Почтальона никто ни о чем не спросит. Сомневаюсь даже, чтобы охранники где-либо когда-либо просили их пройти через металлоискатели. Кроме того, в сумки почтальонов права заглядывать никто не имеет — почта ограждена от чьего бы то ни было праздного любопытства.
Глава КЮРЕ смотрел прямо перед собой, но смотрел невидящим взглядом. Он говорил, но обращался не к Римо или Чиуну, скорее, просто размышлял вслух.
— В стране примерно четыреста тысяч почтовых служащих. В некоторых городках почтмейстер является единственным представителем американской администрации. В то же время почтовые отделения есть буквально в каждом населенном пункте. Теоретически у террористов могут быть базы в любой точке страны. В их распоряжении находится федеральный транспорт. Практически на каждой улице стоят линейные ящики для почты — точно такие же, как те, что взорвались. Мерзавцы способны заложить бомбы в любой из них. В опасности все ящики и все здания.
— Так чего же мы ждем? Взять их — и дело с концом!
— Как? — сбросив с себя оцепенение, спросил Смит.
— Разве нельзя их выследить через Интернет?
— Террористы связываются через автоматический анонимный сервер, который пересылает все их сообщения на последний сервер — «Врата рая». Все файлы электронной почты скапливаются там, а вовсе не в тех системах, которые негодяи используют для доступа.
— А что, если определить местоположение «райского» сервера? — спросил Римо.
— Я уже определил. Он установлен около Толедо, штат Огайо. Но вне Толедо мне не удастся проследить, откуда присланы сообщения в «Врата рая».
— Так давайте туда съездим.
— Пусть этим занимается ФБР. Я их уже озадачил. Вы мне нужны для более серьезных дел.
— Укажите нам только конечную цель, а уж мы постараемся! — с жаром воскликнул Римо.
Мастер Синанджу сделал величественный жест чехлом для ногтя.
— О Смит! Одно ваше слово — и кроваво-красные головы террористов покатятся к твоим ногам.
— Без сомнения, именно Ал Ладин вел грузовик со взрывчаткой, предназначенной для уничтожения Главного почтового управления. Ал Ладин подорвал себя и тем самым замел все следы. Ну и люди! Следующим будет кто-то другой.
— Да-а. Знать бы их настоящие имена!
Внезапно раздался очередной сигнал, и Смит подскочил к клавиатуре.
— Опять взялись за старое, — заключил Римо.
Новое сообщение дополняло предыдущее. Глава КЮРЕ быстро пробежал глазами строчки — любая информация теперь имела огромное значение.
— Тут что-то насчет стрельбы в суде Оклахомы, — поморщился Римо.
— Кое-что, возможно, прояснится, — заключил Смит, оторвавшись от экрана.
— Что вы имеете в виду?
— Здесь сообщается, что в Оклахома-Сити стрелял недовольный почтовый служащий.
— Только этого не хватало!
— Они все там с ума посходили, — проговорил Чиун.
— А что, вдруг и вправду всего-навсего еще один рехнувшийся почтовый служащий? — отрывисто произнес глава КЮРЕ, бегая пальцами по клавишам. — Может, инцидент и не связан с событиями в Нью-Йорке.
— Может, и не связан, — согласился Римо.
— Если повезет, предварительные результаты расследования мы найдем в компьютере отделения ФБР в Оклахома-Сити.
— Так быстро?!
— Сейчас все вводят данные в компьютер.
— Кроме нас с тобой, да, папочка?
— У меня нет кучи машин, которые жужжат, как ворчливая жена.
Смит тем временем отчаянно барабанил пальцами по клавиатуре.
— Есть! — хриплым голосом вдруг выдавил он. Римо с Чиуном подбежали к столу.
На экране высвечивались некие данные, вернее, таблица известной формы ФБР. Почти одновременно присутствующие обратили внимание на одну и ту же строку, озаглавленную «Имя подозреваемого».
В строке мерцало знакомое имя: Джозеф Кэмел.
Глава 13
Вероятно, так уж должно было случиться, что Юсефа Гамаля стали называть Абу Гамалином — «Отцом верблюдов».
Уже мальчиком он проявлял силу своего «тезки» — верблюда. Весь его облик напоминал верблюда, курчавые же волосы наводили на мысль о толстой верблюжьей шкуре. Ну и, наконец, нос. По форме — идеальная копия верблюжьей морды.
Огромный такой нос. Именно его замечали в первую очередь, когда сталкивались с Юсефом Гамалей впоследствии Абу Гамалином.
Поэтому неудивительно, что в детстве ребятишки-палестинцы прозвали его «Аль-Махур» — Нос.
— Не такое уж плохое nom de guerre, — успокоил как-то Юсефа отец.
— Воину совсем не подходит, — возразил тот.
— Бывает, дают имена и похуже, — как-то странно отозвался отец. Причем, произнося эту пророческую фразу, он смотрел на Юсефа. «Раз он смотрит на меня, — думал сын, — значит, он видит и мой нос. И никуда не денешься — все равно что смотреть на небо и видеть солнце».
К тому времени Юсефу уже исполнилось тринадцать. И хотя голос у него еще не ломался, на счету мальчика было уже несколько убитых.
Ибо на оккупированных территориях полным ходом шла интифада. Сионистскому образованию наносился один из чувствительнейших ударов.
Сноровка Юсефа в уничтожении израильтян привлекла к нему внимание организации «Хезболлах», по приказу которой он отправился в Ливан. Там, на берегах Нахр-аль-Мавт — реки Смерти — он на протяжении некоторого времени овладевал боевым искусством.
Замечательные были дни, полные кровавой борьбы! В любую секунду Юсеф готов был умереть. Он не страшился смерти. Наоборот, молил Всемилостивейшего Аллаха, чтобы тот ниспослал ему гибель в бою, ибо только тогда перед правоверным открываются врата рая.
Внезапно удача отвернулась от палестинцев. Организация освобождения Палестины продала «Хезболлах» и принялась обниматься с сионистским врагом. Оказалось, что Юсеф по-прежнему жив. Парень, похоже, был разочарован. Теперь он не просто хотел умереть — он страстно желал смерти.
— Смерть за веру автоматически обеспечивает пропуск в рай, — учили Юсефа. — В раю не нужно трудиться, там нет холода, нет боли. Все разгуливают в зеленых шелках и наслаждаются сочными фруктами, плодовые деревья в райских кущах — на каждом шагу, надо только руку протянуть.
— А как насчет женщин? — интересовался парень.
— В раю каждому счастливцу предоставляются семьдесят две девственницы, к которым не прикасался ни один мужчина или джинн. Они называются гурии и полностью принадлежат мученикам.
— Семьдесят две? — переспросил Юсеф, обрадовавшись такой перспективе.
С тех пор прошли годы. Нецелованные гурии по-прежнему ждали Юсефа в раю, а сам он, по-прежнему живой и здоровый, находился в лагере для интернированных ООП. И был здесь не внушающим страх Носом, а всего лишь Юсефом Гамалем, потерявшим надежду.
— Я никогда не смогу станцевать со своими гуриями, — пожаловался он как-то товарищу — борцу за свободу из «Хезболлах». — Потому что сгнию заживо в этом отвратительном месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65