Впрочем, кому и знать твою душу, если не жене и священнику...
— Беспокоишься перед дорогой? — Он снова поднял свой невозмутимый взгляд.
— Я и вправду еще не знаю, отец Андрей. Но вы, видимо, правы... Похоже, завтра придет... — я замялся, — приказ. Опять мне в поход.
— Что же мучит тебя?
— Двое товарищей моих уже погибли, а я не знаю, стоило ли наше дело того, чтобы эти люди ушли из жизни.
Отец Андрей прошел в глубину храма и вернулся, держа небольшую книгу в мягком переплете, листая, сказал:
— Никто не уходит из жизни раньше времени, все мы в Божьей руке. А что касается твоего пути... Вот послушай: «Благоугодим Господу, как воины угождают Царю; ибо, вступивши в это звание, мы подлежим строгому ответу о служении. Убоимся Господа хотя так, как боимся зверей; ибо я видел людей, шедших красть, которые Бога не убоялись, а услышав там лай собак, тотчас возвратились назад, и чего не сделал страх Божий, то успел сделать страх зверей».
Священник смолк. Помолчал и я, удивленный. Я всегда знал, что были в русской армии священники, которые благословляли воинов на ратный подвиг, что заповедь «Не убий» не означает, что не должно человеку защищать свой дом и страну, — все это я чувствовал и понимал, но не знал, что так в Писании сказано про воина, про меня, русского офицера: «...вступивши в это звание, мы подлежим строгому ответу о служении».
— Откуда эти слова, отец Андрей?
— Из наставления монахам, писанного в восьмом веке игуменом Синайской горы, оно называется «Лествица». Человек этот, прежде чем принять сан и написать свое наставление, удалился в пустыню и молчал там сорок лет. Если бы и все мы помолчали и подумали сорок лет или хотя бы сорок дней, прежде чем говорить что-нибудь людям...
— Значит, и с точки зрения Церкви дело воина — служить? То есть — убивать? — Я напрягся, глядя ему в глаза. Не за этим ли разговором пришел я в храм?
— Не прячься за Церковь, Сергей. — Первый раз в жизни меня упрекнули в том, что я прячусь, но возражать я не стал, потому что священник был прав: видно, я захотел получить от него индульгенцию. — Твой путь — это дело твоей веры, никто, кроме Господа, тебе не ответит, праведен ли твой путь. По делам твоим увидишь, кто ты. Я прочитал тебе строки из «Лествицы», чтобы ты сам, внутри себя прислушался к своей вере.
И я ушел из опустевшего храма, наполнившись чем-то вроде молитвы: «Вразуми меня, Господи. И если судьба моя быть псом Твоим, то укажи мне воров, которые не устрашились имени Твоего, чтобы я остановил их...»
Глава пятая. Газават
Старший Дудчик возвращался к привычной рутине службы в Главном штабе РВСН в Москве. Сделав решительный шаг, он на время успокоился, и даже сыновья генерала Сытина, даже покровительственный тон Петра Иосифовича, купившего его за триста долларов и путевку в Сочи, — даже они теперь не столь тревожили его ненависть.
Он понемногу копировал свежую информацию, но делал это, скорее, по привычке и врожденной добросовестности в работе. От брата сведений пока не поступало.
Дискета стоимостью в миллиард долларов хранилась в надежном тайнике. Племянница подружилась с дочерью, и вместе они наполняли непривычным гамом и беспорядком ухоженную квартиру Виталия Дудчика.
Полковник с явной скукой на лице читал свежий номер газеты «Сегодня», купленный по дороге на службу, где рьяные газетчики расписывали перипетии очередной гангстерской войны с расстрелом машин и взрывом ремонтного цеха автосервиса.
Полковника ракетных войск не впечатляло число убитых, поскольку оружие, которым он ежедневно профессионально занимался, было способно уничтожить в одни сутки всех гангстеров Москвы и Чикаго. Не остановил его внимания и тот факт, что погибшие накануне гибели встречались с тремя таджикскими авторитетами, — это позволяло газетчикам предположить связь спицынской группировки с международной наркомафией. Мало ли таджиков на свете? И откуда было знать полковнику Дудчику, что судьба, протянувшись несколькими незримыми нитями между Душанбе и Москвой, готовилась намертво замотать его в тугую и липкую паутину, где первыми жертвами оказались эти нелюбопытные ему люди.
* * *
Алексей Дудчик, в свою очередь, находился в совершенно другом настроении. Он метался по душной, комнате гостиницы в Душанбе. Время шло, а вариант все не находился. Хотя, допустим, времени-то как раз прошло совсем немного. Но холодное отношение английского атташе, проявленное им на фуршете у министра, настолько обескуражило Алексея, что он растерялся. Он пробовал уговаривать себя, что такое серьезное предприятие потребует месяцев подготовки, но ему хотелось, чтобы все произошло побыстрее. А главное, хотелось хоть какой-то определенности.
Тем большей была радость Алексея, когда, подняв трубку, он услышал английское:
— Good day, Alex.
— Добрый день, — ответил младший Дудчик, у которого сразу отлегло от души. — Чему обязан?
— Я слышал, что вы отправляетесь на заставу.
— Вас правильно информировали. Прилетела съемочная группа с ОРТ, будут делать репортаж. Мы полетим по нескольким заставам, в том числе высокогорным. Дня на три-четыре. Потом они отправятся в Узбекистан.
— У них будет свой вертолет?
— Да, организация не из бедных.
— А в их вертолете найдется место для одного англичанина и гуманитарной помощи?
У меня есть лекарства для ваших пограничников, килограммов сорок — пятьдесят.
— Я думаю, телевизионщики с радостью возьмут вас с собой. Я сейчас перезвоню сначала им, а потом вам, господин Янг.
— Буду вам очень благодарен. А когда планируется вылет?
— Завтра в четыре утра.
— Всего доброго, Алексей. Жду вашего подтверждения. Да, и не забудьте вашу заявку.
«Учись, мальчишка, как дела делаются, — сказал себе Алексей. — Сбил с меня спесь, а через день-другой спокойно позвонил и предложил вариант, совершенно безопасный для себя. Попробуй спрячь группу захвата ФСБ в вертолете или на горной заставе».
Алексей, не в силах сдержать волнение, набрал сгоряча московский номер брата.
Ответила невестка, охала, сочувствовала, совсем не думая о том, что за международный разговор придется платить отнюдь не богатому офицеру, служащему в Таджикистане. Впрочем, спишу на служебные нужды, подумал Алексей и попросил к телефону дочку. Дочка весело защебетала в трубку о том, что в Москве совсем не так жарко, она даже кофточку надевает на улицу. Все детки во дворе русские, только один негритенок, а скоро она пойдет в ту же самую школу, что и сестричка.
Алексей совсем растаял, пообещал при первой возможности прилететь на побывку, а в заключение попросил передать дяде Виталику, что ловил крупную рыбу, можешь развести руками и показать: во-от такую. А у дяди Леши жена в роддоме, может, мальчика родит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82