, который меня преследует последнее время.
— Это, брат, тебе свобода снится, — констатировал Витя.
— С чего бы это?
— Луг, небо голубое, травушка-муравушка зелёненькая и прочее, прочее. Жена молодая тоже, как символ свободы.
— Психолог хренов. Фрейда начитался?
— Там кусочек, здесь отрывочек…
— А тебе что снится? Бабы, небось?
— А что молодому, холостому ещё может сниться? Бабы, водка, пьянки, гулянки. Тебе, женатику, этого не понять!
— Женишься, забудешь про все это.
— Да я бы хоть сейчас, но не хочет она.
— Ты про кого?
— Про Аиду.
— А-а-а! Дохлый вариант. Тут тебе, Витя, ничего не светит. У женщины горе, когда ещё отойдёт от него, а ты женихаться.
— Я терпеливый, я подожду. Время есть. Тут у них мода пошла: как только мы становимся здоровыми, так они нас калечат, чтобы не убежали. А Аида приезжает и лечит. Так что нам поправиться не дадут толком, снова изуродуют. Приедет Аида, я снова попробую.
— Я смотрю, тебе нравится боль? Извращенец. Ладно, я все думаю, как вырываться будем?
— Хорошо бы через Баку. Но не получится. Выход один — Армения.
— Согласен.
— Что нужно, чтобы попасть в Армению? Попасть на фронт, а оттуда уже и пробираться.
— Прямо как Штирлиц, когда он пробирался домой через Аргентину с Бразилией.
— Ты согласен?
— Готов как пионер. Начинаем готовить людей в полный рост?
— Они готовы, надо только немного изменить штатную расстановку и вперёд. Заре навстречу!
— Там на фронте ары быстро нашим кирдык сделают. Они, опять же, свои, христиане.
— Когда кишки на кулак будут мотать, им будет все равно, кто мы — христиане или мусульмане. Под горячую руку всех могут порубать в капусту. Придётся драться против всех. Эх, надоела мне война!
— Разберёмся, чего раньше времени голову морочить. Приедем — посмотрим. Идём умываться, да послушаем, что наши вертухаи хотят нам сказать.
— В Одессе говорят: «Я имею вам сказать».
— Забавно звучит. Послушаем, что они имеют нам сказать. Надеюсь, что это не будет предложение сексуального свойства.
— Тьфу, дурак, не порти аппетит. Они, вроде, нормальные, психически здоровые мужики.
— И физически тоже. Бока до сих пор болят.
— Утро начинается с сюрпризов. Лучшая новость — отсутствие всяких новостей.
— 39 -
Мы умылись и зашли в комнату к охране. Стол был уже накрыт. Деликатесов не было, но еда была добротная. Не из общей столовой. Домашняя еда. Она и пахла по особенному.
— Что, народ, рейд по продразвёрстке был удачный, или бакшиш принесли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72