..
Боголь. А нам с Софьей податься некуда...Но ничего не поделаешь, сами себе такую жизнь построили и будем хлебать до конца (ссутулив плечи, уходи в сторону своей палатки)...
Людмила. Я останусь с вами, Софочка... Мне тоже податься некуда...
Борис Наумович. (Смотрит на Людмилу) Как это некуда? Я без твоих блюд зачахну, так что готовься сменить широту на более южную...
Людмила вытирает платком глаза, отходит озадаченная в сторону. Звучит музыка...
Борис Наумович. Света, глянь, кто к нам идет...
Появляется Попкинс -- одет с иголочки, высок, молод, но на лице печать озабоченности...На плече сумка...
Попкинс. (С акцентом) Здравствуйте, я пришел вам сказать, что не согласен с решением Думы. Это нарушение прав человека и вызов мировому общественному мнению... А где можно найти Светлану?
Светлана. Я здесь, Айвар, (подходит к нему и протягивает руку). Что же нам теперь делать?
Попкинс. Надо бороться. Если все спускать радикалам, можно распрощаться с нашей юной демократией, которая у нас и так хромает на обе ноги...Можете располагать мною по своему усмотрению. Сегодня я подал прошение об отставке ввиду отмены решения о предоставлении погорельцам, то есть вам, полагающегося жилья вне очереди... И незамедлительно объявляю голодовку... Вот только немного перекушу (озирается). Где тут у вас стол? (Подходит к столу и выкладывает из сумки снедь, бутылки вина и пива). Давайте все к столу, немного гульнем и -- зубы на полку...
Светлана. Спасибо, Айвар, за моральную поддержку, но мы решили больше не обременять своим присутствием твою славную республику. Мы уезжаем...Правда, не все, остаются двое -- писатель и его больная жена. Я прошу тебя оказать им посильную гуманитарную помощь, у них здесь никого нет и они больны и одиноки...
Попкинс. (Целует руку Светланы) Клянусь, Мильдой*, я сделаю все возможное, чтобы облегчить их участь. Как их фамилия?
Светлана. Боголь... Писатель сам был на баррикадах, хотя я ему не советовала туда соваться...Но он идеалист, верит всяким басням о равенстве и братстве народов...
Попкинс. Нет, он поступил, как сознательный граж... то есть как сознательный миг... но власти к нему, конечно же, отнеслись по-свински... Издержи бархатисто-песенной революции... Когда вы уезжаете?
Светлана. Сразу, как только оформим все документы...Вы благородный человек и мы вас будем помнить...
Попкинс. (В порыве) О, я не нахожу слов! Может, вы еще раз уделите мне время, чтобы посидеть в кафе...
Светлана. Нет, мой друг, расстанемся здесь, на лоне природы. Прощайте, рыцарь без страха и упрека! Каждый человек носит в глубине своего "я" маленькое кладбище, где погребены те, кого он любил... Я вам обязательно выделю на этом кладбище самое солнечное и самое зеленое место и каждую весну буду сажать там незабудки...
Попкинс. Прекрасно! Давайте за это выпьем и приступим к голодовке...Мне не терпится показать ИМ пример стойкости и самопожертвования латышских стрелков...
Картина четвертая.
На переднем плане чемоданы, узлы, целлофановые пакеты... Все готово к отъезду. Слева, в коляске Софья Петровна, рядом -- Боголь, в своей обычной одежде...На переднем плане Роман Иванович -- он складывает из своих картин костер...Трижды он приносит из палатки полотна и бережно укладывает в кучу.
Людмила. (Просяще) Дорогой Роман Иванович, послушайте меня...Умоляю, это минутное затмение и оно скоро пройдет. Перестаньте, вы все равно судьбу не обманите...
Игрунов. Оставь, Люся, нравоучения, я ведь не маленький ребенок...
Людмила. Тем более, этого не надо делать, вы столько потратили на них сил и энергии. И какой энергии! Чистой, возвышенной!
Игрунов. Новую жизнь надо начинать без старого багажа. С нуля. С чистого листа, оставив позади весь хлам (чиркает зажигалкой).
Людмила. (Бегает вокруг картин, не знает, что делать. Кого-то ищет глазами) Света, ты посмотри, что тут вытворяет твой художник! Он своим детям устраивает ауто-дафе...
Светлана. (Появилась из палатки, с небольшим чемоданчиком) Не кричи, Люся, Роман Иванович знает, что делает...
Людмила. Боюсь, не ведает, что творит. Как можно труд жизни -- в огонь! (Обращается к Боголю) Василий Савельевич, хоть вы на него подействуйте. Сейчас случится непоправимое...
Боголь (к Софье Петровне) Софочка, дай сюда мою рукопись...
Софья Петровна. А может, не будешь, может, пошлешь свой роман еще в какое-нибудь издательство...
Боголь. Не уговаривай, мы уже все решили. Дай рукопись и, если не выдерживают нервы, можешь не смотреть (берет рукопись и идет к костру)... Люся, я тебя люблю, но не повинуюсь и более того -- делаю то же самое (бросает рукопись в набирающий силу костер)...
Светлана. Ой, что вы делаете, сумасшедший? (Подбегает и начинает вытаскивать из костра страницы романа). Если мой муж свихнулся, то это совсем не значит, что весь мир должен сходить с ума...И потом, это мы начинаем новую жизнь, а не вы, вы остаетесь здесь...
Боголь. Ради Бога, Света, не отравляй и без того загубленную жизнь! Пусть горит ясным пламенем соцреализм и вместе с ним вся моя постылая жизнь...
Людмила. Где это я? Где мы все, что происходит? Борис Наумович, где вас носят черти, идите спасать произведения искусства и литературы!
Борис Наумович. (Выходя из своей палатки, в руках у него папочка). Что, ты, Люся, тут раскомандовалась? Мы еще с тобой не муж и жена... Вот приедем в Израиль, зарегистрируемся, ты выучишь иврит, вот тогда и будешь... с моего позволения иногда руководить (бросает в огонь папку). К черту юриспруденцию, к черту защитительную речь, которую я хотел произнести в защиту того прыщавого недоноска, который загубил невинные души... Все, моя душа освободилась от дряни и теперь со спокойной совестью мои стопы могут ступить на священную землю предков (подходит к Боголю и жмет ему руку). Поздравляю, Василий Савельевич! Это великий поступок...
Боголь. И я вас, Борис Наумович, поздравляю, и вас, Роман Иванович (пожимают друг другу руки)...
Игрунов. Черти, я даже не предполагал, что вы на это способны (смотрит на костер, поправляет съехавшую раму). Теперь мы гильдия сжигателей, свободных духом и не страшащихся потерь...
Боголь. Знаю одно: все создания смертных обречены на смерть, мы живем среди бренности...
Борис Наумович. Не надо так грустно, Василий Савельевич, жизнь ведь продолжается, хотя раненых не подбираем...
Софья Петровна. (Возле нее -- Светлана и Людмила, успокаивают ее). Девочки, я желаю вам самого... самого...(не сдерживается и плачет (они ее гладят по плечам, по голове, уговаривают... Она сквозь слезы) Борис Наумович, Роман Иванович, подойдите ко мне, я хочу вас благословить (достает откуда-то из пазухи образок Николая Чудотворца, целует его, крестит подошедших Романа Ивановича и Фраерзона)...Пусть ваша дорога будет легка и пряма, чего, к сожалению, у нас с Васильком не получилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Боголь. А нам с Софьей податься некуда...Но ничего не поделаешь, сами себе такую жизнь построили и будем хлебать до конца (ссутулив плечи, уходи в сторону своей палатки)...
Людмила. Я останусь с вами, Софочка... Мне тоже податься некуда...
Борис Наумович. (Смотрит на Людмилу) Как это некуда? Я без твоих блюд зачахну, так что готовься сменить широту на более южную...
Людмила вытирает платком глаза, отходит озадаченная в сторону. Звучит музыка...
Борис Наумович. Света, глянь, кто к нам идет...
Появляется Попкинс -- одет с иголочки, высок, молод, но на лице печать озабоченности...На плече сумка...
Попкинс. (С акцентом) Здравствуйте, я пришел вам сказать, что не согласен с решением Думы. Это нарушение прав человека и вызов мировому общественному мнению... А где можно найти Светлану?
Светлана. Я здесь, Айвар, (подходит к нему и протягивает руку). Что же нам теперь делать?
Попкинс. Надо бороться. Если все спускать радикалам, можно распрощаться с нашей юной демократией, которая у нас и так хромает на обе ноги...Можете располагать мною по своему усмотрению. Сегодня я подал прошение об отставке ввиду отмены решения о предоставлении погорельцам, то есть вам, полагающегося жилья вне очереди... И незамедлительно объявляю голодовку... Вот только немного перекушу (озирается). Где тут у вас стол? (Подходит к столу и выкладывает из сумки снедь, бутылки вина и пива). Давайте все к столу, немного гульнем и -- зубы на полку...
Светлана. Спасибо, Айвар, за моральную поддержку, но мы решили больше не обременять своим присутствием твою славную республику. Мы уезжаем...Правда, не все, остаются двое -- писатель и его больная жена. Я прошу тебя оказать им посильную гуманитарную помощь, у них здесь никого нет и они больны и одиноки...
Попкинс. (Целует руку Светланы) Клянусь, Мильдой*, я сделаю все возможное, чтобы облегчить их участь. Как их фамилия?
Светлана. Боголь... Писатель сам был на баррикадах, хотя я ему не советовала туда соваться...Но он идеалист, верит всяким басням о равенстве и братстве народов...
Попкинс. Нет, он поступил, как сознательный граж... то есть как сознательный миг... но власти к нему, конечно же, отнеслись по-свински... Издержи бархатисто-песенной революции... Когда вы уезжаете?
Светлана. Сразу, как только оформим все документы...Вы благородный человек и мы вас будем помнить...
Попкинс. (В порыве) О, я не нахожу слов! Может, вы еще раз уделите мне время, чтобы посидеть в кафе...
Светлана. Нет, мой друг, расстанемся здесь, на лоне природы. Прощайте, рыцарь без страха и упрека! Каждый человек носит в глубине своего "я" маленькое кладбище, где погребены те, кого он любил... Я вам обязательно выделю на этом кладбище самое солнечное и самое зеленое место и каждую весну буду сажать там незабудки...
Попкинс. Прекрасно! Давайте за это выпьем и приступим к голодовке...Мне не терпится показать ИМ пример стойкости и самопожертвования латышских стрелков...
Картина четвертая.
На переднем плане чемоданы, узлы, целлофановые пакеты... Все готово к отъезду. Слева, в коляске Софья Петровна, рядом -- Боголь, в своей обычной одежде...На переднем плане Роман Иванович -- он складывает из своих картин костер...Трижды он приносит из палатки полотна и бережно укладывает в кучу.
Людмила. (Просяще) Дорогой Роман Иванович, послушайте меня...Умоляю, это минутное затмение и оно скоро пройдет. Перестаньте, вы все равно судьбу не обманите...
Игрунов. Оставь, Люся, нравоучения, я ведь не маленький ребенок...
Людмила. Тем более, этого не надо делать, вы столько потратили на них сил и энергии. И какой энергии! Чистой, возвышенной!
Игрунов. Новую жизнь надо начинать без старого багажа. С нуля. С чистого листа, оставив позади весь хлам (чиркает зажигалкой).
Людмила. (Бегает вокруг картин, не знает, что делать. Кого-то ищет глазами) Света, ты посмотри, что тут вытворяет твой художник! Он своим детям устраивает ауто-дафе...
Светлана. (Появилась из палатки, с небольшим чемоданчиком) Не кричи, Люся, Роман Иванович знает, что делает...
Людмила. Боюсь, не ведает, что творит. Как можно труд жизни -- в огонь! (Обращается к Боголю) Василий Савельевич, хоть вы на него подействуйте. Сейчас случится непоправимое...
Боголь (к Софье Петровне) Софочка, дай сюда мою рукопись...
Софья Петровна. А может, не будешь, может, пошлешь свой роман еще в какое-нибудь издательство...
Боголь. Не уговаривай, мы уже все решили. Дай рукопись и, если не выдерживают нервы, можешь не смотреть (берет рукопись и идет к костру)... Люся, я тебя люблю, но не повинуюсь и более того -- делаю то же самое (бросает рукопись в набирающий силу костер)...
Светлана. Ой, что вы делаете, сумасшедший? (Подбегает и начинает вытаскивать из костра страницы романа). Если мой муж свихнулся, то это совсем не значит, что весь мир должен сходить с ума...И потом, это мы начинаем новую жизнь, а не вы, вы остаетесь здесь...
Боголь. Ради Бога, Света, не отравляй и без того загубленную жизнь! Пусть горит ясным пламенем соцреализм и вместе с ним вся моя постылая жизнь...
Людмила. Где это я? Где мы все, что происходит? Борис Наумович, где вас носят черти, идите спасать произведения искусства и литературы!
Борис Наумович. (Выходя из своей палатки, в руках у него папочка). Что, ты, Люся, тут раскомандовалась? Мы еще с тобой не муж и жена... Вот приедем в Израиль, зарегистрируемся, ты выучишь иврит, вот тогда и будешь... с моего позволения иногда руководить (бросает в огонь папку). К черту юриспруденцию, к черту защитительную речь, которую я хотел произнести в защиту того прыщавого недоноска, который загубил невинные души... Все, моя душа освободилась от дряни и теперь со спокойной совестью мои стопы могут ступить на священную землю предков (подходит к Боголю и жмет ему руку). Поздравляю, Василий Савельевич! Это великий поступок...
Боголь. И я вас, Борис Наумович, поздравляю, и вас, Роман Иванович (пожимают друг другу руки)...
Игрунов. Черти, я даже не предполагал, что вы на это способны (смотрит на костер, поправляет съехавшую раму). Теперь мы гильдия сжигателей, свободных духом и не страшащихся потерь...
Боголь. Знаю одно: все создания смертных обречены на смерть, мы живем среди бренности...
Борис Наумович. Не надо так грустно, Василий Савельевич, жизнь ведь продолжается, хотя раненых не подбираем...
Софья Петровна. (Возле нее -- Светлана и Людмила, успокаивают ее). Девочки, я желаю вам самого... самого...(не сдерживается и плачет (они ее гладят по плечам, по голове, уговаривают... Она сквозь слезы) Борис Наумович, Роман Иванович, подойдите ко мне, я хочу вас благословить (достает откуда-то из пазухи образок Николая Чудотворца, целует его, крестит подошедших Романа Ивановича и Фраерзона)...Пусть ваша дорога будет легка и пряма, чего, к сожалению, у нас с Васильком не получилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21